Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 7

Служба в органах безопасности

Эта глава наиболее трудная для изложения своих мыслей и взглядов на тот период работы и жизни, которые были связаны с работой в органах безопасности. Двадцать с лишним лет было отдано этой службе и мучительно долгое и сложное расставание…. Я был принят на учёбу на двухгодичные курсы подготовки оперативных работников со знанием языка в Высшей школе КГБ при Совете Министров СССР в 1967 году. Именно в этом году председателем Комитета госбезопасности был назначен Юрий Владимирович Андропов. С его приходом деятельность органов госбезопасности всё больше и больше становилась на правовые рельсы. Словосочетание «соблюдение законности» принимало материальный характер и постепенно становилось нормой оперативной работы. Другое дело, что и законов при советской власти было не так много, если сравнивать то «правовое поле» с законодательством современной России или с развитыми демократическими странами в Европе и Америке. Страна жила на основе подзаконных актов, на основе постановлений партии и правительства. На лекциях по правовым дисциплинам, а после окончания курсов в личном деле появился диплом юриста – международника, вопросам соблюдения прав человека и законности в оперативной и следственной практике уделялось достаточно много внимания. Тем не менее, курс лекций по агентурно-оперативной работе вызывал двойственные чувства. С одной стороны было ясно, что выявить и разоблачить вражеского агента или иностранного разведчика, работающего под прикрытием, без агентуры, практически невозможно. Но с другой стороны, привлечение наших граждан к негласному сотрудничеству с органами безопасности, всегда носило привкус чего-то не совсем морального. Но со временем всё ставало на свои места. В практической деятельности приходилось убеждать себя, а затем и подчинённых оперативных работников, что и с моральной точки зрения, всё оправдано интересами государства. В конце 60-х годов шло резкое обновление кадрового состава органов безопасности. Шёл набор молодых, хорошо проявивших себя в народном хозяйстве специалистов, причём обязательно членов партии, выпускников престижных институтов. То есть к работе в структурах спецслужб привлекалась дисциплинированная, патриотично настроенная молодая техническая интеллигенция. Конечно, относительно молодая, потому что после окончания института надо было иметь не менее трёх лет стажа работы. Мне в ту пору было 26 лет. И морально-психологические аспекты работы с агентурой, видимо, волновали не только меня. Через несколько лет, когда я уже руководил небольшим подразделения, был приглашён на совещание руководящего состава КГБ СССР, на котором с двухчасовым докладом об агентурной работе выступил Ю.В. Андропов. До сих пор в памяти его речь, эмоционально насыщенная, убедительная по аргументации и яркости примеров из практики вскрытия и пресечения деятельности разведок противника и прежде всего США и Англии. После этой встречи вопросов о моральной стороне агентурной работы у меня больше не возникало. Более того, неоднократно использовал аргументацию председателя КГБ СССР в привитии навыков агентурной работы сотрудникам подразделений, которыми в будущем пришлось руководить. Сам Андропов Ю.В. представлялся мне фигурой сильной и многогранной. Его подходы к решению контрразведывательных задач в сфере ракетно-ядерного потенциала страны, на мой взгляд, были взвешенными и эффективными. Трудно было представить, что он мог весьма глубоко вникать в суть технических тонкостей оборонных проектов, не имея серьёзного технического образования. С другой стороны, он был крайне нетерпим к политическому инакомыслию. При нём в полной мере развернулась борьба с диссидентским движением, особенно в идеологической сфере. Будучи Полномочным послом в Венгрии, он стал свидетелем зверских расправ с коммунистами во время «антиправительственного путча». Коммунистов вешали на фонарных столбах, и если бы не ввод в Венгрию армейских подразделений стран Варшавского договора, к власти могли прийти откровенные фашисты. Эти события, видимо, сильно напугали Андропова Ю.В. и, возвратившись на работу в аппарат ЦК КПСС, он всегда выступал за жёсткие меры по отношению к любым проявлениям антикоммунизма в социалистическом лагере. Не ставлю себе цель глубоко анализировать роль Андропова Ю.В. в деятельности органов госбезопасности, партии и государства. На сей счёт достаточно написано и без меня. Я лишь хочу подчеркнуть, что при всей двойственности моей личной оценки заслуг Андропова Ю.В., всё же превалирует однозначно позитивное отношение к этой неоднозначной политической фигуре. По крайней мере, с его приходом Председателем КГБ СССР, это ведомство во многом способствовало поднятию роли и авторитета страны на мировой арене, а советские спецслужбы завоевали заслуженный авторитет среди своих зарубежных и коллег и противников.

Однако, не могу не отметить роль Андропова Ю.В. в принятии решения руководством КПСС о вводе войск в Чехословакию в 1968 году и в Афганистан в 1979 году. Как-то я обсуждал ввод войск в Афганистан с одним из «профессиональных знатоков этого региона из внешней разведки». Он готовил подробную справку руководству Комитета и настоятельно рекомендовал воздержаться от военного вмешательства в решение внутренних проблем в этой стране, ссылаясь на неудачный опыт англичан.       Чем дальше эти события, тем больше у меня сомнений в способности Андропова Ю.В. глубоко анализировать и прогнозировать развитие политико-экономической ситуации в планетарном масштабе. Более того, всё больше и больше склонен считать его недальновидным и ортодоксальным политиком. А его попытки в конце своего правления повысить трудовую дисциплину путём «дневных облав в кафе и кинотеатрах» в Москве, в частности», считаю, мягко говоря, просто заблуждением…..

