Тропою сна

– Нужно позвонить и объяснить полиции, что ребенок нашелся, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Ян.

– Уже позвонил, – произнес Лем из прихожей и, закусив губу, старательно внес покачивавшийся в руках поднос с чашками. Половина чая выплеснулась, залив всю поверхность подноса, и забрызгала испеченные Элей кексы. Но на это никто не обратил особого внимания.

От нервов у девушки всегда разыгрывался аппетит, – может быть, именно поэтому она всю осознанную жизнь старалась похудеть и никак не могла.

– Ну и где сегодня ночуют твои разумные объяснения? – как обычно, не прожевав, осведомился Лем у Яна.

– Скорее всего, его кто-то посадил наверх, а потом он соскользнул и повис, – зло сверкнув глазами, ответил Янош.

– Вы слышали, как неожиданно раздался его плач, – подала голос до того молчавшая Эля. – Словно он начал плакать где-то там, где мы его бы не услышали, а потом оказался на площадке, продолжая плакать.

Молодые люди отреагировали одновременно, только Лем утвердительно кивнул, а Ян махнул головой отрицательно.

– Давайте все-таки сходим к… – девушка запнулась и умоляюще посмотрела на Яноша.

Он закатил глаза:

– Самое безобидное, чего можно ждать от мошенников из среды паранормальных эскулапов, – это уверений в том, что мальчиком завладели какие-нибудь духи. Зная тебя, не приходится сомневаться: поверишь, да еще и отдашь кучу денег. Ну а в худшем случае просто выкачают деньги, даже не побеспокоившись придумать причину.

– Погоди. Эль, почему ты считаешь, что нужно обратиться не к детективам и психиатрам, а именно к людям с необычными способностями?

– Потому что это ты ей предложил. Запудрил мозг. И кстати, о психиатрах: сомневаюсь, что у нас был групповой припадок идиотизма, – не желал молчать Янош.

– Вот именно потому, что спятить сразу втроем мы не могли и видели то, что видели, и стоит…

– Я чувствую, что теряю его.

Два заинтересованных взгляда обратились к девушке.

– Он уходит из моей жизни, ускользает.

– Куда? Зачем? Да ему три года. О чем ты вообще? – не сдержавшись, повысил голос молодой человек, и Эля с Лемом одновременно на него зашикали.

Эмиль не проснулся, и Ян продолжил раздраженно шептать:

– Не городи ерунду, у тебя стресс… Тебе просто кажется. Как обычно.

– Зато меня ты не можешь обвинить в «кажется», – взглянув на помрачневшую девушку, вставил Лем. – Да и себя тоже. Или вноси конструктивное предложение, или хватит нагнетать, – и прежде чем Ян успел что-либо ответить, добавил: – Полиция не поможет, как и всевозможные спецслужбы, потому что ребенок здесь и никто не поверит, что он исчезал и внезапно появлялся уже несколько раз. Врачи? То же самое. И что ты им скажешь? А что они тебе ответят? Ну и последний вариант – это забить и понадеяться, что подобное больше не повторится, но, насколько я знаю, пассивные методы – не твоя стихия.

– Что же делать? – сквозь подкатившие к глазам слезы выдавила девушка.

– Ну ладно, только…

– Вот в этом я с тобой согласен.

– В чем это ты, интересно, со мной соглашаешься? Я еще ничего не сказал, – мрачно поинтересовался Ян, не переносивший, когда его перебивали. – Наверное, стоит начать действовать послезавтра, не нужно портить Эмилю день рождения незнакомыми и странными дяденьками и тетеньками.

Вообще-то Ян хотел сказать, что по всем колдунам и хироманткам он будет обязательно ходить вместе с ними, поскольку не верит в адекватность друзей по данному вопросу, да и вообще склоняется к мысли, что моментами они оба – форменные психи. Но, взглянув на часы, произнес только:

– Кстати, завтра уже наступило.

– Вам пора домой, – грустно протянула девушка.

«Ее нельзя оставлять одну в таком состоянии», – недвусмысленно говорил взгляд Лема, и Ян утвердительно кивнул.

Утро понедельника друзья встречали разбитыми. Проведя ночь скрюченными в креслах, молодые люди еле продрали глаза и отправились на работу, пообещав, как и договаривались, прийти после обеда праздновать. Эля, как и ее «охранники», проспавшая около сына всю ночь в сидячем положении, не вышла из спальни даже для того, чтобы их проводить; благо, у каждого было по ключу от ее квартиры.

