Тропою сна

***

Следующая неделя вернула растерянное в тревогах спокойствие. Лето поспело, как сочный плод, прогибавший ветку своим весом, и радостно изливалось горячими солнечными лучами на головы суетливых горожан.

Каждый из жарких дней приближал трехлетие Эмиля, и обычные заботы, работа и прогулки с мальчиком теперь перемежались с подготовкой к празднику. И хотя, помимо мамы и сына, его обычно отмечали только два человека, Эля каждый раз закатывала веселую вечеринку на четверых, на которой трое взрослых веселились по-детски. Этот раз не стал исключением, тем более что малыш, помимо игрушек, дорос до некоторых аттракционов из парка развлечений, детского кафе и нанятого клоуна.

Лем предложил связаться по скайпу с Тимирчевыми-старшими, но Эля глубоко сомневалась, что они заинтересуются тем, что их единственному внуку исполняется три года. Даже на похороны старшей дочери они не приехали, мотивируя это невозможностью в данный момент оторваться от значительной разработки в какой-то там сложно выговариваемой области физики. Ира еще при жизни так и не простила их, – не за то, что они бросили ее, самостоятельную и твердо стоявшую на ногах, а за то, что оставили несмышленыша – Элю, которая, по Ириному разумению, была совершенно не приспособлена к жизни в суровом человеческом мире.

Эля же не умела удерживать в себе злость подолгу, тем более что ее детство нельзя было назвать тяжелым. Несмотря на кукушечий характер, успешные мама с отцом каждый месяц перечисляли на счет сестер приличную сумму, которая не заменяла родительскую ласку, но помогала жить в достатке. Благодаря этому Эля с Эмилем и по сей день ни в чем не нуждались.

Просматривая через Интернет ролики о своих уже известных родителях, Эля думала о том, что их выдающиеся качества поделились поровну между дочерями, только вышло из этого… ну, в общем, то, что вышло. Ира получила трезвый рассудок, железную логику и умение видеть скрытую от постороннего глаза суть вещей. Это, конечно, полезно для жизни, но талантливым ученым, как родители, она стать бы не смогла, да и не хотелось. Ей не хватало доставшихся Эле неуемной мечтательности и веры в недосягаемое. А по отдельности от этих черт было мало проку.

За день до праздника девушка с сыном провели чудесный выходной, устроив пикник. Эля расстелила покрывало на густой траве в парке, близь дома, а малыш, набегавшись вволю и оттаскав за хвост дворового кота, прилег к ней на колени. Девушка читала вслух очередную фэнтезийную книжицу и ела зеленое яблоко. Временами она прерывалась, чтобы выслушать Эмиля, который на этот раз настойчиво рассказывал маме о том, что, когда летишь, в лицо дует ветер и шевелятся кудряшки на голове, но все равно это здорово, только если тебя не догоняет синяя бяка с раздвоенным хвостом.

– Я тебе свои истории… – взвешивая книжку в руке, сказала девушка, – а ты мне – свои. Сказочники мы с тобой.

Мальчик засмеялся, будто понимал подоплеку слов мамы, и продолжал болтать, а Эля гладила золотистые волосы и смотрела в глубокое небо, в котором и сама бы не отказалась полетать. Ее мысли задвигались плавно, собирая из закоулков разума фрагменты фантазий на тему бескрайности и свободы, смешали их, как варево в большом котле, и вдруг выпустили в летнее небо эфемерное полупрозрачное создание, оно трепетало и извивалось, ложась на воздушный поток, а еще звенело, как охапка разноголосых колокольчиков. Эля спешно затолкала создание обратно в мысли, зная, что таким образом может довести свой и так шаткий разум до опасного состоянии, чего в присутствии ребенка никогда себе не позволяла. Но когда нечто напоминающее и полупрозрачные паруса и живого бумажного змея затянулось в котел, а тот в свою очередь рассеялся в тумане сознания, Эля почувствовала, что ее рука водит по воздуху. Там, где несколько мгновений назад под пальцами скользили шелковые завитки, теперь ничего не было, а колени больше не чувствовали тяжести детского тела.

