Тропою сна

Сон успешного сорокалетнего хирурга был властным, он не приемлел чужой воли и подчинял всех только своему сценарию, впрочем Эле не пришло бы в голову сопротивляться, ведь следующее плавное движение тела привело ее в объятья знакомых рук. Она не думала о том, как странно им вдвоем дышится под водой, а только осознавала, как изголодалась по этому сдвоенному дыханию. Океан погружал их все ниже и ниже, засасывая в равнодушную темноту, полную диковинных существ, и Олег вплетал в ее фиолетовые волосы прядки теплого течения и говорил, говорил, говорил. А его военная форма цвета хаки поддакивала.

– Не смотри наверх, – твердил необъятный океан.

– Действительно. К чему тебе это? – вторили кишевшие вокруг листки исписанной бумаги, изгибаясь, как крохотные манты.

Чернила с них смывались, наполняя соленость океана зеленовато-синим привкусом. А в голове Эли вертелась почему-то только мысль о непонятно куда девшемся шлеме от скафандра.

– Я нашел лекарство, ты не умрешь, останешься со мной.

Девушка хотела сказать, что давно умерла, но у сна был строго выверенный набор ее реплик. И вместо этого она ответила:

– Все хорошо. Видишь, я здорова, я здесь с тобой.

Фиолетовые пряди удлинились и обвили со всех сторон военную форму Олега, а потом вплелись в полотно ткани, добавляя ей яркости. Под формой тело Олега уродовали шрамы, Эля чувствовала их всей кожей. Он никогда не рассказывал, что окончание Военной медицинской академии ознаменовалось для него практикой в горячей точке, да и вряд ли теперь бы рассказал. Но сейчас она вдохнула весь ужас пережитого прямо из его подсознания.

Вдруг ее голос изменился.

– Это я вылечу тебя, ты будешь как новенький, – и слова, срывавшиеся с губ, окончательно перестали ей принадлежать, – ты забудешь ее.

Элино тело удлинилось, добавляя росту несколько сантиметров, приобрело тонкость и изящество, а волосы открепились от головы и, скользнув мужчине под кожу, оплели его кровеносную систему. Вместо них образовалась короткая стильная стрижка.

Эля… а скорее уже не она, резко повернулась в любимых руках и страстно впилась губами в твердо сжатые губы Олега. Он не сопротивлялся, но напряжение мужского тела на грани отторжения чувствовалось очень остро. Эля вдруг сообразила, что это не она целует любимого, что здесь она всего лишь тень, тусклое воспоминание, которое безжалостная реальность годами вытесняет из его подсознания. К чему бороться, если по ту сторону сна есть та, кому он принадлежит. Она качает его детей, прижимается к его уставшим плечам, слушает его медицинские сказки и вдыхает его аромат, слыша уже не шелест тополей, а стройную мелодию из модной мелодрамы.

Элину натуру, понятия не имевшую о том, как что-либо отстаивать, могло отвлечь от апатичного созерцания только одно – тополиный дух океана заполнял все вокруг, а женщина в объятьях Олега пахла цветущим жасмином. Боже, сочетания этих ароматов она и в страшном сне никому бы не пожелала. Они настолько не подходили, конфликтуя, соперничая, что как можно быстрее хотели вытеснить друг друга. Только вот их обладатели понятия об этом не имели. Девушке захотелось крикнуть, напомнить Олегу о себе, но вместо этого она прижималась к нему все сильнее телом другой, ее мыслями, чувствами и ее губами. А он после некоторого промедления стал поддаваться этому нежному натиску.

Но по воле сна Эля сейчас составляла единое целое с этой женщиной, и, когда с губ уже сорвались слова, ей удалось изменить интимное «Возьми меня!» в то, что кроме Олега никто бы не понял: «Вдохни меня!» Сон неимоверно сопротивлялся, и даже столь незначительное искажение нескольких букв подняло в океане чудовищную бурю, и если в реальной жизни штормы и цунами можно переждать глубоко под водой, то в подсознании Олега таких лазеек не предусматривалось.

