Страница 13 из 69
Я могу уйти. Эта мысль была внезапной и соблазнительной. Сперва-то я пришел к дороге, лишь стремясь сбежать от моря. Но путь лежал передо мной, и впереди были горы. И Ахилл. Грудь моя вздымалась и опускалась, пока я пытался укротить бег своих мыслей. Вещей у меня нет, ничего своего, даже туника и сандалии были Пелеевы. Мне даже не нужно собираться.
Разве что материна лира, хранящаяся в ларе во внутренних покоях. Я поколебался мгновение, думая, что мог бы вернуться и забрать ее. Но был уже почти полдень, на дорогу у меня осталось всего полдня; а там мое исчезновение заметят — так я себе льстил — и пошлют за мной. Оглянувшись на дворец, я никого не увидел. Стражей не было видно. Сейчас. Если уйти — то сейчас.
Я бежал. Прочь от дворца, по тропе, уходящей в лес; стопы мои горели, ударяя в накаленную солнцем землю. И пока бежал — обещал себе: если еще увижу его — буду держать себя в узде. Я уже понял, что грозит мне, если этого не делать. Боль в ногах, резь в тяжело дышащей груди казались ясными и благими. Я бежал.
Пот лился мне и капал на землю. Грязь, и еще грязь, весь в поту, пыль и обрывки листьев налипли на ноги. Мир вокруг меня сузился до ударов моих ног и пыльного куска дороги впереди.
И наконец — после часа? двух? — я не смог более двигаться. Согнулся от боли, полуденное солнце сделалось черным, а бьющаяся в висках кровь оглушала. Теперь лес вокруг тропы сгустился и дворец Пелея остался далеко позади. Справа виднелась Отрис, с Пелионом сразу за ней. Я взглянул на вершину и постарался прикинуть, сколько еще осталось. Десять тысяч шагов? Пятнадцать? Я перешел на шаг.
Бежали часы, мышцы мои отяжелели и ослабли, ноги подгибались. Солнце перевалило зенит и спускалось к западу. До темноты оставалось часа четыре, возможно пять, а вершина была все так же далеко. Внезапно я понял, что не доберусь до Пелиона к ночи. У меня не было еды, воды и никаких надежд найти убежище. У меня вообще не было ничего, кроме сандалий на ногах и промокшей насквозь от пота туники.
Теперь я был уверен, что Ахилла мне не догнать. Он уже давно проехал верхом эту дорогу, и теперь, должно быть, взбирался по склонам пешком. Хороший следопыт, обследовав поросль у лесной дороги, мог заметить сломанные или согнутые листья папоротника там, где прошел мальчик. Но я не был хорошим следопытом и поросль у дороги выглядела для меня одинаковой. Меня оглушали звон цикад, пронзительные крики птиц, шум моего собственного дыхания. Живот болел — от голода или от отчаяния.
И тут появилось что-то еще. Тихий звук, на грани слышимости. Но я уловил его и похолодел, несмотря на жару. Словно кто-то затаился и пытается остаться незамеченным. Отзвук случайного неосторожного шага — но и его оказалось довольно.
Я замер, прислушиваясь, страх подкатил к самому горлу. Откуда оно? Взгляд мой ощупывал заросли по обе стороны дороги. Я не смел двинуться — любой звук отдастся эхом по этим горным склонам. Пока я бежал, об опасностях не думалось, но сейчас они завладели моим разумом: солдаты, посланные Пелеем, сама Фетида, ее холодные, как морской песок, руки на моем горле. Или разбойники. Они, бывает, таятся у дорог, и я помнил рассказы от том, как мальчиков похищали и те потом умирали от издевательств. Пальцы сжались так, что суставы побелели; я старался замереть, не дыша. Взгляд мой упал на густые заросли цветущего тысячелистника, где можно было спрятаться.
Из леса за моей спиной раздался шорох, я вздрогнул, повернув голову на звук. Поздно. Что-то — кто-то — ударило сзади, толкнув вперед. Я рухнул лицом на дорогу, и кто-то навалился на меня. Я закрыл глаза, ожидая удара ножом.
Ничего. Ничего, кроме тишины и тяжести колен, придавивших мне спину. Мгновение спустя я понял, что колени не слишком тяжелы и прижимают меня осторожно, не вредя и не раня.
— Патрокл. — Патрокл.
Я не двигался. Тяжесть колен пропала, руки схватили меня, переворачивая. Сверху вниз на меня смотрел Ахилл.
