Страница 11 из 55
— Можешь не торопиться, это прогулка, а не военный поход, — бросил он на ходу, не оборачиваясь. — Мы позавтракаем и отдохнём, прежде чем отправимся дальше. Если пожелаешь, оставайся здесь наслаждаться голосом реки. Или присоединяйся к нам.
— Ардиль! — окликнула я его. Воин приостановился. — Благодарю за понимание. Я тебя не подведу.
Он обернулся и улыбнулся — открытой тёплой улыбкой.
— Знаю, девочка. Всё же, я уже вырастил двоих воинов, — рассмеялся он, взглянув на моё озадаченное лицо и приподнятую в сомнениях бровь.
*
Лес за рекой был немного другим. Это ощущалось сразу же на правом берегу Келебрант. Несмотря на то, что здесь росли те же мэллирн, сияя белой корой, лес больше напоминал родной Эрин Гален — краски темнее, воздух плотнее, звуки приглушённее. Сойдя с удобной тропы, проложенной по берегу, мы удалялись всё дальше на юг от тёмной ленты быстрой реки. И постепенно исчезало золотое сияние, окутывающее лес у Карас Галадона, сменяясь привычным сумраком лесных теней и стелющейся по земле лёгкой туманной дымкой от близкого дыхания Келебрант.
Обернувшись через плечо на следовавшего позади меня Лаэрлинда, я заметила, что мой друг тоже ощутил перемены, произошедшие в окружающем нас лесе. Подъехав к одному из мэллирн, он спешился и положил руку на гладкую белую кору, прислушиваясь к его голосу. Мне это было недоступно. Неслышно ступая, я приблизилась и шепотом спросила:
— Что ты слышишь?
Лаэрлинд нежно погладил тёплое живое дерево и качнул головой:
— Ничего особенного, такие же деревья, как у нас дома. В отличие от тех, что растут за рекой.
— А те? — мне очень хотелось понять необъяснимую разницу между голосом леса тут и там.
— Те другие, Эль. Они древние, они видели и помнят многое. И о многом поют.
Я положила руку поверх его ладони. Лаэрлинд взглянул на меня, оторвавшись от созерцания уходящих к небесам ровных ветвей.
— Другие, — повторил он, как всегда, пытаясь передать и выразить словами недоступные мне ощущения. — Их что-то изменило.
— Да, ты прав, — к нам тихо приблизился Амрот, тоже коснувшись рукой коры. — Их изменила сила, которую принесла в эти земли леди Галадриэль.
— Супруга лорда Келеборна? — переспросила я, вспоминая высокую, величественную, светловолосую бренниль с пронзительным взглядом ярко-синих глаз и глубоким, бархатисто-низким голосом.
— Да. Когда она появилась в этих лесах, здесь всё изменилось. И это именно она посадила здесь мэллирн, растущие благодаря её силам. Её стараниями этот лес так прекрасен, могуч и не знает увядания. Она хранит нашу землю и сердце этого леса вечными и неизменными.
— Ничто не бывает вечным, — усмехнулась я, вспоминая слова матери. — Как это возможно?
— Здесь это стало возможно, как видишь, — ответил Амрот, взмахнув рукой в сторону реки. — Твой отец рассказывал что-нибудь о Дориате? — чуть помедлив, спросил он.
— Почти ничего, — отрицательно качнув головой, я задумалась, перебирая в памяти немногие известные мне события прошлой жизни отца.
Я знала лишь, что он покинул те земли вместе с владыкой Орофером и немногими из синдар, искавшими иной жизни и нашедшими её за высокими хребтами Хитаэглир. И мой отец нашёл на новом месте не только новую жизнь, но и мою мать, ставшую для него новым миром — неизведанным, загадочным, притягательным и единственно-настоящим. Моя мать была одной из Мудрых, как звали их среди нашего народа — она лучше прочих понимала мир и могла использовать во благо другим силы, даруемые Ардой. Голосу её дара было послушно всё живое — от бессловесных растений, тянущихся к ней в своей краткой жизни, до самых опасных хищников леса, покорно склоняющих головы перед её волей. Нежность её сердца, мягкость терпеливой души в сочетании с непреклонной волей и глубокой мудростью, порожденной пониманием естественного течения жизни, оказались той странной силой, которая полностью захватила и покорила моего отца, всегда сдержанного, казавшегося многим холодным и бесстрастным.
