Гугара

Слава зыркнул на него враждебно.

– Разве у вас больше?

– Больше, – стоял на своем парень.

– Ага, на две шишки, – загоготал Алик. – Маменькин сынок, домой мальчику захотелось.

– А что такого? Если у нас уже мешок полон, что тогда…?

– Хочешь домой – иди, – бросил Никита. – Если дорогу найдешь.

Максим слегка спал с лица.

– Золотые слова, – заметил я.

Никита посмотрел на меня с издевательской усмешкой и стал дуть в кулачки, как это люди делают на морозе.

– А мы что, так и будем сидеть? – спросил он.

Дождь понемногу утихал, свет, освобожденный от тяжелых туч, упал на сумрак, словно занавес, расшитый дрожащими каплями. Каждый уголок наполнился движением, все тени зашевелились. Листва жадно потянулась к солнцу, хоть и знала, что всё напрасно, что тучи всё равно затянут небо и с севера налетит такой ветер, что, даже став ледяным, солнце того и гляди сможет поджечь всё, чего коснется.

– Они и так всегда приходят во сне, – сказала Татьяна, заталкивая бычок в пластиковую бутылку. Задумалась и пригладила непослушные прядки, выбившиеся из хвоста. – Знаешь, они никогда наяву не показываются. Ты можешь их увидеть только во сне.

– Здесь оставляют знаки, – добавил отсутствовавший до сих пор Дмитрий, – или превращаются в зверей.

Он уже успел после еды удобно усесться на вытертой шкуре, коих в чуме было три, и одну из которых (ею каждый день пользовался Максим) предложили мне. Это вроде как если бы в доме было три стула и самый молодой член семьи был бы обречен отдавать свой гостю. Татьяна надела огромные очки и достала старый кроссворд. Безмолвно шевелила губами, читая очередной пункт для разгадки, и морщила лоб.

– А как они выглядят? – спросил я.

– По-разному, – ответил Дмитрий. – Они почти такие же, как и мы, только выглядят непривычно, а иногда даже страшно. Могут тебя насквозь увидеть, всё о тебе узнать.

– Как?

– В снах расспросят.

– А если я им ничего не расскажу?

– Влезут тебе в нутро, вынут всё, что ты скрываешь, и хорошо, если кишки тебе оставят. Они всё знают.

Я не заметил, как Максим снова куда-то вышел, наверное, к Муктам пошел. Я ощутил на себе что-то вроде поглаживания, секунду спустя уже не веришь, что это реально было с тобой. Шум дождя нагонял дрему, клонил голову к земле, как мокрые листья лопуха. Какой-то заблудившийся олень зазвонил своим колокольчиком неподалеку.

– Орон гьеркудиеран, – вспомнил я вслух первый урок эвенкийского: «олень ходит».

– Орон гьеркудиеран, – подтвердил Дмитрий.

По каким-то причинам олень решил погулять по стойбищу. Через тонкие брезентовые стенки чума я слышал его мягкую поступь, шелест листьев, которых он касался, хруст веток, которые он задевал копытами и ломал. Убежище, в котором мы до сих пор сидели, огражденные от мира, было не надежнее листка бумаги. Мы слышали даже дыхание оленя, именно в этот момент он спокойно обошел чум и направился в лес, унося с собой все свои звуки. Его шаги были осторожны, затихали, в конце концов, дождь залил и погасил даже звон гугары. Тишина вернулась на свое место.

– Эээ… не знаю, – ворчала под нос Татьяна, снимая очки. – Я наверное слишком глупая для всех этих кроссвордов, ничего не могу угадать.

– И я не могу, – стал утешать ее муж. – Ничего в голову не приходит.

– Так ведь там всё по-русски, – намекнул я.

– Точно, – согласился он. – Я пока не все их слова знаю.

Я встал и ощупал сушившиеся на жерди штаны. Вроде, немного подсохли – это плюс, а вот дырка на колене – это минус.

– Давай зашью, – предложила Татьяна. Опытным глазом оценила задачу и открыла туесок. Достала иглу, взяла ее в левую руку, а правой с одного раза продела в ушко иголки послюнявленную черную нитку и протянула ее.

– Белку в глаз стреляла, – гордо заявил наблюдавший эту сцену Дмитрий.

