Страница 49 из 55
Алордин задумался, вдыхая аромат трав, и скользнул взглядом по мне и сидящим за столом уставшим воинам.
— Я хотел бы сам увидеть всё, собственными глазами. И тогда уже решать, что делать дальше. Необходимо проверить поселения у западных окраин леса и то, о котором она рассказала. Может быть, ещё можно кого-то предупредить. И нельзя оставлять всё в том виде, что сейчас… нельзя оставить у наших границ поруганные тела и смерть.
— Я могу указать дорогу до…
Под его взглядом, оборвав себя на полуслове, я медленно закрыла рот, запоздало вспомнив, что Алордину уж явно больше моего знакомо местонахождение разорённого посёлка.
Воин хмыкнул и окинул меня тем взглядом, от которого ещё с детских лет возникало желание укрыться за чьей-либо спиной. Но спины поблизости не наблюдалось, а сползать под стол было бы не к лицу… К тому же, если уж даже Сэльтуиль способна приносить пользу, стоя с луком у границы, то для меня было бы позором сидеть в это время у матери дома.
— …хотя бы ту дорогу, которой прошла до границ, — выговорить это удалось лишь с усилием, а каждый устремлённый на меня взгляд лёг тяжким грузом. — Если это важно. Может быть, я могу чем-то помочь… — последние слова были почти не слышны.
— Твоя дочь безумна, Тауриндиль, — насмешливо шепнула Линнэн моей матери, убирая со стола пустые тарелки.
— Это не важно, — отрезал Алордин, отставляя кружку и окидывая взглядом всех присутствующих.
И непонятно было, кому предназначался этот ответ…
Я опустила глаза, не выдержав его взгляд, и стиснула кулаки, сгорая от стыда. Мне, почти полсотни лет назад покинувшей дом и не появлявшейся в этих землях много лет, глупо и смешно было предлагать какую-то помощь воинам, проводившим половину жизни у границы.
Алордин приблизился ко мне и остановился рядом, сверля с высоты своего роста настойчивым взглядом. Таким же взглядом любили награждать своих учеников наставники стражей Имладриса, ожидая от них верных решений… Вскинув голову, я взглянула в сверкающие холодной сталью глаза и уловила в их глубине мелькнувшее на миг любопытство. Алордин взял мои руки, перевернул ладонями вверх, рассматривая поджившие ссадины, и отпустил.
— Перевяжи левую руку, — бросил он мне, отворачиваясь к Мудрым. — Вы поможете нам?
Мать молча кивнула, а Линнэн не удержалась и проворчала:
— К чему задавать подобные вопросы?..
Тяжёлая рука Алордина на мгновение коснулась моего плеча, когда воин, повернувшись, направился к выходу. Я подавлено молчала, спрятав лицо за кружкой. Стражи, закончившие есть, поднялись из-за стола и последовали за командиром.
— Элириэль, передай Аэглэну, что помощь его учеников понадобится на западных постах, — приостановившись в дверях, произнёс Алордин. — К вечеру их сменят стражи. Выступаем через час от дома Аэглэна. И… про руку не забудь.
Он вышел из дома, и со стороны конюшни донеслись отдаваемые им распоряжения. Я недоумённо захлопала глазами, провожая воинов, покидающих зал, пока один из них не взглянул на меня с насмешкой:
— Что сидишь, Элириэль? У тебя всего час, чтобы успеть собраться.
Обескураженная, я вскочила.
— Аэглэн сейчас на кухне, — негромко произнесла мать и вздохнула. — Стрелы возьмёшь в оружейной. А потом зайди ко мне, я помогу с рукой…
«Однажды, моя девочка, всё закончится — и эта война, и тьма, и опасность. Всё в нашем мире меняется… И мы тоже. Но свой путь, каким бы он ни был, пройти сможет лишь тот, кто идёт. И если мы хотим снова увидеть, как засияет свет над нашими землями, мы должны до него дойти. Иди, милая. Иди… и береги себя…»
Эти слова, сказанные в тот день матерью на прощание, я потом всегда твердила себе как заклятье — и когда казалось, что надежда потеряна, и когда она на самом деле исчезала. И когда оставался лишь бесконечный коридор.