Итак, в 1967-1969 годах я осваиваю азы оперативной работы, криминалистики, международного права и прочих необходимых дисциплин и одновременно, по четыре часа в день, а то и больше, немецкий язык. Надо сказать, что немецкий я учил в школе, затем в институте и не испытывал трудностей в его более глубоком освоении. По окончании изучения языка и трёхмесячной практики и учёбы в ГДР, знал его не хуже, а в разговорном аспекте, даже лучше, чем выпускники Института иностранных языков им. Мориса Тореза в Москве. Сам удивлялся, когда в Германии снились сны на немецком языке, особенно после просмотра фильмов. Интересно было и знакомство с жизнью и психологией рядовых граждан ГДР. Ещё каких-то 15 лет назад, немцы или фашисты, как их воспринимало большинство наших граждан, были лютыми врагами, вероломно напавшими на СССР, разоривших страну и уничтоживших более 20 миллионов соотечественников. А тут, столкнувшись с обычными рядовыми гражданами ГДР, я не увидел в них врагов, более того они оказались вполне лояльными, адекватными и даже весьма приятными людьми. Понимал, что большинство немцев стало жертвой хорошо поставленной и весьма эффективной нацистской пропаганды. Трудно было поверить в то, что нация, давшая миру Гейгеля, Фейербаха, Гёте, Шиллера, Баха и целую плеяду выдающихся гуманистов, за короткий период от Веймарской республики превратилась в Фашистскую Германию, ставившую цель уничтожения целых народов. Когда пишу эти строки, в конце февраля 2014 года, нахожусь под впечатлением событий на Украине, Евромайдане, где фашиствующие молодчики из постбандеровского подполья правят бал. И опять возвращаюсь в мыслях к нацистской идеологии и пропаганде. И понимаю, что питательной почвой для неё, как и в Германии 30-х годов прошлого века, является нищета рядовых украинцев, бездарно обделённых собственным политическим истеблишментом. И думаю, а правильные ли выводы из этих событий извлекут наши российские политики и олигархи. Или они, как всегда на Руси, повысят зарплаты генералам спецслужб, и спрячутся от недовольного социальной политикой народа за полицейскими кордонами. Всё больше прихожу к убеждению, что без идеологии, без объединяющей гражданское общество национальной идеи развития, без справедливого распределения доходов от природных богатств, данных богом этой стране, мы вслед за развалом страны советов, можем прийти и к развалу России. Не дай Бог, увидеть и пережить такую трагедию.       Возвращаюсь к учёбе в Германии. Это были летние месяцы – май, июнь и июль 1969 года. Нас разместили в коттеджах особого отдела в Потсдаме, недалеко от парка Сан – Суси, где в 1945 году во дворце Цецилиенхоф проходила известная Потсдамская конференция. Изначально, мы должны были жить в семьях немецких чекистов, чтобы освоение языка шло более эффективно. Но что-то изменилось и пришлось жить в коттеджах. Однако, перед поездкой, на основе опыта предыдущих групп, было рекомендовано взять с собой дефицитные в ГДР продукты, а именно кофе, водку и красную икру, из расчёта в каждые выходные презентовать их хозяевам. А если учесть, что пребывание в семьях планировалось в течение трёх месяцев, то можно представить себе объёмы наших запасов. Что касается водки и красной икры, то пристроить их в собственное потребление не создавало проблем, а что делать с кофе. Например, у меня его было шесть килограмм, по полкило на каждый выходной. В коттедже нас жило четверо, значит мы располагали 24 кг. зернового кофе, как правило, арабика. Мы приняли решение о регулярном поощрении своего преподавателя. Вначале он вежливо отказывался, потом «сдался», а вскоре уже и привык и намётанным взглядом искал в наших руках очередной презент. Надо сказать, что мы дарили немцу не только кофе, но и водку и икру. Занимались мы с ним в аудитории по шесть часов в день. Лето, жара, вокруг живописный ландшафт парка и множество настоящих уютных немецких пивных. Но наше предложение пару часов занятий провести в пивной, чтобы быть ближе к жизни простых немцев и «проверить наш разговорный» в реальной ситуации, он постоянно отклонял. Мы не могли понять причину. Какая разница. В аудитории мы оттачивали тему посещения ресторана, или поговорить об этом в пивной. Однажды он сломался, и мы дружно завалились в небольшую пивную. По нашему русскому обычаю, заказали сразу по три кружки пива на брата и чего-то ещё закусить. У немца глаза полезли на лоб. Но когда мы, наперебой, стали расплачиваться, он изменился в лице, заулыбался и успокоился. Вероятно, он боялся, что мы введём его в «жуткий расход». После этого первого посещения пивной, он сам иногда предлагал это мероприятие, входя в аудиторию со словами: «Друзья мои, сегодня великолепная погода и я хочу вам показать отличную пивную». Он знал, что платить ему не придётся.