Страница 26 из 55
— Ла… ла…эр… — голос не слушался.
Я уплывала в темноту. Голоса и звуки удалялись — ни боли, ни страха, ничего. Лишь глухая темнота.
— Она ранена?
— Нет!..
— Где же нет, если да!..
— Да нет же! Всё было в порядке!
— Смотри сам!..
— …это царапина…
— …глупец! Вы оба…
— …стрела… чуть задела…
— … орки… любая царапина… Яд…
— Нет, невозможно…
— Уйди, эльф…
— Нет!..
Вспышка, яркая как внезапный рассвет… встревоженное лицо матери и громкий голос бледного отца, сверкнувшего пронзительно-яркими глазами; и единение мыслей — то, что всегда было мне недоступно:
— Eliriel!.. Lasto estad von! *
Потянувшись к ним, я попыталась вырваться из удерживающих меня рук, но тело не повиновалось, сил уже не было, и я лишь смогла, повернув голову, увидеть своё обнажённое плечо, по которому стекала кровь из глубокой, развороченной раны, скапывая на каменную столешницу.
— Dino, dino, meldis… — шептал Лаэрлинд, удерживая меня, насильно поворачивая к себе моё лицо, отвлекая от увиденного. — Gli
*
Тук… тук-тук… тук… Монотонный звук, раздающийся непрерывно, преследовал даже за границей темноты. Казалось, что лишь он один звучит в глухом мире. Он мешает, толкает, бьется и гонит желанную тишину. Дёрнув головой, я желаю в свою очередь прогнать надоевшее постукивание, и неожиданно слепну — глаза заливает яркий серебристый свет. Резко зажмурившись, я ощущаю его даже через закрытые веки — искристая белизна до боли раздражает привыкшие к покою глаза.
Чья-то рука коснулась моей щеки, прикрывая размытое зрение от режущего света и чуть поворачивая мою голову. С облегчением вздохнув, я, наконец, отвлеклась от засевшего в сознании постукивания и осмелилась осмотреться.
Высокая комната с серыми каменными стенами, холодными даже на вид, серая грубая холщовая подушка под щекой и высокое окно с распахнутыми деревянными ставнями, украшенное сверкающими сосульками, подтаивающими и плачущими на щедро льющемся солнце.
И напряжённо-тревожный взгляд отца.
— С возвращением, Элириэль, — произнёс он, погладив меня по щеке.
Я нахмурилась, молча собирая отголоски пролетевших воспоминаний и прислушиваясь к ощущениям, хлынувшим разом и унёсшим тихое спокойствие. Болела голова, болели глаза, болело плечо, и слабо дрожала поднятая перед лицом рука, которую я попыталась рассмотреть поближе. Отец взял мою руку в свою и снова опустил на постель.
— Лежи, дорогая, всё хорошо, — произнёс он, вновь коснувшись тёплыми пальцами моей щеки. — Теперь всё хорошо.
— Где мы? — Мой голос мне самой показался незнакомым. В горле запершило.
— Мы в форте наугрим, — ответил отец, успокаивающе погладив меня по руке. — Всё в порядке, Эль, отдыхай.
— Но… как… — я поморщилась, вспоминая свои ощущения перед тем, как меня поглотила темнота. — Что со мной было? Где Лаэрлинд?
— Я здесь, Эль, — отозвался он, подходя ближе и присаживаясь напротив отца по другую сторону жёсткого ложа. — Тебя ранили там, на дороге. Стрела была отравлена. — Он поднял тяжёлый взгляд на моего отца, затем снова взглянул на меня. — Прости… я не понял сразу…
— Хватит, Лаэрлинд, — сухо оборвал его отец.
Я смотрела на них, и мне внезапно захотелось рассмеяться — они оба сидели с одинаковым холодно-отстранённым видом, коря себя во всём случившемся, а за их спинами у двери молчаливо наблюдали за нами Тулудир, Хэнэлин и Алордин.
— Ада, дай воды, — я попыталась приподняться на постели.
Лаэрлинд удержал меня на месте, а отец приподнял голову и поднес к губам кружку. Тёплый травяной отвар, отхлебнутый вместо ожидаемой холодной сладости чистой воды, заставил отшатнуться и закашляться, скривившись от снова нахлынувшей тошноты.
— Пей, Эль, — произнёс отец, вливая мне в рот отвратительно-горький напиток. — Пей… да, вкус неприятный, но это просто чудо, что среди обитателей этого форта оказался столь знающий травник, который так вовремя догадался вывести из твоей крови яд.
