Страница 14 из 69
Мои пальцы вспотели, сомкнувшись в замок на груди Ахилла. Я и на миг не смел расслабиться. Ход кентавра был не так плавен, как у лошади, да и дорога была неровной. Я же то и дело съезжал по скользкой от пота конской шерсти.
Тропы я не видел, но мы мягко взбирались вверх сквозь лес, несомые осторожными уверенными шагами Хирона. Я вздрагивал от каждого толчка и невольно сжимал коленями бока кентавра.
Пока мы ехали, Хирон показывал нам, мимо чего мы проезжали, все тем же уверенным ровным голосом.
Это гора Отрис.
Видите, тут, на северной стороне, кипарисы растут гуще.
Этот ручей питает реку Апидан, что бежит через земли Фтии.
Ахилл, обернувшись ко мне, улыбнулся.
Мы забирались все выше, и кентавр размахивал своим пышным черным хвостом, отгоняя мух от себя и нас.
Хирон остановился неожиданно, и я съехал вперед, уткнувшись в спину Ахилла. Мы оказались на небольшом участке, где лес уступал чему-то вроде рощицы, полуокруженной скалистыми отрогами. Мы не были на самой вершине, но были близко, небо голубело и сияло над нами.
— Прибыли, — Хирон опустился, и мы неловко сползли с его спины.
Перед нами была пещера. Но назвать ее так — унизить, потому что слагал ее не темный простой камень, а бледно-розовый кварц.
— Входите, — сказал кентавр, и мы последовали за ним. Вход был так высок, что ему не надо было пригибаться. Мы заморгали — внутри было темновато, хотя, благодаря хрустальным стенам, светлее, чем должно было. В одном углу бежал родничок, утекавший куда-то наружу, в скалы.
На стенах висели странные вещи — тонкие бронзовые орудия. Над нами на потолке пещеры проглядывали очертания и линии созвездий и движения небесных светил. На выдолбленных в камне полках стояли дюжины глиняных горшочков с косыми метками. В одном углу висели инструменты, лиры и флейты, а вслед за ними — разные орудия и утварь для готовки.
Постель человеческого размера — высокая, покрытая звериными шкурами, — приготовленная для Ахилла. Не видно было, где мог бы спать кентавр. Может, и вовсе не спал.
— Сядьте, — сказал Хирон. В пещере было прохладно, приятно после солнца, и я с благодарностью опустился на одну из подушек, предложенных Хироном. Он отошел к роднику и наполнил чаши, которые и принес нам. Вода была сладкой и чистой. Пока я пил, Хирон стоял надо мной. — Завтра ты почувствуешь боль и будешь слаб, — сказал он мне. — А сейчас тебе стоит поесть.
Из горшка, булькающего на небольшом огне поодаль в пещере он положил нам жаркого с кусочками овощей и мясом. Были еще круглые красные ягоды, которые он достал из углубления в скале. Я ел быстро, удивленный, насколько же успел проголодаться. Взгляд мой все время возвращался к Ахиллу, и меня покалывало от радости и облегчения. Спасся.
С новообретенной смелостью я показал на бронзовые орудия на стене. — Что это?
Хирон сидел напротив нас, согнув и подобрав под себя лошадиные ноги. — Это для хирургии, — сказал он мне.
— Хирургии? — Этого слова я не знал.
— Врачевания. Я и забыл о том, как невежественны люди внизу, — голос его был равнодушен и спокоен, просто сообщая данность. — Иной раз надо избавляться от конечностей. Эти чтобы резать, а эти чтобы сшивать. Часто, избавляясь от чего-то, мы можем спасти остальное, — он наблюдал, как я рассматриваю орудия, особенно их острые и пилообразные края. — Ты желал бы изучать медицину?
Я покраснел. — Я о ней ничего не знаю.
— Ты отвечал не на тот вопрос, который я задал.
— Прошу прощения, учитель Хирон, — я не хотел сердить его. Он отошлет меня назад.
— Тут не за что прощать. Просто ответь.
Я чуть запнулся. — Да, я хотел бы научиться. Мне кажется, это пригодится, не правда ли?
— Это может очень пригодиться, — согласился Хирон. Он повернулся к Ахиллу, который следил за беседой.
— А ты, Пелид? Ты также думаешь, что медицина может пригодиться?
— Конечно, — сказал Ахилл. — Прошу не зови меня Пелидом. Когда я здесь, я просто Ахилл.