Вода вокруг потемнела, заколыхалась, завибрировала, заклокотала. А Эля попыталась заблокировать запах чужой женщины, образуя вокруг вакуум. Океан не позволял и с каждым движением рвал в клочья тонкую преграду. И неумолимо накатывало понимание, что на самом деле сражается Эля не с соперницей, а с подсознанием любимого человека. Но неожиданно оно поддалось; тополя, словно пыльную пленку, стряхнули с себя свежесть цветущего жасмина, и в то же мгновение Эля снова почувствовала себя собой. И с облегчением выдохнула, узнав свое отражение в растерянных зрачках Олега.

– Не могу надышаться. – Он прижал ее сильнее, прикоснулся лбом к ее лбу, предвосхищая то, чего девушке так хотелось.

Но сон больше не собирался терпетьхамское вмешательство, океан сжался до размеров чернильной лужицы и выдавил Олега в реальность, а нарушительницу – в другое сновидение.

Секунду спустя девушка летела вверх, за ее спиной раскрылись сильные крылья. Многочисленнаяи шумная стая чирикала, галдела, а в ее центре с абсолютным восхищением в зрачках летел хозяин сна. Нечто и Слипри появились внезапно, словно из цилиндра фокусника. Первое вовсю стало отчитывать за то, что девушка провалилась в сон, в который ход остальным был заказан, ну а вторая бросилась строить из себя члена стаи. Думаю, не стоит объяснять, как выглядит синяя змея, с детским энтузиазмом строящая из себя перелетную птицу. Комментарии излишни.

Летать было несложно, перышки омывались потоками воздуха, а Эля прокаркала Нечто обо всем, что с ней произошло. Нечто впало в задумчивость. Девушка снова изменила ход сна, и не просто выдернула из него отдельную деталь, такую как зонтик, который сейчас болтался на сером полупрозрачном шлейфе Нечто. Она снова переписала сценарий сна, вмешавшись в чужое подсознание. Но еще больше удивляли навязчивые совпадения: во всем многообразии снов, созданных миллионами людей, сначала Элю настигло послание Олега, а вот теперь она совершенно случайно нашла его сон, не ища, не задумываясь. Тут было над чем поразмыслить, но Нечто не позволило это сделать, поскольку почуяло цель, как гончая собака, унюхавшая добычу.

Вытолкнуть девушку-птицу из стаи оказалось несложно, и она комком перьев вывалилась из воодушевляющей прелести полета в мерзость полуночного кошмара. Причем собственного кошмара.

Каждый шаг – боль, каждый шаг – страх. «Выньте меня отсюда. Я живая! Живая!» Еще бы, ведь вокруг были одни мертвецы, вмурованные в каменные стены, шипы, торчавшие из пола, и пыточные орудия, почему-то свисавшие с потолка. С этого момента Эля перестала любить сладкое, поскольку даже мертвечина отдавала мерзко сладковатым запахом.

– Что это? – едва слышно выдохнула она, и даже на шепот это не походило, скорее ультразвук.

– Каменный домик, – пискнула Слипри, пролезая в щель треснувшей плиты.

– Гробница фараонов, – поправило Нечто и в ответ на удивленный Элин взгляд уточнило:– То, как ты их себе представляла… в детстве.

Назвать это странное помещение с низкими потолками гробницей можно было легко, но вот, насколько знала Эля, фараонов хоронили в гораздо лучших условиях. Поэтому разрисованные цветными мелками стены в зайчиках и ромашках несколько обескураживали. Но зато в сочетании с выглядывавшими из проемов скелетами давали нужный эффект непередаваемой жути.

– Скажешь что-нибудь? – язвительно осведомилось Нечто, совершенно свободно чувствовавшее себя в этом «милом» местечке.

– Как отсюда выйти?

– Ага, размечталась. Никуда ты не пойдешь. Уничтожишь все это как миленькая.

Стадо испуганных мурашек, уже некоторое время топтавшееся по спине девушки, при виде полуразложившегося трупа, валявшегося прямо под ногами, взвизгнуло и спряталось в голове.

«Ну вот, у всех нормальных людей тараканы, а у меня…»

А дальше началась экскурсия, и по сравнению с ней самая навороченная «комната страха» показалась бы тихой прогулкой по приусадебному участку.