— Достаточно, отец, — оттолкнув его руку, я снова сделала попытку приподняться. — Мне лучше… Сколько мы здесь?
— Четыре дня, — ответил он.
— Четыре? — от удивления я почти вскочила. Отец с Лаэрлиндом слаженно припечатали меня к постели. — Прости меня… Ты ведь не хотел пользоваться гостеприимством этого места! Помоги мне встать, мы сможем продолжать путь…
— Эльф, твоя дочь ещё более надменна, чем ты сам, — раздался за спинами наших воинов хриплый низкий голос. Расступившись, они пропустили в комнату рыжеволосого Фердли, чью буйную шевелюру перетягивала чистая тканевая повязка, прикрывшая глубокую рану.
Отец ничего не ответил, игнорируя его вторжение, а наугрим продолжал, не обращая внимания на моё растущее изумление:
— Мало того, что она перебила всю посуду в этом доме, испортила ужин и заставила лучшего нашего целителя возиться с ней, так она ещё и не желает принимать наше гостеприимство! Если у вас, эльфы, все девицы такие, то я вообще удивляюсь, как вы с ними живёте!
Отец снова промолчал, но мне показалось, что в глубине его глаз мелькнула затаённая усмешка. Подойдя к моей постели, Фердли бесцеремонно уставился на меня, а потом протянул руку и замер, выжидающе глядя. Не зная, как реагировать на это, я приподнялась и неуверенно склонила голову, приложив руку к груди, а затем, поколебавшись, повторила его жест. Он ухватил меня за руку и крепко стиснул ладонь. Что-то скользнуло мне в руку, чуть царапнув. Повернувшись, Фердли пошёл к двери, оставив меня изумлённо рассматривать лежащий на ладони тяжёлый серебряный перстень, покрытый рунами.
— Мы всегда помним о благодарности и помощи, дочь эльдар, — произнёс он уже от двери. — Если тебе понадобится что-то от моего народа, покажи это кольцо любому наугрим в любой из наших земель. И мой долг перед твоим отцом будет уплачен.
— Но…
Мои слова его не интересовали. Он ушёл, не оглядываясь, гордо неся перевязанную голову, оставив меня в удивлении пытаться понять его поступок.
— Ложись, Эль, — отец мягко, но настойчиво уложил меня назад в постель, с затаённой усмешкой наблюдая за моей растерянностью. — Отдохни, девочка моя. Мы покинем этот форт тогда, когда ты окончательно наберёшься сил, а их раненным не будет ничего угрожать.
Я опустилась на подушку, ощущая лёгкое головокружение и усталость. Отец собрался уходить, оставив со мной Лаэрлинда, наши воины последовали за отцом.
— Тулудир, — окликнула я, вспомнив о том, что было на дороге. — Спасибо за стрелы.
Воин приостановился и, чуть приподняв бровь, взглянул на меня.
— Не за что, Эль.
Ни упреков, ни насмешек… А я их заслужила… Повернувшись, он собрался было выйти в дверь.
— Как твоя рана?
Он снова обернулся, и в этот раз его губы тронула лёгкая улыбка:
— Лучше, чем твоя, как видишь. Отдыхай, Элириэль. И не кори себя. Всё придёт со временем… — негромко добавил он, выходя из комнаты.
Две недели, что мы провели в этом форте, оставили после себя глубокий след в моей жизни.
Спустя несколько дней я почти оправилась от злосчастной царапины, сыгравшей в моей жизни столь важную роль, и смогла присоединиться к нашим воинам в общем зале, где обитатели форта ещё несколько вечеров поминали своих погибших. В ту ночь на дороге их полегло двенадцать. Двенадцать могил появилось разом в огромной погребальной пещере у форта, куда были перенесены родичами тела павших наугрим. И долго полыхали жаровни, отметившие дорогу до места их упокоения от этого дома-крепости, Наугримбар, как между собой назвали его наши воины.
Раненые наугрим выздоравливали, и появление каждого в общем зале сопровождалось буйным весельем и бурными возлияниями. Этот народ всё делал с размахом — и сражался, и праздновал, и строил… Исподволь наблюдая за их жизнью, я потихоньку осознавала, что они, по сути, ничем не отличаются от нас. А рост, волосы или голос никак не влияют на сочувствие, помощь или сердечную боль…