Страница 19 из 58
— Халдир, послушай, — успокаивающе заговорила Эленья, высвобождая прижатую к коленям руку и кладя её на затылок воина. — Если это всё, что тревожит твоё сердце, то оставь свои волнения. Я не одна здесь. Лорд Глорфиндэль был прав, когда сказал мне это перед отъездом, — она усмехнулась, вспоминая свои несостоявшиеся страхи и всепонимающий взгляд золотоволосого воителя. — Эльрохир ещё два дня назад грозился проверить, как часто я роняю клинок на тренировке. Келеглим наверняка сможет найти мне занятие среди множества забот перед праздником; а книгу, что дал мне Митрандир, я даже ещё не открывала. Не говоря уже о том, что я так и не решила, что сказать владыкам на их предложение помощи…
Ласково перебирая мягкое серебро волос, поглаживая напряжённые плечи и шею стража и негромко рассказывая о своих планах на долгую предстоящую неделю, она невольно улыбнулась, ощутив, как отпускает Халдира гложущая мысли тревога. Эленья прекрасно знала, что ожидание его возвращения будет тягостным. Но ни на миг не желала бы переложить ещё и свой груз тоски на его сердце…
Обняв стража, она повторила:
— Не тревожься обо мне, мэлетэн. Я найду себе занятие и буду очень ждать твоего возвращения…
Он поднял голову и, хмурясь, с сожалением произнёс:
— Плохой из меня супруг получается. Я даже не подумал, что тебе нужно для этого праздника…
Эленья нежно погладила его по щеке, накрыла ладошкой губы, не давая договорить, и произнесла с улыбкой:
— Самый лучший… Мне ничего не нужно, никаких праздников. Я не хочу никуда идти.
— Хочешь, — усмехнулся страж, трогая губами прижатую к лицу ладонь. — Я прекрасно помню, как сияли твои глаза тем вечером, когда ты появилась на пороге Каминного зала с лордом Глорфиндэлем…
Эленья смутилась, вспомнив и казавшийся невообразимо далёким тёплый вечер, и роскошный наряд, и свой восторг от увиденного в зеркале отражения, и безудержную радость, бушевавшую в душе под множеством взглядов…
— К тому же, ты гостья владык и дочь военачальника Имладриса, — продолжил Халдир. — Было бы не слишком вежливо не явиться на этот праздник. И… неужели тебе самой не любопытно?
Она не отвечала, молча любуясь воином и радуясь тому, как тени печалей тают и растворяются в глубине его сияющего взора, а на губах блуждает едва уловимая улыбка.
— Когда вернусь, я позабочусь обо всём, моя радость. Только скажи, чего ты хочешь?
— Тогда ты узнаешь о моих желаниях после возвращения, — шепнула она.
— Я найду тебя в этом доме? — тихо спросил он, глядя ей прямо в глаза и старательно скрывая грусть.
— Конечно, Халдир… Откуда такие мысли?
Потянувшись, он припал к её губам долгим поцелуем, а она лишь сильнее обняла его, отвечая на ласки и накрепко заперев все прочие волнения в самом дальнем уголке сердца…
*
Застонав и уронив на постель осколок зеркала, мужчина опустился на колени у кровати, с силой сжав край стола. Ноги не держали его, боль пеленой застилала глаза, а дрожащие от слабости руки не могли справиться с окровавленной повязкой, присохшей к плечу и шее.
Скрипнула за спиной дверь, и раньше, чем он смог превозмочь боль и обернуться, его подхватили под руки и усадили на кровать.
— И что дальше? К чему это? — произнёс мелодичный голос, а из тумана его сознания выплыло прекрасное лицо в ореоле золотых волос. — Ты ещё слишком слаб, Дарвунн.
— Я надеялся, что мы сможем уехать через день-два, — вымученно улыбнулся он, глядя в синие, как море, глаза.
— Через неделю, не раньше, — непререкаемо произнесла дева.
И тут же одним уверенным движением, почти не доставившим боли по сравнению со всеми предыдущими безуспешными попытками следопыта, сорвала старую повязку и приложила к подживающим ранам целебный отвар.
— Посиди здесь, я сейчас вернусь, — ласково произнесла она, взяв его руку и прижав к повреждённому плечу. И бесшумно ушла до того, как следопыт сумел до конца вернуться к реальности.