Девушка сидела на кровати, почти не меняя позы, пока ребенок не проснулся. Открыв глаза, мальчик первым делом убедился, что Эля рядом, и, забравшись к ней на колени, захныкал, сквозь слезы канюча на все лады слово «мама».

– Ну, что ты, кроха, не плачь, – гладила мальчика по голове готовая сама разрыдаться девушка. И когда ребенок успокоился, задала самый главный вопрос: – Где ты был, маленький?

– Упал, упал, упал, упал…

– Ты что, долго куда-то падал? – догадалась Эля, пока Эмиль, отвлекшись, потянулся за любимой игрушкой – сшитым из сиреневой кожи бегемотом. – А что было там, куда упал? – продолжала настороженный допрос девушка.

Мальчик, пятясь, уже слез с кровати и поволок бегемота по полу, крепко держа за ухо. Эля, последовав за сыном в детскую, внимательно вслушивалась во все, что он говорил. Когда-то Ян намекал, что странности Эмиля могут объясняться галлюцинациями, но консилиум врачей заключил, что малыш совершенно здоров, а от фантазии своих деток иногда приходят в недоумение многие родители. Эля же верила своему ребенку беспрекословно, особенно сейчас, особенно после вчерашнего. Вот и теперь, сосредоточенно перебирая игрушки, Эмиль отвечал на вопросы настолько странно, что ни один нормальный родитель в своем уме не обратил бы на это внимание. Но только не Эля.

Автоматически переводя с «детского» на «взрослый», девушка узнала, что ее сын очень долго падал в темноте, что было холодно и страшно, что видел оранжевый снег. Название цвета он не помнил, и для подтверждения катнул к маме пестрый мяч и указал пальчиком на нужный сегмент раскрашенного бока. Потом было сумбурное описание страшных людей и тянувшихся колючими ветками живых деревьев. К тому моменту, как Эля одела и накормила сына, рассказ перешел к полупрозрачной женщине и очередной порции слез. Больше Эля расспрашивать не стала, а, наоборот, попыталась отвлечь ребенка всеми возможными способами. Но, всегда веселый и жизнерадостный, Эмиль снова начинал хныкать и говорить, что мамы там не было.

Все исправило только вручение первых за этот день рождения подарков. Вязаный медведь был потискан и благополучно забыт, а вот железная дорога завладела всем вниманием. Пока девушка возилась с угощением, малыш умудрился протянуть «пути» от комнаты до кухни и, пустив по ним поезд с вагончиками, потребовать от мамы положить вкусный груз. Впервые за день Эля улыбнулась, и большая шоколадная конфета по рельсам отправилась к поджидавшему ее в детской получателю.

Ради сына девушка решила отложить все дела и тревожные мысли до завтра, и полдня прошло в играх. Паровозное дело сменилось прятками, раскрасками, игрушечным хоккеем. Эля была почти счастлива, и немудрено: мать счастлива, когда счастлив ее детеныш.

Лем позвонил сказать, что подтвердил заказ в кафе, и попросил дать трубку имениннику. То, как умильно эти двое обычно общались, могло развеселить любого стороннего наблюдателя. Лем умел ладить с детьми, а Эмиля вообще обожал безмерно. С самого крохотного возраста он всегда говорил с мальчиком, как со взрослым, на равных, и ругал Элю, если та пыталась сюсюкать.

– Не порть будущего гения, у него же потрясающе умный взгляд. Он должен научиться излагать свои мысли хорошо поставленным голосом и безукоризненной речью.

Друг оказался прав, и, когда однажды Эмиль заговорил, было ощущение, что делает он это давно и успешно.

Вот и сейчас, сидя на ковре среди разбросанных игрушек, он, сжимая ручонками телефонную трубку, так серьезно и сосредоточенно отвечал на вопросы дяди Лени, что Эля, не сдержавшись, прыснула от смеха. Вдруг ей показалось, что на майке сына появились странные разводы. «Опять чем-то заляпался, шкода», – подумала девушка и, достав влажные салфетки, потянулась к ребенку. Тот как раз делился с Лемом впечатлениями о новой железной дороге.