Страница 33 из 55
— Неплохо, дитя, очень неплохо, — раздался за спиной насмешливо-удивлённый голос.
Вздрогнув от неожиданности и растерявшись, я стремительно обернулась, наткнувшись на немолодого темноволосого мастера, тихо подошедшего сзади и внимательно следившего за моими действиями задумчивым взглядом ярко-голубых глаз.
— Я Миргол, — продолжил он, не обращая внимания на моё замешательство. — Дринглинн сказал, что ты спрашивала обо мне.
— Элириэль, — приложив руку к груди в приветственном жесте, я обнаружила зажатый в кулаке камень и, окончательно смутившись, протянула его мастеру. — Прошу прощения за вторжение…
— Оставь, — усмехнувшись, он отстранил мою ладонь и накрыл сверху своей рукою, чуть пожав. — Тобою найдено — пусть тебе и достанется. Зачем ты искала меня?
Зачем… Сложно объяснить, почему вдруг к концу третьего месяца пребывания в гостеприимной долине, наблюдая за кипящей среди её жителей жизнью и прислушиваясь к чужим разговорам, ощущаешь непреодолимое желание взять в руки инструменты и утонуть в любимом занятии. И не видеть отрешённо-пустого взгляда Лаэрлинда, всё чаще пропадающего дни напролёт среди молодых стражников Имладриса…
Прямой вопрос требовал прямого ответа, ни к чему длинные объяснения, которые никого не касаются…
— Я хотела бы приходить сюда и… использовать это, — кивнула я на его рабочий стол.
Миргол удивлённо вскинул бровь, а переговаривающиеся у двери оружейники на мгновение примолкли.
— Ты знакома с ювелирным делом? — быстро переспросил мастер, окинув меня заинтересованным взглядом.
— Немного. Я не могу похвалиться выдающимися работами, но мне нравится создавать украшения. И… я люблю самоцветы…
— Ты их ощущаешь, — по мне скользнул задумчивый взгляд. — Не спрашивай, откуда мне это известно, — с усмешкой остановил Миргол готовый вылететь вопрос. — Я знал многих великих мастеров, девочка, и видел эту тягу к сокрытому…
— Видел?!
Слово вырвалось неожиданно для меня самой. Среди мастеров нашего народа редко можно было встретить ювелиров — не так много в наших горах копей, и ещё меньше в них встречается самоцветов. И ни один из тех мастеров, что учили меня основам ремесла, никогда не упоминал о чём-то, хоть отдаленно похожем на ощущения, охватывающие меня при виде цветных камней. Они говорили об огранке, цвете, выборе оправы или прозрачности… Но никто не говорил о том, как замирает сердце от предвкушения и слышится тихий говор, напоминающий далёкую песню невидимого менестреля. Об этом догадывались лишь отец и мать…
— Видел, — кивнул Миргол, не отводя проницательного взгляда, словно читая мысли. — Ты слышала о Гвайт-и-Мирдайн?
— Я читала о них. Величайшие мастера, обладавшие величайшими знаниями…
— И не меньшей гордыней, сгубившей все труды, — раздражённо бросил Миргол, прерывая мои слова. — Значит, слышала. Среди них было немало тех, кто умел понимать скрытое… и чувствовать.
— Откуда ты… Ты говоришь об этом так, словно… Ты знаешь! — внезапно полыхнуло понимание. — Ты наверняка чувствуешь!
— Нет, Элириэль, — в его голосе была лёгкая грусть и сожаление. — Сам я не обладаю такими талантами. Но видел… множество раз видел это в других.
— Ты родом из Эрегиона?
Он усмехнулся, подтверждая догадку.
— Ты один из них! Из Гвайт-и-Мирдайн!
— Был… когда-то был.
— Не бывает бывших мастеров!
Снова грустная усмешка:
— Если бы ты видела то, что видел я, ты бы так не считала.
Сердце забилось сильнее от его слов, вспомнились недавние сомнения. Мастер же умолк и, словно чего-то ожидая, не отводил пронзительно-пытливого взгляда.
— Искусство и красота не могут нести зла, — мои негромкие слова почти утонули в звонких ударах кузнечных молотов. — Зло идет от сердец тех, кто владеет волей и направляет её в своих деяниях.
Миргол чуть приподнял бровь, рассматривая меня с высоты своего немалого роста. Не отводя взгляда, я покачала головой, повторив с большей уверенностью:
— Не могут. Не вина мастеров, что их земли были уничтожены. Зло принесли те, кто желал владеть их работами. И так было всегда… во все времена…
Протянув руку, Миргол коснулся моего плеча, и его пальцы сомкнулись в крепком пожатии.
