Страница 32 из 55
— Я не сомневаюсь в этом, дитя, — усмехнулся он, опускаясь на соседний стул и бросая быстрый взгляд на развороты страниц. — Мне всего лишь любопытно, какие вопросы заставляют тебя проводить в этих стенах дни напролет, отказываясь от любимых занятий и развлечений.
Молча, повернув к нему одну из книг, я понаблюдала, как исчезает с его губ улыбка и чуть приподнимается тонкая бровь над посерьёзневшими глазами.
— Сильмарилли… — прошептал он. Покивав головой, словно прислушиваясь к своим мыслям, Саэльдир снова взглянул на меня, отодвигая книгу: — И что же тебя так беспокоит, что ты дни напролет не находишь себе места, забывая обо всём?
Обойдя стол, я опустилась на стул напротив летописца, нервно постукивая пальцами по гладкой поверхности. Он выжидающе молчал.
— Не знаю, Саэльдир… — отвернувшись от его внимательного дружелюбного взгляда, я снова опустила глаза вниз. — Беспокоит… — Сложно было разом высказать все тревожащие мысли и неясные сомнения, не дающие покоя последние недели. — Эти камни были созданы величайшим из мастеров, они были прекраснейшими…
— Да, это так, — кивнул он. — И что же?
— А то, что они не принесли ничего, кроме горя! — Нетерпеливо вскочив, я снова забегала по библиотеке, провожаемая его взглядом. — Как же так вышло? Мне всегда казалось, что красота порождает лишь радость, что создавать её — величайшее наслаждение. Как может то, что прекрасно, нести такое зло? И… что, если… если всё, что создано мною, однажды обернётся таким же кошмаром…
— Эль, остановись, — поднявшись во весь рост, Саэльдир взмахнул рукой, останавливая мои путаные объяснения. Обойдя стол, он приблизился и коснулся моих запястий. Повернулся к окну, полюбовался игрой света в камнях браслетов и чуть заметно улыбнулся. — Ты не права сейчас, девочка. И твои сомнения напрасны.
— Ещё бы… конечно… — Я высвободила руки и легонько потёрла серебристые плетения, украшавшие запястья. — Конечно, ты прав… Ты говоришь сейчас это потому, что мне несравнимо далеко до искусства любого из мастеров Эрегиона. Это так, блестящие побрякушки! — Браслеты чуть звякнули друг о друга от взмаха рук. — Но как жить, если знаешь, к чему может привести результат твоих усилий. Все эти проклятия…
— Эль, послушай… — снова остановил меня Саэльдир и на некоторое время умолк, собираясь с мыслями. Я молча ждала его ответа, рассеянно прохаживаясь вокруг стола. Наконец, он негромко сказал, указывая на стул: — Присядь, я хочу тебе кое-что показать.
Отойдя к полкам, он вытащил ещё какой-то фолиант и, раскрыв на нужной странице, положил передо мной. Увенчанный сиянием моряк уводил крылатый парусник навстречу свету.
— Я помню конец этой истории… Эарендиль и Вингилотэ… — Книга вернулась к летописцу. — Что ты хочешь этим сказать?
— Лишь то, Эль, что сам камень не может вершить поступки, он безжизнен. Всё зло… всё, что вызвало проклятия, смерть, слёзы и горе — всё совершено детьми Эру. Теми, кто обладает свободной волей. Теми, в ком бьётся сердце и у кого есть разум. Теми, кто мог не творить зла, а пойти иным путём… Они видели сияние света, но творили то, что велела тьма в сердце. И не вина камня, что всё это было именно так. У камня нет голоса, он не зовет ко злу. И вина нолдор не в том, что эти камни были созданы. Вина в том, что прекрасные чувства, рождённые их светом, были искажены и затемнены алчностью, злобой, местью и кровью.
— У камней есть голос, — прошептала я ему в ответ, вспоминая с детства знакомый свет жизни, живущей в глубинах цветных осколков. — Есть, Саэльдир, поверь мне…
— Верю, Эль, — в его глазах заиграл отсвет тёплой улыбки, — верю. Ты видишь то, что недоступно мне — это твой дар. Редкий дар. И он позволит тебе донести до таких как я незримое, доступное лишь тебе. Я могу поделиться с тобой знаниями, а ты способна открыть кому-то красоту… Наши умения одинаково важны, и не наша с тобой будет вина, если они разбудят в чьих-то сердцах тёмные помыслы. Ты понимаешь меня?
