Страница 5 из 100
Поздним вечером самый заурядный человек возвращался домой с самой заурядной работы. Смеркалось. В траве что-то говорили друг другу сверчки, на ветках пели романсы маленькие городские птички, ехали куда-то трамваи и машины, пробивались из-под асфальта крохотные ростки новой жизни. Словом, все как всегда. Обычный весенний вечер. Мужчина шел по тротуару, разглядывая зеленые листья на деревьях и тщетно пытаясь рассмотреть кружившую около него красивейшую бабочку. Он даже достал из кармана мобильный телефон, собираясь сфотографировать ее. Но всякий раз она то приближалась, то испуганно улетала куда-то вдаль, как только он брался за телефон. Прохожие, друзья и соседи… Хотя и друзей-то у него нет ни одного – никого, за кого бы стоило отдать жизнь, и кто бы отдал за него свою. Соседи, родственники, знакомые и просто прохожие – все считали его чудаковатым, чурались и сторонились, как могли. А он никого не осуждал, не бранил и ни на кого не обижался. Просто жил. И просто не замечал то любопытных, то осуждающих взглядов. По крайней мере, делал вид, что не замечает.
Часто мог часами глядеть на воркующих голубей, скармливая им буханки хлеба; на ворон, вьющих себе новое гнездо, которое они вскоре, как и все предыдущие, покинут, изгнанные людьми; смотрел на траву, на то, как она меняет цвет в течение дня. Смотрел и почти ни с кем не говорил ни об этом, ни о чем бы то ни было другом. Смотрел – и его зеленые глаза, словно изумруды, сверкали, поблескивали, жили.
В его доме было много разнообразнейших цветов. Но не было никаких животных. Чудак-человек, – говорили о нем соседи, отрываясь на минутку от главных сплетен недели, чтобы окинуть его придирчивым взглядом. Зануда, – вторили им коллеги, и никто из них не мог найти истории с его участием, которую можно было бы обсудить за чашечкой чая или выгуливая собак. Более того, он был настолько невежлив с окружающими, что смел не давать им повода придумать что-то самим, раз уж нет готовой пищи для обсуждения.
Он шел домой, еще не зная, что станет делать в пустой квартире. В последнее время его все чаще посещали мысли, что пора уже перестать быть одиноким, но он страшился прихода в его душу посторонних. Боялся и не желал что-либо в своей жизни менять. Уже у самого дома бабочка, летевшая рядом с ним, описала в воздухе дугу и совсем скрылась из виду.
Он вошел, чувствуя себя одиноким, брошенным. Скверно. Пожалуй, стоит почитать что-нибудь легкое, насыщенное юмором и тонкой иронией и не обремененное душевными страданиями и поисками, от которых он устал.
Аккуратно снял обувь и демисезонную куртку, тщательно сложил, чтобы не было ни единой складочки и пылинки на его одежде. Поправил манжеты рубашки и вошел в чистую квартиру, больше напоминавшую оранжерею. Казалось, ничего в его жизни измениться не могло, да и к чему перемены. Он неспешно прошел по единственной комнате своей квартиры и сел в единственное в этой комнате кресло. Устало прикрыв веки, массировал их рукой, опершись на дугообразные подлокотники кресла, в котором сидел. Нежно, почти с трепетом, провел рукой по переплету недавно купленной им книги. И снова прикрыл глаза, то ли наслаждаясь, то ли от утомления. Подумал было заварить себе чаю. И вдруг услышал, что чайник в кухне уже кипит. Знакомый, порой доводящий до бешенства, назойливый свист доносился из кухни, становясь все громче и пронзительнее.
Удивился. Нет, пожалуй, удивился – не самое подходящее слово для описания его ощущений. Ведь если он позабыл выключить чайник еще с утра, он бы давно выкипел, неприятно пахло бы газом в квартире и соседи не преминули бы пожаловаться об этом ему. Не говоря уже о возможности взрыва из-за утечки газа! Но он точно помнил, что уходя сегодня на работу, не завтракал вовсе, а значит, и чайник не ставил на плиту. Мужчина вскочил с кресла и помчался в кухню, надеясь, что ему это лишь показалось.
– Не спешите… – неторопливо, вкрадчиво сказал ему кто-то совсем незнакомый, выходя из кухни навстречу.
Мужчина ошеломленно глянул на дверь, вспоминая, не был ли взломан замок, когда он пришел. И «гость», словно прочтя его мысли, отрицательно покачал головой.
– Я не вор… – сказал он, уверенно приближаясь к растерянному мужчине, держа руки в карманах брюк. – Я не убийца и не грабитель. И я не взламывал твоего замка, Георгий. Я вошел сюда по твоему приглашению. Ты ведь ждал меня, не так ли?
– Н-но… – пролепетал Георгий и сделал неуверенный шаг назад.
Он никого не ждал. В этом Жора был абсолютно уверен. И все, кто хоть сколько-нибудь его знал, могли бы это подтвердить.
– Нет ничего удивительного в том, что ты видишь меня. Ты считаешь, что я мираж? – непрошеный гость удивленно приподнял бровь, продолжая читать чужие мысли. – Я – не мираж.
Георгий отступил еще на шаг. Он был взволнован, искал в кармане платок, внезапно подевавшийся куда-то, и заглянул через плечо пришедшего, желая увидеть чайник.
– Я выключил его. Не волнуйтесь.
Георгий как-то машинально кивнул, больше механически, чем соглашаясь, и гость улыбнулся приятной, манящей, но какой-то пугающей улыбкой. Такое бывает, когда улыбаются люди сильные, властные лидеры: их улыбка и манит, и пугает одновременно. В этой улыбке другие, более слабые, люди тонут, теряя себя.