— Ты говоришь мудрые речи, девочка. Но в жизни не всегда происходит всё именно так. И порой то, что должно было бы стать величайшим благом, несёт величайшее горе.
Приобняв меня за плечи, он медленно направился к выходу из мастерской, задумчиво глядя перед собой немигающим взглядом, словно разглядывая что-то сквозь завесу времени.
— Пойдём, дитя, я расскажу тебе одну историю. И если, выслушав всё сказанное, ты не передумаешь, я с радостью позволю тебе приходить сюда. И даже более того, я открою тебе все знания, что доступны мне.
— Позволь сначала спросить?
Приостановившись, мастер удивлённо-недоверчиво вскинул бровь, ожидая вопроса.
— Мэлуидан сказал, что сейчас ты редко бываешь здесь. Почему ты отказался от своего искусства?
Он рассмеялся, неожиданно весело, а в его голубых глазах вспыхнули насмешливые искорки:
— Я никогда не отказывался от своего искусства. Мои умения — это часть меня, часть моей жизни. И какой бы она ни была, эта жизнь — горькой ли, радостной ли — я готов и дальше делиться своими творениями с другими.
— Тогда почему ты сейчас пытаешься отговорить меня?
— Я не пытаюсь отговорить, Элириэль. Твоя жизнь ещё только начинается. И я не знаю, готова ли ты к тому, что не всегда в ней всё будет складываться так, как ты ожидаешь.
Пришёл мой черед улыбаться.
— Вот уж к чему я точно готова, Миргол, так именно к этому… Почему ты больше не работаешь здесь?
Он враз посерьёзнел и со вздохом ответил:
— Я работаю, Элириэль. Изредка… Просто сейчас то время, когда мой народ сильнее нуждается в мечах и кольчугах, а не в изящных безделушках, радующих глаз, но не способных прикрыть сердце в бою. Пойдем, дитя, время уже позднее. Если желаешь, мы можем поужинать в моём доме, и я расскажу тебе о том, как величайшее мастерство способно принести гибель…
Следуя за ним по заснеженным аллеям к небольшому дому у юго-западной террасы, я уже тогда знала, что ни одна из услышанных или прочитанных историй более не способна изменить моих намерений. И ничто не сможет встать между мной и моим даром. Ведь никаким печалям и страхам впредь не затмить сияние истинного света — света мудрости. А для этого стоит всего лишь слушать голос сердца, следовать законам жизни и не нести в мир боль…
*
В долину пришла весна. Небо сменило цвет с серого на ярко-голубой, а сырые холодные туманы уступили место проливным дождям, после которых обнажённые склоны гор неожиданно быстро подёрнулись молодой зеленью. Пора собираться в обратный путь.
…Разговор не складывался. Отведя взгляд от белых хлопьев облаков, несущихся по синеющему в окне небу, я снова виновато взглянула на отца, встретив всё ту же печаль на его лице. Казалось, каждое сказанное сейчас слово гасит сияние его прозрачных глаз, омрачая высокий лоб и сжатые губы.
— Отец… Я не знаю…
— Чего ты не знаешь, дитя моё?
— Я не знаю, как тебе это объяснить…
— Я всё понимаю, девочка моя.
Приблизившись, он раскрыл объятья и я, как в детстве, прижалась к его груди, раздираемая самыми противоречивыми чувствами: сомнением, тоской, радостью, удивлением и виной. Это было мучительно больно. Но… по-другому я уже не могла.
— Всё понимаю… — его рука легла мне на затылок, поглаживая по волосам. — Помнишь, я сказал тебе, что никогда и ни в чём не буду тебя неволить?
— Помню, ада… помню.
— Тогда не печалься, моя звёздочка. — Он склонил голову и коснулся губами моей макушки. — Если таков твой выбор, я принимаю его.
Я вскинула голову, всматриваясь ему в лицо.
— Ты не сердишься, адар? Не считаешь, что я поступаю неверно?
Он усмехнулся, печально и тепло:
— Нет, дорогая моя девочка, я не сержусь. По своей выбранной дороге каждый должен идти сам. Мне грустно и нелегко от твоих слов, но моя ноша не должна ложиться на твои плечи. Я люблю тебя, моя дорогая. Ты решила — да будет так… Не плачь, звёздочка. В нашей жизни всё переменчиво, и ничто не длится вечно…