Она сидела на корточках и так сильно склонилась над штанами, что чуть не носом в них тыкалась. Внутри чума постепенно стемнело, и чем темнее становилось, тем ярче казался огонь. Татьяна достала из мешка свечку, поставила ее перед собой и зажгла. В чуме сделалось чуть светлее, одним огоньком стало больше. Свечка бросала неровный свет на работу, в быстрых руках женщины мелькала игла.

– А ты, Андже, слышал о летающей тарелке? – поинтересовался Дмитрий, насаживая очередную шишку на прутик.

– О чем?! – спросила Татьяна, прерывая работу.

– О летающей тарелке! – громко повторил Дмитрий.

– Ты что кричишь! – возмутилась она.

– Ясное дело, слыхал.

– А у вас есть летающие тарелки?

– Люди разное говорят.

– Наверняка есть, – подбодрил он. – Здесь тоже когда-то летала над лесом.

– Здесь?

– Ну не совсем здесь, в Байкитском районе.

– Дай тунгусское чудо – тоже такая же тарелка, упала когда-то, – добавила Татьяна.

– И что, тоже в Байкитском районе? – у меня возникло подозрение.

– Да-а-а, что-то там, в Байките должно быть… – встревожился Дмитрий.

– А кто видел? – спросил я.

– Люди видели.

– Честное слово?

– Честное слово. Люди видели, эвенки, – поклялся Дмитрий.

– Летали, летали, – подтвердила Татьяна.

– Их даже потом вертолеты искали, самолеты преследовали… – продолжал ее муж.

– Ну и как, поймали?

– Да вроде нет, – уточнил Дмитрий. – Разные истории рассказывают об этих, об инопланетянах… – начал он, достав новую сигарету из пачки и новую веточку из костра, чтобы прикурить. Я скоренько подсунул ему под нос зажигалку, огоньком которой он воспользовался и глубоко затянулся.

– А мне! – потребовала Татьяна и отложила шитье в угол.

Мне ничего не оставалось, как последовать их примеру.

– Один раз так было, – начал Дмитрий, щуря глаза и подозрительно посматривая на огонь, – прилетели на землю инопланетяне. Как раз на такой вот летающей тарелке прилетели, никто их не заметил, потому что они, как мало кто, умеют прятаться. Прилетали они главным образом ночью и то собаку, то оленя утащат.

– А эти-то им зачем понадобились? – вырвалось у Татьяны.

– На мясо, – спокойно объяснил Дмитрий и продолжил: – А один раз они решились умыкнуть человека. Воспользовались случаем и украли женщину, по ягоды ходила. Неделю ее не было, никто не знал, что с ней стало, все уже думали, что умерла, что на нее Михал Иваныч напал.

– Кто такой?! – удивился я.

– Как кто? – удивился в свою очередь Дмитрий.

– Мишка, – шепнула Татьяна.

– А-а-а, понимаю.

– А через неделю, – продожил свой рассказ Дмитрий, – приходит как ни в чем ни бывало домой. Только какая-то странная стала, молчаливая, бледная, вроде как отравилась. Сначала ничего не говорила и даже муж ее не знал, где она была, но постепенно она стала возвращаться к жизни и к ней понемногу стала возвращаться память. Начала рассказывать о том, что видела и как ее забрали.

– Насильно?

– Ничего не могла сделать, была в них такая сила, что человек беспрекословно их слушался и терял память.

– А где дело-то было? – беспокоилась Татьяна.

– Где-то у русских, не у нас, – успокоил ее муж.

– И что рассказывала?

– Всё рассказала, как выглядят инопланетяне, как было внутри их тарелки и что они там с ней сделали.

– Ну и как они выглядят?

– Маленькие такие, похожи на людей, только голенькие. С большими головами и большими в полголовы глазами… – Дмитрий на минуту прервался, давая слушателям возможность представить себе эти большие глаза и большие головы. За моей спиной что-то зашуршало, я резко обернулся и увидел половину кудлатой башки Султана, просунувшейся между полом и краем брезента. Жесткий материал чуть задрал ему губу, обнажая розовую пасть и один длинный клык. Поняв, что всеобщее внимание сосредоточилось на нем и на его тайной попытке проскользнуть в чум, пёс замер. Один глаз, который было видно, блестел чернотой, выдавая существование жизни в этой угловатой форме.

– Султан! – гаркнул Дмитрий, и морда исчезла, из-за брезента доносилось только недовольное урчание, переходящее в рык, вой, а потом стихло.