Вскоре она возвратилась, осторожно и быстро смазала его раны и ловко наложила свежие повязки.
— Неделя, Дарвунн. Иначе раны воспалятся и будет только хуже, хотя что я тебе рассказываю… Да и погода, надеюсь, к тому времени устоится, а метели закончатся. Ты слышишь меня? — мягко произнесла она, всматриваясь в лицо молчаливого следопыта, не сводившего с неё немигающего взора.
— Мэлле… — прошептал он вместо ответа и повернул голову, прижавшись губами к лежащей на плече руке эльфийки.
Она замерла и напряглась, но рука на его плече не дрогнула, всё также даря тепло сквозь влажную от пота и примочек ткань рубашки. Он сидел неподвижно, словно изваяние, боясь шелохнуться и утратить реальность этого мига, а его сердце пылало жарким огнём и тянулось к покоящейся на плече ладони. Подняв подрагивающую руку, он осторожно коснулся нежной кожи и попытался сомкнуть пальцы на тонком запястье.
— У тебя жар, Дарвунн, — спокойный и как всегда приветливый голос разрушил его надежды. — Ложись, я принесу тебе питьё.
По его щеке мазнуло тёплое прикосновение, исчезая за пределы досягаемости.
Он поднял голову и встретил то, чего боялся больше всего на свете — внимательный и сочувствующий взгляд синих глаз. Невыразимо прекрасных, но бесконечно далёких, чужих и холодных, без малейшей искры того огня, которым горело его сердце…
— Спасибо, Мэллерин, — хрипло произнёс он, превозмогая и телесную, и сердечную боль, пытаясь совладать с эмоциями и с горькой радостью благословляя свой жар, оправдывающий пылающее лицо.
— Ложись, — повторила она, покидая комнату, — ложись и постарайся уснуть. До ужина ещё есть время. А мы пока что приготовим тебе чистую одежду.
Он попытался ответить улыбкой, старательно отводя глаза, но исказившую его лицо гримасу Мэллерин уже не видела, переступив порог гостевой комнаты.
Поджидавшая в коридоре Эльмирет шагнула к сестре, забирая у неё из рук перевязочную ткань, склянку с целебным отваром и плошку мази.
— Давай, я уберу это, — негромко сказала она. — А потом принесу ему одежду, если хочешь.
Мэллерин взглянула на сестру, читая молчаливое сочувствие, и разжала стиснутые на склянке пальцы.
— Спасибо, Мирэ.
Младшая лишь кивнула в ответ, уходя.
Мэллерин спустилась вниз и быстро пересекла общую залу. Открыв скрипучую дверь, она скрылась в полутёмном узком коридоре, соединявшем дом и конюшню. Летом этот переход почти никогда не использовали, но в такие зимы как нынешняя, когда просторный двор не успевали расчищать от последствий бесконечных снегопадов, он был незаменим.
Пройдя коридор почти до середины, эльфийка остановилась у небольшого окошка и только сейчас позволила себе резко вздохнуть. Прижав ладони к замёрзшему стеклу, она стиснула кулаки, сцарапывая наледь и не замечая рассыпающегося под пальцами холодного крошева.
Она простояла так до той поры, пока стекло не заискрилось золотистыми бликами, отражая вспыхнувшие во дворе фонари, а в конюшне не раздался голос отца, окликавшего её по имени. Отняв от окна ладони, она взглянула на оставшиеся в морозных узорах проталины и перевела дыхание, гася мятущиеся в глазах огни, возвращая на лицо привычную спокойную улыбку. И направилась в дом, отозвавшись отцу. Опустив руку в карман, она погладила и сжала в кулаке всегда хранимую там вещицу — кожаную лобную повязку, искусно расшитую серебристо-синими гербовыми узорами, найденную прошлым летом в гостевой комнате после отъезда двух неразличимых, лишь на первый взгляд, гостей…
Когда Мэллерин вошла в общую залу, почти все обитатели дома уже собрались за столом, не хватало лишь Элириэль. Хозяйка пришла последней, выйдя из своей мастерской и с рассеянной улыбкой присев на свободное место во главе стола. Весь ужин она просидела молча, не принимая участия в разговорах, вяло ковыряя в тарелке и не отнимая левой ладони от столешницы. Казалось, что она вообще не замечала ни присутствующих, ни громкого смеха, ни бросаемых на неё взглядов.