Тропою сна

А потом вернулось ощущение собственного горя, и целый день Эля вспоминала все пережитые моменты, связанные с Эмилем, оказалось, что ее память сохранила их в мельчайших подробностях.

Когда к обеду валившийся с ног от усталости Олег резко распахнул дверь и вошел в палату, девушка сидела на стуле и пустым бессмысленным взглядом смотрела в окно. Ее щеки горели нездоровым румянцем, и усталость врача моментально исчезла. Он тронул ее лоб, подхватил на руки и уложил в кровать. Следующие часы Эля едва замечала, как вокруг нее суетятся какие-то люди, что-то в нее вливают и вкалывают. Иногда из этой круговерти выплывало лицо Олега, и тогда Эля на пару мгновений отрывалась от своей тоски о сыне, в которую погружалась все глубже. Физически она ничего не чувствовала, вот только в голове все плакал и плакал ее мальчик.

Потом появился Ян, и по перекошенному лицу вкупе с живой мимикой Эля определила, что он кричит, причем кричит на Олега. Врача мало волновали вопли молодого человека, в его глазах поселилось колкое беспокойство. Он не спускал с девушки глаз и лишь отрывисто и сухо отвечал на вопросы ее взбешенного друга.

– Выйдите, я хочу поговорить с ней, – донеслось до Эли словно из плотного, почти полностью поглощавшего звуки тумана.

– Я никуда не уйду, она в тяжелом состоянии, мы с трудом сбили температуру.

– Ты даже не знаешь, что с ней, бездарь!

Эля слышала все лучше и лучше, будто в магнитофоне накручивали и накручивали переключатель звука.

– Закрой рот, иначе я тебя вышвырну не только из палаты, но и из больницы.

«Боже, зачем так громко», – думала Эля.

– Еще вчера она, по твоим словам, была практически здорова, а сегодня едва не сгорела от температуры. Да я засужу тебя и твою гнилую клинику, гаденыш!

«Тише, ну пожалуйста», – молила девушка, у которой в голове уже как в рупоры гремели два мужских голоса.

На самом деле ее мужчины не кричали, они старались говорить по возможности тише.

– Не тряси тут бицепсами, если не заткнешься, мне придется свернуть тебе шею, и, поверь, тогда они тебе не помогут. – Глаза врача искрили злобой, а барабанные перепонки Эли были на грани разрыва.

– Пожалуйста, – еле слышно прошептала она, – громко…

Олег тут же оказался рядом, но беглый взгляд на приборы не принес ему облегчения. Он задал несколько коротких вопросов, на которые она ответила, толком не осознавая, что говорит. Ян вцепился в спинку стула напряженными руками. Ему показалось, что Эля молча спрашивает его о чем-то.

– Мы нашли ниточку, судя по всему, его вывезли из города. – Но с вопросом он не угадал.

– Скажи…я… снилась тебе… в детстве? – Элятак плохо себя чувствовала, что не была уверена, задала ли этот вопрос вслух, но Ян бурно отреагировал, и сомнений не осталось.

– Кто о чем, а она все о том же.– Его тон, как обычно, отличало снисходительное превосходство, но красивое лицо отразило неимоверное облегчение от того, что она заговорила.

– Ян, пожалуйста.

– Не надо меня впутывать в твои фантазии. Приди в себя, тебе сейчас не о глупостях надо думать, а о том, как выкарабкаться.

– Какая глубокомысленная глубокомысль, – протянула девушка, кривя губы. – Ты мне не веришь, – добавила она, а затем с трудом повернулась к Олегу:– А ты веришь, но не поможешь.

Впору было расплакаться, но организм и так обезводила высокая температура, и препараты еще не восполнили ее баланс, поэтому в глазах стояла степная сушь. Ян не хотел говорить при свидетелях, а Олег был занят делом, вколол Эле шприц с лекарством, и она не к месту подумала, что его зеленоватый цвет так приятен в белом безжизненном пространстве палаты.

– Что с женщиной за стенкой? – Голос потихоньку возвращался.