Я задумчиво кивнула, вспоминая слова матери, сказанные во время последней совместной поездки. «След, оставленный на дорогах жизни…»
— Именно так, девочка. — Саэльдир согласно кивнул в ответ на невольно произнесённую вслух фразу, развеивая гнетущие раздумья последних недель. Поймав мой задумчивый взгляд, он ласково улыбнулся и повторил: — Именно так…
— Мудрость матери кажется мне порой непостижимой, — улыбнувшись, я поднялась из-за стола и, бросив на летописца виноватый взгляд, принялась собирать разбросанные книги.
— Для того, чтобы постигнуть чью-то мудрость, Эль, совсем не обязательно проходить испытания, выпавшие на долю мудрецам. Иногда достаточно лишь внимательно прислушаться к их словам и разумом, и сердцем. — Помогая собирать книги, Саэльдир улыбнулся.
И в тот же миг, словно утверждая его правоту и сметая тревоги долгих раздумий, яркий луч солнца упал на мои браслеты, рассыпавшись радужными брызгами по старинным фолиантам, хранящим воспоминания былых эпох…
*
Невзирая на поздний час, в полутёмном здании мастерских ещё кипела работа. Хотя большинство рабочих мест пустовало — близилось время ужина, и многие мастера уже разошлись по домам — ещё теплились угли горнов, очагов и горелок, над некоторыми столами сияли фонари. Два кузнеца, поочередно раздувая горн, ковали подковы и правили мечи. У противоположного выхода трое мастеров что-то негромко, но горячо обсуждали, изредка взмахивая руками и указывая на оружейную стойку у двери. В дальнем углу мастерской, в свете фонаря, сидел светловолосый эльда. Склонившись над работой, он аккуратно, быстро и ловко соединял кольца кольчуги — одной из тех, что носили гордые стражи Имладриса. Рядом с ним на столе высилась горка наручей, у ног серебристой лужицей растеклась одна из нуждающихся в починке кольчуг, а за спиной на стене были развешаны начищенные до блеска шлемы и щитки.
При моём появлении на мгновение разговоры стихли, а внимание мастеров обратилось к двери. Окинув нежданного посетителя удивлённо-рассеянными взглядами, все вернулись к своим занятиям, оставив меня у входа. Откинув с головы капюшон и отряхнув заснеженный плащ, я медленно направилась вдоль рабочих столов, рассматривая их в неярком свете фонарей.
— Могу я чем-нибудь помочь? — светловолосый мастер-бронник отложил работу и, поднявшись со своего места, тихо подошёл, удивлённо глядя серебристо-светлым взглядом.
— Меня зовут Элириэль, — склонила я голову в приветствии.
— Я знаю, — улыбнулся он, прикладывая руку к груди, и представился: — Мэлуидан. Что привело сюда гостью из дальних земель? — настойчиво повторил он свой вопрос. — Ты что-то ищешь?
— Уже нашла.
Остановившись у одного из рабочих столов, я провела рукой по гладкой чистой поверхности, рассматривая небольшую полочку с миниатюрными инструментами и разноцветными склянками, погасшую горелку и открытый ящик с небрежно сваленными образцами пород. Заметив этот жест, Мэлуидан произнёс:
— Это стол Миргола, его сейчас нет здесь.
— Жаль… Скажи, а… где я могу найти Миргола? Или… нельзя ли мне изредка приходить сюда?
Он улыбнулся и сделал какой-то знак одному из молодых подмастерьев, помогающих кузнецам. Кивнув, юноша исчез за дверью, а Мэлуидан протянул руку, взмахом указывая на помещение мастерских:
— Миргол сейчас редко здесь появляется, но, думаю, он не будет возражать. Если пожелаешь, я покажу тебе мастерскую и работы наших мастеров.
— С удовольствием… Если моё присутствие не помешает вашей работе, курунир Мэлуидан.
— Мне приятно показать гостье плоды этой работы, — в учтивом ответе мастера явственно звучала гордость.
И никак нельзя отрицать того, что она была полностью заслужена…
…Обойдя всё помещение мастерских в сопровождении Мэлуидана под внимательными взглядами присутствующих мастеров, я снова остановилась у стола Миргола и, протянув руку, поворошила куски горных пород в ящике. Ничего особо примечательного — обломки камней с вкраплениями металлов и молочно-белых кристаллов, разноцветная речная галька, гладко обкатанная горным потоком, несколько небольших друз прозрачного кварца… Внимание привлёк лишь грязно-бурый осколок, приткнувшийся в самом углу и изрядно присыпанный пылью. Повинуясь ощущениям, невольно замирая от предвкушения, я взяла его в руки и почти неосознанно провела по самой широкой грани пальцем, стирая налипшую грязь, сковырнув верхний слой хрупкой породы. Миг — и в моих руках засияла туманная радуга скрытого в обломке камня, переливаясь бликами в свете серебристого фонаря. Из груди вырвался негромкий радостно-восторженный вздох — чувства не подвели, голос жизни действительно был в этом обломке…