Опустив взгляд и убедившись в том, что ребенка нет, она заозиралась. Сначала достаточно спокойно: подвижный Эмиль иногда становился просто неуловимым, – затем встревоженно. Но поблизости малыша не обнаружилось. По дорожкам гуляли мамочки с колясками, несколько карапузов оккупировали песочницу, но нигде не было видно яркого пятна желтой майки, которая сегодня была на Эмиле. У Эли в животе зашевелился ледяной страх, она вдруг поняла, что даже не почувствовала, как ребенок поднялся с ее колен.

Безрезультатные поиски длились долго, во всяком случае девушка потеряла счет времени. Она успела расспросить и мамаш, косившихся на нее укоризненно, и детей, которые последний раз видели Эмиля рядом с ней. Потом отправилась искать его в соседних дворах. Страх, поднявшись вверх, сдавил горло, и Янош еле разобрал, чтó запыхавшаяся подруга пытается сказать ему в трубку.

Ошарашив начальника историей о внезапно пропавшем племяннике, Янош приехал быстро и еле нашел кружившую среди домов заплаканную девушку. На этот раз они вместе прочесали всю ближайшую к парку территорию, а когда планомерный обход района не принес никакого результата, Янош заключил, что такие поиски неэффективны и бессмысленны. Находившаяся в истерике Эля не сумела описать диспетчеру полиции сложившуюся ситуацию, и этим занялся Янош. А потом сообщил обо всем Лему.

Несмотря на поздний вечер, друзья не могли уговорить девушку вернуться в квартиру, даже тогда, когда прибывший молодой лейтенант записал показания и отправился то ли искать ребенка, то ли по другим делам.

В окнах зажегся свет, и ночь осела на двор темными пятнами. Освещение стоявших вокруг домов выдергивало из мрака лишь фрагменты детской площадки. Лем решил подключить «тяжелую артиллерию» и вполголоса разговаривал с начальником службы безопасности своего отца. Девушка, закутанная в пиджак Яноша, всхлипывала, уткнувшись в его грудь.

Неожиданно Лем оборвал разговор и, выронив телефон в траву, побежал куда-то в темноту. В той стороне едва виднелись очертания зонтика песочницы, а на нем, зацепившись за металлический бортик, в метре от земли, висел Эмиль. Детский плач ворвался Эле в уши и прокатился по телу ударом тока, но Лем уже аккуратно снимал горько рыдавшего ребенка.

Чуть позже они сидели в Элиной спальне и молча наблюдали, как в свете ночника посапывает на кровати переодетый, накормленный и успокоенный малыш. Девушка наотрез отказалась оставлять его в детской без присмотра, поэтому разговор пришлось вести еле слышным шепотом.

– Эээ… – несколько раз пытался начать Лем, но обрывал себя на полуслове. Он задумчиво оглядывал стены, покрытые граффити, которые сам же два года назад расписал.

Янош терпеть не мог это помещение, оно ему казалось не просто неуместным, а нелепым до отвращения. Но в данный момент его раздражала еще одна деталь: он не мог понять, как в нескольких шагах от них, на зонтике песочницы оказался Эмиль. Это было совершенно необъяснимо, и мозги закипали от одних только абсурдных предположений. Сам залезть так высоко он бы не смог, ну не повесил же его туда кто-то специально, тем более совершенно бесшумно и незаметно.

Эля сидела на кровати рядом с сыном и ласкала взглядом каждую черточку хорошенького личика. Он совсем не был похож на Иру, да и на Данила, и уж тем более на Элю.

– Принеси чай, – сказал Ян, в упор посмотрев на Лема.

Тот в ответ только фыркнул, он с трудом переносил привычку друга командовать, но на этот раз без комментариев встал и вышел из комнаты. Спустя минуту из кухни донеслось клацанье, а потом звон разбитой посуды. Эля поморщилась, но не сдвинулась с места. И даже если бы в данный момент разваливался на кусочки окружающий мир, она бы осталась вместе с сыном на этом мнимом островке безопасности в виде кровати.