– Она здорова, я ее выписал,– судя по тому, как быстро врач ответил, его посвятили в подробности Элиной утренней прогулки.

– Я не об этом.

Олег глубоко вздохнул.

– Она выбралась из страшной аварии почти без единой царапины, а вот ее муж и двое детей – насмерть. Она была за рулем.

Эля прикрыла глаза от ужаса, но, прежде чем Ян успел зашипеть на врача за неуместные разговоры, в палату зашел как всегда всклокоченный Лем. В его глазах еще не было торжества победы, но уже плескалось небольшое удовлетворение. Эля вдохнула от него запах удачных решений и слабо улыбнулась. Зато он увидел опутывавшие ее трубки приборов, и довольное выражение лица стекло с него, как грим под напором воды. Когда его ввели в курс дела, Ян предложил перевести Элю в другую клинику.

На лице Олега заходили желваки.

– Эта лучшая, – ответил Лем.

– Значит, передать другому врачу, – не собирался отступать Ян.

Олег уже еле сдерживался, и то только потому, что Эля слабой рукой коснулась его пальцев. Ее глаза говорили что-то вроде: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало», хотя в данной ситуации скорее бы подошло: «Чем бы Ян себя ни успокаивал, лишь бы не кричал».

– Он лучший. Я проверил по двадцати трем показателям.

Олег насмешливо присвистнул.

– Лем, рассказывай, я слушаю. – Девушка еле-еле сжала мизинец Олега в своей ладони, не желая отпускать, и он присел рядом с ее кроватью.

– Может, отложим, – неуверенно предложил Лем, – дождемся,пока ты придешь в норму?

Но Элино лицо говорило лишь о том, что норма для нее –совершенно неподходящее слово, тем более теперь.

– Вобщем, я вспомнил один из снов, в котором ты, пожалуй, больше всего похожа на себя настоящую. Ты мне приснилась в день, когда… – он с опаской взглянул на Яна, – когда стала мамой, я как раз уснул прямо на экзамене.

В рассказанном сне девушка действительно походила на себя: те же страхи, те же нелепые действия, то же неумение жить по установленным правилам. Лишь внешность совершенно другая, но Нечто упоминало, что это не имеет никакого значения.

Но когда он закончил, зародившуюся в Эле с новой силой надежду тут же растоптал Олег:

– Это не она.

Лем непонимающе вытаращил на него серые глаза. А Ян, который не собирался участвовать в этом нелепом разговоре, а намеревался провести с подругой обычную отрезвляющую беседу, когда все удалятся, все же не выдержал:

– Да как ты вообще можешь судить? Ты ее едва знаешь.

– Вы идиоты. Если она видит то, что не видите вы, если поступает так, как вам и в голову бы не пришло, – это еще не значит, что она уязвимый младенец, которого надо оберегать от каждого необдуманного шага.

– Да если бы не мы, неизвестно, что бы с ней вообще стало и в каких психушках она бы проходила лечение, – впервые в жизни перешел проведенную когда-то им же черту Янош.

– Если бы не твоя опека, она бы итак выжила, поверь мне. И справлялась бы со всеми неурядицами ничуть не хуже, чем другие люди, может, не так изящно и легко, но на свой лад точно. Да позволь же ей быть тем, кто она есть, а не тем, кем должна, по-твоему, быть.

– Постороннему человеку не понять, – пренебрежительно кинул Ян.– Но я не могу ей позволить покончить с собой в надежде на то, что она попадет в какой-то нереальный мир, где, по ее собственному заблуждению, затерялся Эмиль. Она будет жить, я сказал! – снова сорвался на крик молодой человек.

– Будет, согласен, но для этого она должна быть сильной и смириться с потерей.

На протяжении всего этого разговора Эля смотрела в стену и старалась ничего не слышать.

– Ничего, что она здесь? – не выдержал Лем. – Вы не забыли спросить у нее, чего она сама хочет?

Мужчины прервались и уставились на него.

– Она хочет остаться со мной, – уверенно ответил Олег, и Янош захлебнулся словами от такой наглости.