Тропою сна

Они с трудом увернулись от стремившихся навстречу металлических ниток неизвестного происхождения, и лишь спустя время Эля догадалась, что это проплывали гитарные струны. Эмиль потрогал за руки двух одинаковых кукол в разноцветных платьях, утопленных в водоеме сознания хирурга, очевидно они принадлежали дочкам-близняшкам. Здесь было на что посмотреть, вот только кишевшие образы не спасенных врачом людей очень мешали. Но все же в мутном пространстве удалось разглядеть шлем от Элиного скафандра, он погружался все глубже и глубже в толщу воды, а пузырьки кислорода, покидавшие его, стремились вверх. Девушка застыла, не в силах отвести взгляд от металлической сферы, и только интуитивно взяла сына покрепче за руку.

Что ее остановило, трудно сказать, то ли предчувствие, то ли ощущение затаившейся неизбежности.

Из шлема росло маленькое деревце, цепляясь гибкими корнями за гладкую и холодную поверхность. И это зрелище резануло глаз противоестественностью, неправильностью, впрочем лишь для реального мира. Зато в Мире Снов смотрелось очень органично, так одна душа вплеталась в другую, прорастала все глубже, не отпуская.

– Родной, а если я… – обратилась она к сыну, толком не зная, как закончить вопрос.

– Угу, – кивнул ребенок, разбиравшийся в происходившем лучше, чем мама.

Оказалось, убить человека просто, – неподъемно сложно решиться на это, даже ради него самого. Но, кроме Эли, никто не мог сейчас помочь парализованному Олегу, и его беззвучный крик раздирал только ее душу.

Все действие не заняло и нескольких секунд: вытрясти из памяти запах морозного воздуха, чуть терпкий, оседавший на языке свежей мятой, сконцентрировать и направить на маленький тополь. Эля потратила на это столько моральных сил, что практически потеряла сознание, но даже в таком состоянии ее рука крепко сжимала ладошку сына.

Шлем расчертили серые уродливые трещины, маленькое растение на его дне, ранее напоминавшее искусство бонсай, превратилось в хрусткую ледяную скульптуру. Реку до дна выстудил вызванный девушкой холод, а Эмиль, видя состояние мамы, просто крикнул посильнее, и ледяное безумие сна вокруг осыпалось к их ногам колкой крошкой инея.

На то, чтобы открыть глаза, ни моральных, ни физических сил просто не оставалось, единственное, что могло заставить ее, – это отсутствие сына, но его теплые пальчики находились по-прежнему в ее ладони. А значит, можно было позволить себе полежать еще немного. Но повседневные реалии в виде запрыгавшей на животе Слипри не позволили ей это сделать.

– Вставай, вставай, вон он идет!

Девушка открыла глаза и окинула взглядом пространство, уже занятое другим сном. В воздухе плавали символы и надписи на разных языках, написанные разными почерками, там, где они натыкались на удлиненные шпилеобразные строения неизвестного происхождения, оставались бурые мазутные пятна, на периферии зрения дрейфовал в небе почти разрушенный Колизей. А под ним сидела сухонькая старушка с пером в руке и декламировала что-то жизнеутверждающее.

– Хозяйка, – хмыкнуло подоспевшее в теплую компанию Нечто.

И по этому вполне безопасному сну шел стремительной походкой Олег, запинаясь на каждом шагу и заинтересованно озираясь. Увидев странную компанию, он направился к ним, а Эля, поцеловав ребенка, ждала затаив дыхание.

Любимый был гораздо старше, чем она помнила. Морщинки в уголках глаз – отпечатки прожитых лет, усилившаяся сутулость, местами поседевшая щетина, а в глазах больше нет бесшабашной восторженности – растерялась где-то в пути. Но для Эли все эти мелочи не имели значения, главное – это был он: его острый умный взгляд, порывистые движения, непоколебимая уверенность, на которой хотелось повиснуть плющом, сбрасывая с себя всякую ответственность. Она вдохнула родной запах и почувствовала его как никогда остро.

Но вдруг в Элину голову прокрались сомнения.

«Почти он», – маячило в голове, не давая покоя.

И абсолютно стерильная улыбка мужчины, обращенная к ней, подтвердила все ее подозрения.

– Дочки и жена будут горевать. Как мне дать им знать, что не стоит? – Олег всегда оставался Олегом, даже после смерти целеустремленный и деловой.

– Никак, – удивленно произнесла Эля, – но я позабочусь об их спокойном сне.

– Мам, играет Моцат, «Ночная серенада», слышишь?

– Моцарт, – поправила девушка. – Нет, дорогой, не слышу, но аромат потрясающий. Познакомься, Олег, это мой сын.

Мужчина обвел их странную компанию недоуменным взглядом, и Эля уже тогда испустила тяжелый вздох, а когда он спросил: «Вы из моих пациентов?», все поняла окончательно.

Нечто раздраженно сплюнуло, а Слипри, полоумно захохотав, утвердительно закивала.

Близняшки справились с матрицированием папы, Элина закладка очень помогла в этом процессе, и жена получила нужную долю информации. Но в матрице обнаружился один-единственный изъян: в ней, естественно, не осталось никаких упоминаний об Эле.

Приготовившись угощать любимого страшной историей, девушка протянула свободную руку для пожатия:

– Давай знакомиться, любимый.