Тайна жёлтой лилии

– Вот тут, конечно, счастье, что тебе поверила именно я, – сказала она. – Многие вообще ни о чём из этого не знают… Горбатость советника Кано – не следствие долгих трудов над папирусами, как думают народ и большинство придворных. Он появился таким на свет. Точно так же горбат с рождения его отец, гончар Тодо, которого я знаю только потому, что ходила с отцом и матерью на тайные совещания с Кано в домишко Тодо и его жены.

В глазах Алефи отразилось понимание:

– Всё ясно! И если бы младенец Аэссы тоже родился кривеньким…

– …То тут уже мой отец, сопоставив одно с другим, докопался бы до истины. Казнил бы он обоих без разговоров – даже если бы он поверил, а я думаю, что поверил бы, что Аэсса была взята силой… зависит это от неё или нет, супруга сына Быка должна блюсти брачное ложе. А ты лучше других знаешь, как относится мой отец к казням, которых сам не желает, но которые при этом необходимы… якобы, – поморщилась она.

– Ужас, – прошептал Алефи. – Какой ужас. Но как ты догадалась, что это был Кано? Неужели ты сразу поняла… про ребёнка?

– Что ты! Просто, когда мы с ним говорили – я его о костяном ноже расспрашивала, – он упомянул, что, дескать, ты не захотел марать свой бронзовый меч.

– И что же навело тебя на подозрения? Он мог просто считать меня убийцей Аэссы, как считали многие…

– Мог. Но вот знать, что твой меч из бронзы, он не мог. Я-то помню, – слабо улыбнулась Руйя, – ты, когда тебя схватили, сказал просто о мече, но не из чего он был сделан. Кано до этого знал о тебе только понаслышке, а так как ты приехал в Кносс совсем недавно, вряд ли все кричат о том, какое там ты носишь оружие – ты же даже не воин, а посланник. Меч мог бы быть медным или костяным.

– Ещё полно ревнителей старых времён, которые до сих пор предпочитают клинки из камня, – добавил Алефи.

– Понимаешь, твоё появление сильно помешало Кано.

– Я просто решил пройти к стойлу и посмотреть на вашего Быка.

– Ну вот, и Кано это спутало все расчёты. Если бы он ушёл незамеченным, убийство Аэссы не удалось бы раскрыть никогда. Наскоро сделанный ножик, никаких следов… А тут пришлось задержаться и драться с тобой. Кано тебя обезоружил, но услышал шаги – мои – и был вынужден бежать. Из-за такой череды неприятных неожиданностей он немного запаниковал и не выбросил твой меч, пока не стало слишком поздно.

– Так где же он его спрятал? – Алефи успел немного почистить лезвие меча, но всё равно тот выглядел так, словно год провалялся на пыльной дороге.

– В стене.

– Что? В дворцовой, что ли? Там почти сплошной камень. Или Кано знает какие-то тайники?

– В стене родительского дома. Тодо и Китта живут бедно – в этом уже Кано не виноват, он много раз предлагал построить им хороший дом, но они не то слишком робкие, не то слишком гордые, я сама не очень понимаю. Стены у них – толстые прутья и глина, да ещё бесчисленные щели. А глины этой и рядом с домом тоже много, Тодо же гончар, и он где-то раз в десять дней готовит себе большой запас. Кано сунул меч в одну из щелей и замазал наскоро глиной, а потом при первой же возможности пошёл к родителям погостить и спрятал меч понадёжнее, но всё там же. Причина простая – о том, кем Тодо и Китта ему приходятся, не знает почти никто, живут они на отшибе, а он всегда следит, чтобы его как можно меньше народу видело и узнавало, когда он их навещает. Поэтому, кстати, он и скрылся так ловко из лабиринта – привычка. Даже если бы твой меч стали искать, никому не пришло бы в голову заняться поисками в шалаше полунищего гончара.

Потрясённый Алефи сидел не шевелясь. Наконец он вымолвил:

– А тебе почему пришло?

– Ну я-то как раз из тех, кто знает, где тайное убежище Кано. Отец часто устраивал там особо секретные советы. Но мы с отцом Кано не подозревали, поэтому он не думал, что кто-то из нас найдёт меч.

– Если бы ты посчитала меня убийцей, никто бы его и не нашёл, – кивнул Алефи.