Что-то промелькнуло в темных глазах Хирона. Искра, почти веселье.
— Хорошо. Что из того, что есть тут, ты хотел бы изучить?
— Вот, — Ахилл указал на музыкальные инструменты, лиры и флейты, и семиструнную кифару. — Ты умеешь играть?
Взгляд Хирона был тверд. — Умею.
— И я умею, — сказал Ахилл. — Я слышал, ты обучал Геракла и Ясона, хоть пальцы их и не отличались проворством. Это так?
— Это так.
Это показалось мне невероятным — он знал Геракла и Ясона. Знал их детьми.
— Я хочу, чтобы ты обучал меня.
Взгляд Хирона смягчился. — Затем ты сюда и прислан. Я обучу тебя тому, что знаю сам.
Под лучами заходящего солнца Хирон провел нас через утесы, которые окружали пещеру. Он показал нам, где были логова горных львов[1], и где течет река, медленная и нагретая солнцем — там мы могли купаться.
— Искупайся, если желаешь, — он посмотрел на меня. Я-то и позабыл, что грязен, весь в поту и дорожной пыли. Прибрал пальцами волосы — там было полно песка.
— И я с тобой, — сказал Ахилл. Он сбросил тунику и мгновением позже я сделал то же самое. Вода на глубине была прохладной, но приятно прохладной. — Вон там, видите, вьюны. И окуни. А это рыбец, которого южнее вы уже не найдете. Его можно узнать по выгнутому рту и серебристому брюшку, — говорил Хирон с берега.
Его речь мешалась со звуком текущей по камням воды и сглаживала отчуждение между мной и Ахиллом. Твердость, спокойствие и сила в лице Хирона делало нас снова детьми, и внешний мир, кроме этой возни в воде и сегодняшнего ужина, просто исчез. Когда он был рядом, трудно помнить о случившемся на побережье. Даже наши тела казались меньше рядом с туловом и крупом кентавра. И как мы могли думать, что повзрослели?
Мы выбрались из воды, свежие и вымытые, осушая волосы в последних лучах солнца. Присев на мелководье, я с помощью камней отскреб свою тунику от грязи и пота. Пришлось походить нагишом, пока она не высохнет, но таково уж было влияние Хирона, что я об этом и не задумывался.
Мы возвращались за Хироном в пещеру с полувысохшими туниками, наброшенными на плечи. Время от времени он останавливался и указывал нам на следы зайцев, коростелей и оленей. Он сказал нам, что мы будем со временем охотиться на них и учиться распознавать их следы. Мы слушали, с охотой задавая вопросы. Во дворце Пелея был только наставник в игре на лире да еще иной раз сам Пелей, то и дело задремывающий на середине рассказа. Мы ничего не знали о лесных премудростях и многом другом, о чем нам поведал Хирон. Мысленно я вернулся к тем инструментам, которые видел на стене пещеры, к лечебным травам и врачебным орудиям. Хирургия, так он сказал.
Когда мы вернулись в пещеру, уже почти стемнело. Хирон задал нам простую работу — собрать хворост и развести огонь на расчищенном месте в устье пещеры. Когда огонь разгорелся, мы остались у костра, наслаждаясь его теплом — вечерний воздух уже холодал. Наши тела наполнила приятная усталость, они были тяжелы от дневных трудов. Усевшись, мы с удовольствием вытянули ноги. Говорили о том, что станем делать завтра, но разговор шел лениво, слова падали тяжело и медленно. На ужин снова было жаркое, с тонкими лепешками, которые Хирон готовил на бронзовых листах над огнем. На сладкое были ягоды и добытый в горах мед.
Огонь угасал, и мои глаза слипались в полудреме. Мне было тепло, а земля подо мной была мягка от мха и палой листвы. Я не мог поверить, что еще этим утром я проснулся во дворце Пелея. Эта маленькая площадка у костра, сверкающие стены пещеры казались более яркими, чем когда либо был для меня белый дворец.
Слова Хирона, когда он заговорил, заставили меня оцепенеть. — Должен сказать, твоя мать прислала мне послание, Ахилл.
Я ощутил, как Ахилл напряг мускулы. Мое горло сжалось.
— О… Что она сказала? — голос его был ровен и бесцветен.
— Она сказала, что если за тобой последует изгнанный сын Менетия, я должен удалить его от тебя.
1
Переводчик не уверен, что горные львы, они же пумы, когда-либо водились в Греции, но у автора так. Возможно, имелся в виду азиатский лев.