Страница 29 из 70
— В чем и как это выразится?
На этот вопрос Вольноф ответил вопросом:
— А вы помните операции в Бардене?
Ромер сощурил глаза, во рту у него мигом пересохло. Он лишь молча кивнул. И хотя тот инцидент произошел три года назад, Ромер прекрасно помнил все, даже мельчайшие подробности. В пути следования с рельсов сошел железнодорожный состав-товарняк. Среди разбитых вагонов находился опломбированный вагон с грузом для бундесвера. Когда груз разобрали, то оказалось, что не хватало двух автоматов и патронов к ним. Однако эта пропажа не взволновала военную контрразведку. Их сильно беспокоила пропажа трех серых коробочек с маркировкой «СХ-12», две дюжины которых содержалось в небольшом ящичке. Их усиленно искали, но так и не нашли.
В те дни Ромера под видом отпускника направили в окрестности села Барден, где произошло крушение, дав ему задание узнать, не забрал ли эти три коробочки кто- нибудь из местных жителей. Однако более важной была вторая часть его задания: Ромер должен был распространить в селении слух о том, что в разыскиваемых коробочках содержался сильно действующий яд.
На вопрос Ромера о том, почему об этом не сообщили официально в местной печати, Вольноф ответил, что в тех коробочках опасный нервно-паралитический газ.
— Послушайте, Ромер, — объяснил ему тогда Вольноф, — изготовление и применение нервно-паралитического газа согласно решениям ООН является преступлением против человечества! Теперь вам понятно, почему мы не можем о пропаже говорить открыто?..
Ромер уставился на майора, который с мрачным видом смотрел на степь и, видимо, о чем-то сосредоточенно думал. Чтобы хоть как-то нарушить томительную тишину, Ромер спросил:
— А те три коробочки так ведь и не нашли, а?
— Нет, — ответил Вольноф и прокашлялся. Запустив руку за обшлаг рукава, он вынул оттуда серую ампулу, на которой отчетливо была оттиснута маркировка «СХ-12», а чуть ниже — стилизованный череп со скрещенными костями.
Эта ампула была похожа на ту, что ему тогда показали в качестве образца. У Ромера возникло страшное подозрение. Чтобы Вольноф не отгадал его мыслей по глазам, Ромер старался не смотреть на майора. «Неужели те коробочки кто-то нашел и открыл?..» — с ужасом думал Ромер.
Вольноф протянул ему одну ампулу. Ромер взял ее негнущимися пальцами.
— Действие препарата таково, что отравленный вдруг начинает нести всякую чушь. Такие отравляющие вещества, как героин и ЛСД, по сравнению с «СХ-12» являются почти безвредными — лишь вызывают кашель! Стоит только сделать один вдох из этой ампулы, как человека моментально охватывает сильное чувство страха. Перспективы же его вообще безграничны…
Ромер знал, что Вольноф ввязался в опасную игру и потерпел в ней поражение. Однако Ромер старался скрыть свой триумф, так как он оценивал майора как плохого пораженца, который сам мстил себе за собственное унижение.
— Как вы себе это представляете, господин Вольноф? — голос Ромера прозвучал деловито и в то же время так, как будто речь шла о каком-нибудь обычном косметическом средстве.
— Стоит только вдохнуть его в течение двух секунд, как человек начинает беспорядочно выдавать самую различную информацию: детские сказки, любовные истории, признание в обманах…
— В конце концов человек попадает в психиатрическую больницу? — спросил Ромер.
Вольноф кивнул:
— Да, разумеется, если соблюдать осторожность! Держите ампулу только две секунды перед чьим-нибудь носом, а сами в это время крепко зажимаете свой нос и рот влажным платком! Но только две секунды, Ромер! Чтобы не ошибиться, лучше всего считать: двадцать один, двадцать два, как это обычно делают при броске ручной гранаты.
— А что случится, если по недоразумению…
— Ни в коем случае! — быстро перебил его Вольноф. — Если продержите на секунду больше, это уже смертельно!