– Ну да, разве что после смерти Тодо и Китты отыскали бы в развалинах шалаша, но к тому времени, – Руйя вздрогнула, – ты уже был бы давно казнён… Итак, я-то тоже всё окончательно поняла только сегодня с утра, когда сюда зашёл отец сказать о поездке в Фаист.

– А Фаист здесь при чём?

– Отец упомянул, что Кано туда ездил как раз во время предыдущих Игр. Кано действительно никогда любителем зрелищ и праздников не был… Так вот, а Лисса – та торговка фруктами, помнишь – вспоминала, что на прошлых Играх «господин советник» дал ей серебра. Как у меня в голове это сложилось, я и начала понимать. Взяла полную шкатулку драгоценностей и бегом кинулась в город. Когда я стала допрашивать Лиссу, она, бедолага, долго отпиралась, мне уже пришлось кровью и рогами Быка поклясться, что с ней ничего не стрясётся. Кано дал ей мину серебра, чтобы она никому не проболталась, что он приехал из Фаиста раньше времени.

– Какой же он всё-таки оказался гад, – сквозь зубы сказал Алефи. – Как ты думаешь, Маро твоим вычислениям поверит?

– Тодо и Китта уже пришли со мной к отцу и подтвердили, что я нашла у них твой меч. Больше, в общем-то, ничего и не требовалось бы – как ещё этот меч мог к ним попасть, если только его не притащил Кано? Свидетельство Лоссо будет только дополнительным доказательством насилия над царицей.

– Тогда зачем нужно было с такой срочностью вызывать его из Мальи?

– Я же до последнего боялась, что что-то сорвётся и Лоссо останется последней надеждой. Кано мог пойти на отчаянный шаг и выбросить меч ночью в какой-нибудь колодец. Тодо и Китта могли отказаться свидетельствовать!

– Несчастные старики, – покачал головой Алефи. – Он их единственный сын?

– Единственный, – печально подтвердила Руйя. – Они ещё так им гордились. В каком они сейчас состоянии – мне страшно и вспомнить.

– И почему этот Кано так возненавидел белый свет? Первый человек после царя, родители любят, серебро рекой течёт… Его уже схватили, допросили?

– Он сейчас в одной из соседних деревень по делу – что-то связанное с этим Фаистом, – Руйя невесело усмехнулась. – Вернуться должен после полудня.

Она измученно опустила голову на руки. Да, оставалось совсем немножко до суда над настоящим виновником беды и освобождения Алефи, но сейчас у Руйи не осталось сил даже улыбнуться.

========== Глава 11. Признания ==========

Весть о том, что первый советник царя оказался убийцей царицы, разнеслась по всему острову как ветер. О настоящих причинах убийства, конечно же, знали только несколько человек – Руйя с отцом, Алефи, Лоссо, Тодо и Китта; даже Улато, по общему согласию, решили не выдавать тайны. Подданным Маро кратко объявил, что Кано давно мечтал тайком о царском троне и из-за этого в конце концов обезумел.

Сам Кано, когда его схватили сразу же по возвращении во дворец, вопреки опасениям Руйи, немедленно сознался во всём. Судя по всему, ему стало легче, когда открылась вся правда – его отчаяние после убийства, которое замечала всё это время Руйя, было непритворным, запоздалое раскаяние терзало его днём и ночью.

Он цеплялся за свою власть как за то, ради чего он пошёл на убийство, и потому удерживал себя от того, чтобы пойти к царю и признать свою вину самому, но и государственные дела утешения не приносили – тем более, что в глубине души он понимал, что началом всего стало его же насилие над Аэссой, даже если пытался убедить себя, что это не так.

Руйя думала, что у Кано помутился разум из-за его уродства (хотя, с другой стороны, столь же горбатый Тодо был добрейшим и безобиднейшим созданием на свете), но сам Кано сказал, что дело было вовсе не в этом. Просто он в один прекрасный день начал понимать, что извёл жизнь на тайные совещания, переговоры и посольства, оставаясь при этом незамеченным, нелюбимым и одиноким (с родителями, по его словам, ему давно уже было не о чем говорить), и стал всё больше завидовать Маро – но не царскому трону как таковому, а тому, что у Маро есть семья, есть народная любовь и слава.

Когда Руйя его выслушала, она сочла всё это горячечным бредом – ещё большим бредом, чем то объяснение событий, что было дано народу. Однако Кано настаивал, что именно такие размышления и привели через сколько-то лет к той яростной злобе, с которой он зажал Аэссе рот тем злосчастным вечером после Игр в одном из закоулков лабиринта.