— А почему ты спросил об этом? — взглянув на Амрота, я озадаченно потерла бровь.
— Потому, что леди Галадриэль многому научилась у владычицы Мелиан, когда жила там. Благодаря ей наш лес с течением времени становится всё более похожим на бессмертные земли, напоминая об утраченном Амане.
Мы с Лаэрлиндом переглянулись. Нашему народу была неведома извечная неизбывная тоска, сжигавшая эльдар Эриадора, по землям, скрывшимся за краем мира после катастрофы. Но ведь сын владыки Малгалада, как и мы, никогда не видел бессмертных неувядающих земель. Отчего же в его словах так явно слышится горечь утраченного?
— Время идет, столетия, сменяя друг друга, сливаются в эпоху, мир вокруг меняется, и лишь наш лес под властью силы леди Галадриэль остается неизменным, — продолжал Амрот, не замечая нашего недоумения.
— Ты хочешь сказать, что те деревья, за рекой, и есть первые высаженные ею саженцы? И что они растут здесь уже почти две тысячи лет? — моему изумлению не было предела.
— Да, Элириэль. И они будут и дальше стоять, хранимые тайными силами, даря свою красоту нашей земле и преумножая её мудрость.
— А если эти силы исчезнут?
Лаэрлинд бросил на меня предостерегающий взгляд. Но это меня уже не могло остановить.
— Надеюсь, это никогда не произойдет. Это может стать концом нашего народа. Разве не прекрасно знать, что вокруг тебя всё незыблемо, что какие бы бури ни бушевали за границами любимого края, в его сердце всё будет неизменным — спокойным, вечным, нетронутым…
— Мёртвым… — не удержалась я, вызвав изумление на лице сына владыки.
Призывая умолкнуть и не вступать в спор, Лаэрлинд с силой сжал мне руку, полыхнув яростным взглядом.
— Разве они мертвы? — спокойно и терпеливо ответил Амрот, словно разъясняя простые истины непонятливому ребенку. — Они живы, и будут жить вечно, пока жив наш мир, — усмехнувшись, он покровительственно коснулся моего плеча и отошел к своему коню, погладив напоследок белую кору маллорн.
Лаэрлинд дождался, когда эрниль окончательно скроется за деревьями, и резко развернул меня к себе за плечи.
— Что ты творишь? — прошипел он, снова сжимая мне руку. — Ты можешь держать язык за зубами?
— Ты слышал, что он говорит? — не выдержала я, подавшись к нему и отвечая не менее запальчиво. — Как можно остановить реку жизни, прекратить её бег? Вечный покой невозможен — это небытие! Ты знаешь это не хуже меня, наверняка ты слышал от матери то же, что и я. В мире всё меняется, чередуясь, и это нормально!
— Нормально для Эннорат, — негромко произнёс мой друг, успокаиваясь. — Но не для тех, кто видел бессмертные земли Амана, где не вянут растения, не гибнут животные и сами эльдар остаются неизменными, оставляя за порогом вечных садов все печали и усталость фаэр. Что ты на меня так смотришь? — усмехнулся он в ответ на моё недоверчивое изумление.
— Откуда ты набрался таких познаний о бессмертных землях?
— Я, в отличие от тебя, умею слушать, а не только изнываю от скуки среди окружающих, торопясь в любую свободную минуту сбежать в лес с луком.
Насмешка, прозвучавшая в его словах, царапнула обидой. От отца мне было многое известно о других землях, но никогда я особо не придавала значения взглядам и понятиям, царящим за уютным и понятным миром родного леса, где всегда день сменял ночь, вслед за летом приходила осень, а зимний сон отступал под теплом весны. Где было привычным видеть, как древний зелёный гигант, когда-то бывший юным побегом, гибнет от старости, с тем, чтобы дать новую жизнь выросшим у его корней росткам.
Задумавшись, я отвернулась от Лаэрлинда, рассеяно водя рукой по гладкой коре.
— Ты считаешь это правильным? — вскинув голову, я встретила его внимательный взгляд.
Мой друг, как обычно, понял всё с полуслова.
— Я, как и ты, считаю верным то, что видел с рождения, что знаю от матери, что чувствую всем сердцем и принимаю душой. Но я также знаю, что нельзя в чужой земле перечить её хозяевам, высмеивая их нравы и обычаи. Если не можешь их понять и принять, то лучше молчать. И уж точно, не заявлять сыну владыки, что жизнь его народа нарушает привычные для тебя устои мира.