— Я что-то не понимаю, — робко начал Ромер, — ведь Хойслер и так уже находится в психиатрической больнице…
— Помимо всего прочего, «СХ-12» хорош еще и тем, что при вскрытии нельзя обнаружить никаких признаков отравления. Вы навестите пациента как протестантский священник под фамилией Блайле. Это моя небольшая уловка, — слегка смутившись, добавил майор.
Вольноф предусмотрел все: удостоверение священнослужителя, черное пальто, шляпу, накладную бородку и очки.
Свой визит к Хойслеру Ромер должен был нанести на следующий день, так как через день больного должны были перевести в лазарет бундесвера, и терять время было нельзя.
В свою квартиру Горица вошел уставшим: сон в самолете, летевшем из Цюриха в Дюссельдорф, не принес ему бодрости. От аэропорта до самого дома он ехал на такси, и эта поездка заняла у него несколько больше времени, чем сам полет.
Горица сварил себе кофе, затем бегло просмотрел почту — почтовый ящик у входа был битком забит письмами и газетами, — а потом принял душ, меняя горячую воду на холодную, что несколько освежило его.
Горица размышлял о своем разговоре с Хонигманом, и неожиданно в голову ему пришла одна мысль. Закрыв душ и наскоро вытеревшись, он прошел в комнату. Статуэтки будды и слоника были переставлены. Горица встал на колени и, засунув руку под шкаф, отлепил от его низа конверт. Дрожа от охватившего его холода, он пробежал обратно в ванную и надел банный халат. Горица раскурил сигару, уселся в кресло и вскрыл конверт, в котором оказалось два письма с надписями «для Коринны» и «для Фреда».
«Дорогой Фред, — писал Дитер, — мне никак не удалось поговорить с тобой лично перед выездом на очередное задание, поэтому я вынужден писать тебе об этом в письме. И хотя речь идет о простом деле, однако меня почему-то не покидает какое-то неприятное предчувствие. Мне предстоит конфисковать ослепляющее устройство у „Лорхера и Зайдельбаха“. Мне не нравится то, что весь риск падает на меня одного. Если операция почему-либо не удастся, я рассчитываю на твою помощь. Если же я погибну при этом, ты передашь мое письмо сестре Коринне. Благодарю тебя за все, дружище!
Твой Дитер».
Горица повертел в руке письмо, которое его друг адресовал Коринне. Предчувствие не обмануло Дитера! И хотя он не погиб, потеря зрения — это уже половина смерти!
Горица быстро прошел в кухню и поставил чайник на плиту. Когда вода закипела, Горица подержал конверт, в котором находилось письмо, предназначенное для Коринны, над паром до тех пор, пока конверт не расклеился. Это был старый, но вполне приемлемый способ вскрытия чужих писем.
«Моя любимая сестренка, — читал Горица, — я, конечно, надеюсь, что тебе не придется читать этого письма. Фред передаст тебе его только в том случае, если произойдет самое плохое и меня уже не будет в живых!
Мое завещание, как и страховка на случай автомобильной катастрофы, находится у моего адвоката доктора Кристбурга. Ты знаешь, что половина частной квартиры принадлежит мне, и эта половина перейдет только тебе! Из твоих денег в наличности имеется тридцать семь тысяч марок. Веди хозяйство экономно и думай о том, что всех желаний все равно никогда не выполнишь!..»
Сердечные слова прощания, которые Хойслер писал сестре, Горица читать не стал. Он запечатал конверт, не заботясь особенно о том, чтобы было незаметно, что письмо вскрывали и читали: Дитер жив, и он вернет ему письмо обратно, а раз он ослеп, то, разумеется, ничего не заметит.
После завтрака Фред Горица отправился на фирму «Ганза». Бройера на месте не оказалось, но Горицу там ждали. Фред привел в порядок свой письменный стол, подобрал дела, подлежавшие сдаче в архив, и написал указания для сотрудников, которые должны заняться теми или иными материалами.
Бройер и раньше уже не раз на какое-то время выводил его из числа сотрудников фирмы, но на этот раз переговоры велись не так гладко: Бройер высказал свои претензии к Горице, когда тот потребовал своей доли пая.
— Зачем тебе это, Фред? — спросил его Бройер, покуривая свою неизменную трубку. — Зачем тебе это понадобилось?