— Я надеялся, ты придешь, — сказал он. Внутри у меня будто что-то подпрыгнуло, от радости и облегчения. Я будто пил его взглядом — его яркие волосы, мягкий изгиб губ. Радость моя была так остра, что я не смел дыхнуть. Не знал, что говорить. Наверное, надо просить прощения. Или еще что… Я открыл рот.
— Мальчик ранен?
Позади нас раздался глубокий голос, и Ахилл повернул голову. Из-под него, лежа, я видел только лошадиные ноги — бурые, и щетки над копытами посерели от пыли.
И снова тот голос, ровный и спокойный. — Очевидно, Ахилл Пелид, это причина того, что ты до сих пор не прибыл ко мне в горы?
Мое сознание стало проясняться. Ахилл направился к Хирону. И ждал здесь. Ждал меня.
— Приветствую тебя, учитель Хирон, и приношу свои извинения. Да, поэтому я задержался, — он сейчас говорил как царевич.
— Понимаю.
Мне хотелось, чтоб Ахилл встал. Я чувствовал себя глупо, лежа на земле под ним. А еще я боялся. В голосе человека не было ярости, но и доброты тоже не обнаруживалось. Он был ясен, ровен и бесстрастен.
— Вставай, — сказал он.
Ахилл медленно поднялся.
Я бы, наверное, закричал, если бы мое горло не сковало страхом. Вместо этого я издал полузадушенный всхлип и отполз назад.
Мускулистые лошадиные ноги переходили в столь же мускулистый человеческий торс. Я глядел на это непостижимое соединение природы человека и коня, где гладкая кожа переходила в блестящую бурую шерсть.
Ахилл позади меня склонил голову. — Господин кентавр, — сказал он. — Прошу простить за задержку. Я ждал своего сотоварища. — Он преклонил колена, его чистая туника коснулась дорожной пыли. — Прошу, прими мои извинения. Я уже давно желал быть твоим учеником.
Лицо человека — кентавра — было столь же серьезно, как его голос. Он был немолод, насколько я мог судить, лицо его обрамляла аккуратно подстриженная черная борода.
Несколько мгновений он смотрел на Ахилла. — Не нужно преклонять передо мной колени, Пелид. Но мне приятна твоя учтивость. И что же это за сотоварищ, который нас обоих задержал?
Ахилл повернулся опять ко мне и протянул руку. Я неуверенно подал свою и поднялся.
— Это Патрокл.
Повисла тишина, я знал, что теперь мой черед говорить.
— Господин, — сказал я. И поклонился.
— Я не господин, Патрокл Менетид.
Я вздрогнул при имени моего отца.
— Я кентавр и наставник людей. Имя мое Хирон.
Я сглотнул и кивнул головой. Я не смел спросить, как он узнал мое имя.
Его глаза изучали меня. — Я вижу, ты утомлен. Тебе нужна вода и пища. Путь до моего жилища на Пелионе слишком тяжек для тебя. Потому мы поступим иначе.
Он повернулся, и я постарался не слишком пялиться на его лошадиные ноги.
— Поедете на моей спине, — сказал кентавр. — Обычно я не предлагаю такого при первом знакомстве. Но должно порой делать исключения. — Он помолчал. — Полагаю, вы оба учились ездить верхом?
Мы быстро кивнули.
— Жаль. Забудьте чему вас учили. Я не люблю, когда сжимают ногами бока или погоняют пятками. Один из вас будет держаться за меня, а тот, что сзади, будет держаться за переднего. Почувствуете, что падаете — дайте знать.
Мы с Ахиллом обменялись быстрыми взглядами.
Он сделал шаг вперед.
— А как мне…
— Я опущусь на колено, — конские ноги подогнулись, опуская кентавра в пыль. Спина у него была широкой и чуть влажной от пота. — Держись за мою руку, — говорил кентавр. Ахилл так и сделал, перебросил ногу и уселся.
Теперь был мой черед. По крайней мере, мне не выпало сидеть впереди, где кожа переходит в бурую шерсть. Хирон протянул мне руку и я ухватился за его предплечье. Оно было мускулистое, толстое, покрытое черными волосами, ничуть не похожими на те, что росли на его конской половине. Я уселся, ноги мои обхватили его спину, их пришлось раздвинуть очень неудобно широко.
— Встаю, — сказал Хирон. Движение его было плавным, но все же я схватился за Ахилла. Хирон был вполовину выше обычной лошади, и ноги мои оказались так высоко, что мне стало не по себе. Рука Ахилла легко лежала на животе кентавра. — Будешь держаться так слабо — упадешь, — сказал кентавр.