Страница 8 из 26
*
В открытой беседке над обрывом говорливой реки было сыро. Порывы ветра доносили сюда шум и голоса из поселения. Громко журчала вода на перекатах, разгоняя течение перед встречей с тёмно-синими водами Великой реки. Но двум эльфам, уединившимся за полупустым столом, это не мешало вести негромкий разговор. Стоящий между ними высокий кувшин постепенно пустел, солнце клонилось в закат, разливая золото по воде, а они всё говорили и говорили — то торопливо стараясь рассказать как можно больше из пережитого за долгие годы, то замолкая и тщательно подбирая слова, разглядывая друг друга и перебирая воспоминания.
Дориат… кровь и гибель — слишком многих, слишком дорогих… разных… исход из разорённых земель… новый дом и новая жизнь — для всех, кто пережил…
Отпив очередной глоток вина, Тинкондиль взглянул на собеседника:
— Значит, теперь твой дом здесь? Хорошее место, Та… Сигильтаур, красивая земля, да и этот лес… — он снова запнулся, отпил вина и продолжил: — А ваш владыка Амдир всегда умел…
— О, нет, Тинкондиль! — перебил его эльда, тоже делая глоток. — Это владения Амдира, а я… мы… — поправил он себя, — мы нашли приют ещё дальше к востоку. На том берегу Андуина — и не меньше красоты есть и в тех лесах.
— «Мы»?
— Эльнир, Маэнтар, Аркелег,— задумчиво начал перечислять Сигильтаур, отставив кружку и загибая пальцы, — я, Филегэль тоже, — он улыбнулся, — да почти все, кто решился тогда уйти. Кое-кто осел здесь, кое-кто ушёл ещё дальше. Орофер не пожелал оставаться в здешних лесах, и мы переселились за реку. — Он помолчал и бросил на кузнеца быстрый взгляд. — А мы ведь считали, что ты погиб… До нас доходили разные слухи, а Тэлькар с Лумдинэль, когда присоединились к нам, утверждали, что видели, как ты упал и…
— Я был тогда ранен, — кивнул Тинкондиль, поморщившись и явно не радуясь воспоминаниям. — Потом, уже в Гаванях, меня выходили целители. А потом я ушел за горы и моим домом стали кузни…
— Ты всегда любил это ремесло, — с усмешкой подхватил его собеседник, радуясь возможности сменить тему беседы.
— Люблю и сейчас.
— И сделал свой выбор, Тинкондиль, как я вижу. Между лесом и металлом, между воздухом и огнём, — добавил он в ответ на вопросительный взгляд.
Кузнец лишь молча кивнул, подтверждая его слова, и на некоторое время повисло молчание.
— Вы долго пробудете здесь? — спросил Сигильтаур после некоторых раздумий.
— Не знаю, как решит владыка, — Тинкондиль вскинул на собеседника взгляд. — Но задерживаться нам не стоит. А что?
— Мой дом за рекой, и я рад был бы принимать в нём тебя.
Тинкондиль хмыкнул и покачал головой:
— Спасибо за приглашение, мэллон, но я лучше откажусь. И вряд ли твой Владыка будет так же мне рад, как и ты… — Поймав выжидающий взгляд Сигильтаура, Тинкондиль тяжело вздохнул и пояснил: — Он ведь наверняка не забыл, кто ворвался в его дом тогда и?..
— Нет, конечно, — в голосе эльда дрогнула давняя печаль.
— Я женился, Сигильтаур. Женился, и отныне мой дом и моя семья среди нолдор. А браннон Орофер…
— Понятно, мой друг, не стоит мне пояснять.
Они снова разом замолчали, словно прислушиваясь к шуму воды — может быть, в глубине сердца храня надежду, что она смоет давние беды, кровь, ссоры, клятвы и смерть. Ветер вздохнул над их головами, заскреблись облетевшие лозы на крыше, взметнулась в уголке беседки старая пожухлая листва.
Тинкондиль оторвался от разглядывания алой поверхности вина в кружке и поднял на Сигильтаура взгляд.
— У меня есть сын…
Собеседник оживился и ответил улыбкой:
— И как ты его назвал?
— Ферарод.
— В память о прошлом?
— Да. — Он помолчал и спросил: — А ты?
— Я? — Сигильтаур нахмурился и недоуменно моргнул, словно пытаясь отрешиться от своих мыслей и вникнуть в суть вопроса, и, наконец, отозвался: — Ах, нет, я не женат.