Дойти… чтобы увидеть… свет…
За четыре дня, что провела я с отрядом Алордина у западных окраин Эрин Гален, нам удалось предупредить разграбление ещё двух крошечных посёлков лесных жителей. Понимая, что самостоятельно вряд ли удастся противостоять нападениям крупных отрядов орков, они покинули свои дома и ушли от опасного соседства дальше на юг, к родичам. В трёх местах мы опоздали. И всё, что смогли сделать — это лишь предать земле и огню оставшееся после набега.
Побывали мы и в заваленной буреломом балке у границы леса. Когда я извлекла из тайника полученные в Имладрисе доспехи, Алордин лишь одобрительно прищёлкнул языком, скользя пальцами по тиснёным узорам на коже нагрудника. И нацепил всю защиту на меня. А затем, заталкивая в сумку извлечённое из-под камня платье, я поймала его насмешливый взгляд. Но расстаться во второй раз с чудесным подарком Сильмэ было выше моих сил. Пусть улыбается, донесу…
Домой мы вернулись к вечеру пятого дня.
И для меня началась бесконечная вереница дней, сливающихся в недели и месяцы, когда дежурства у приграничных постов чередовались с выходами на охоту, а по ночам поднимал на ноги громкий стук в дверь…
В ту ночь требовательный стук раздался почти сразу после заката. Едва успев натянуть сапоги и прихватив с собой пояс с оружием, я ещё в пределах своей комнаты поняла, что произошло нечто страшное — громкие взволнованные голоса и заметавшиеся в ночной мгле отсветы огней изгнали из посёлка последние мгновения ночных грёз. На ходу заглянув в спальню к Линнэн, я не стала тревожить её — вернувшись незадолго до заката от раненого прошлой ночью стража, она была в усталом забытьи и ничего не слышала.
Мать уже была у входной двери, расспрашивая принёсшего вести воина, и лишь кивнула мне в сторону стоящего на возвышении Дома целителей, почти бегом спускаясь с крыльца.
Холодный туман, предвестник приближающейся осени, снова лежал за порогом густыми клубами. Плохо… В такие ночи орки с особой яростью бесчинствовали у границ, и трое раненных стражей за последние шесть дней уже заставили оставшихся в поселении лекарей явить свои навыки.
У Дома целителей горели костры, немного разгоняя туманную муть, в окнах бились яркие блики света, а у крыльца собралось, наверное, всё поселение. Спеша вслед за матерью, я с удивлением обнаружила вокруг множество незнакомых лиц; хотя, казалось, после возвращения домой мне стали известны уже все эльдар, появившиеся здесь за годы моего отсутствия. Сейчас же у костров сидели и стояли, переговариваясь, плача или утешая друг друга те, кого я никогда не видела раньше. И всех их объединяло лишь одно — отчаянье в блуждающих глазах.
Стоявшие у самого крыльца молчаливые воины расступились, пропуская мать, а я резко остановилась, словно наткнувшись на стену — у входа в дом, в кольце отбрасываемого факелами света, аккуратно, в ряд, лежало четыре тела. Окровавленные одежды, застывшие лица… Незнакомая русоволосая дева в залитом кровью желтом платье с четырьмя ранами от стрел на груди и у шеи. Темноволосый юноша без доспеха с рассеченной раной от ключицы до бедра. Незнакомый воин, чье лицо, скрытое слипшимися от крови волосами, рассмотреть было почти невозможно. И Гланмир, один из наших стражей, ушедший три дня назад к восточным селениям. Там жила его сестра с супругом, и он, волнуясь об их благополучии, часто вызывался сам увести отряд в подмогу немногим оставшимся у восточных рубежей воинам. Лишь при взгляде на его неподвижное тело мне стало ясно, что случилось непоправимое, а до слуха долетел, перекрывая царящий вокруг гвалт, громкий голос Алордина.
— Да! Именно немедленно! — рявкнул он, появляясь на пороге Дома целителей.
Стоящие у крыльца стражи плотнее сомкнули ряды, скрыв то, что происходило за их спинами.
— Это безумие! — громко и взволнованно возразила Антара, его жена и одна из оставшихся в посёлке целительниц. — Прошу тебя, не сейчас! Не ночью!
— Я должен был принять это решение уже давно! Промедление лишь погубит ещё больше нашего народа!
— Не сейчас, Алордин, послушай… — раздался за их спинами негромкий, но звучный голос моей матери, и воин резко остановился, обернувшись. — Послушай голос своего разума, не рвись за велением сердца. Случившегося не изменить. Но мы должны сейчас позаботиться о тех, кто ещё нуждается в помощи.