— Неужели и здесь не нашлось никого под стать браннону Таурдиру! — негромко засмеялся кузнец, вызвав мимолётную улыбку и на лице друга.
— Рано об этом говорить…
— Как знаешь, мэллон, но я не передам тебе, какое это счастье… Вот, взгляни, — он снял с шеи висящий под одеждой медальон, раскрыл его и повернул к собеседнику, — мой сын и моя жена.
Эльда несколько минут пристально вглядывался в изображения темноволосого малыша и красивой сероглазой эллет, а затем вернул медальон:
— Я рад. Очень за тебя рад, мой друг. Твой сын…
— Похож на меня лишь взглядом, — договорил за него Тинкондиль. — Внешне — да. Но совсем скоро, когда придёт весна, он унаследует и мои умения, и мои навыки, а не только глаза.
Сигильтаур мягко улыбнулся:
— Ты будешь учить его своему мастерству?
— Он хочет этого больше всего на свете. Как и я…
— Это прекрасно, Тинкондиль. Пусть удача сопутствует тебе в жизни и в делах…
— Спасибо, Сигильтаур.
— Ты не жалеешь о своём выборе?
— Я не жалел об этом ни дня…
Со стороны поселения усилился шум, заставляя собеседников прекратить разговоры, отставить почти пустой кувшин, оторваться от мыслей и встать из-за стола. Звонкий сигнал рога разлетелся от чертогов владыки Амдира. К высокому крыльцу главного дома заспешила стража, а за ними — разошедшиеся по посёлку мастера. Открылась дверь главного дома, выпуская лорда Келебримбора и леди Галадриэль. Между ними, приотстав на шаг, шёл владыка Амдир, хмурясь и что-то быстро говоря. Келебримбор остановился, обернулся, приложил руку к груди и поклонился. А затем задержал на леди Галадриэль долгий взгляд. Она согласно кивнула и ободряюще тронула его плечо. Келебримбор снова поклонился и поспешил к конюшням — мимо выстроившейся стражи и своих эльдар-мастеров, на ходу отдавая распоряжения и явно торопясь.
— Мне пора, как видишь, мой друг, — кивнул в сторону поднявшейся суматохи Тинкондиль. — Рад был повидать тебя.
— Предложение погостить остаётся неизменным, когда бы не свела нас снова судьба.
Кузнец засмеялся и хлопнул друга по плечу:
— Может быть, однажды я всё же загляну к тебе. Но лучше пусть это будет тогда, когда в твоём доме появится хозяйка. А пока…
— А пока что ты слишком увлечён своими планами, Хэтуиль, — не удержался Сигильтаур, зовя кузнеца старым именем, и крепко обнял на прощание. — Счастливой тебе весны, мэллонэн. А я всё же прихвачу домой здешнего вина и буду ждать.
— Наваэр, мэллон.
— Navaer, а pid Elbereth egleria pad con.**
Тинкондиль почти бегом поспешил к конюшням, где уже один за другим выводили мастера своих коней.
Лорд Исильйондо протянул припозднившемуся кузнецу поводья:
— Старый друг? — только и спросил он, поглядывая на взмахнувшего на прощание рукой светловолосого эльфа, стоящего почти у пристани, поодаль от собравшихся на дороге стражей-нандор и приближенных владыки Амдира.
— Очень старый, — обронил Тинкондиль. — Друг ещё по тем временам, когда моим домом был Оссирианд.
Исильйондо искоса глянул на кузнеца, расслышав в его голосе нотки то ли сожаления, то ли печали, но ничего не прочёл на спокойном лице кузнеца.
— Всё разрешилось? Что решили владыки? — спросил Тинкондиль через несколько мгновений, замечая, как изменился браннон Келебримбор — словно долгая беседа принесла долгожданные плоды, и надежды, возлагаемые на весь неблизкий путь, оправдались.
— Не знаю, мой друг. Не уверен до конца. Но, как я понимаю, мудрым советом и вниманием владыку не обошли. И я очень надеюсь, что старые распри остались отныне в прошлом. Пусть Валар благоволят нашим делам…
— Да будет так… — согласился с облегчением Тинкондиль, бросая последний взгляд на притихший древний лес и выезжая вслед за эльдар Эрегиона на прямую дорогу к Хитаэглир — к новому дому, новой жизни, новым мечтам.
Лес прошелестел, прощаясь, осыпал отъезжающих в ночь эльдар холодной росой. И уже с вершины холма, почти на границе обжитых земель нандор, Тинкондилю мимолётно явился золотисто-размытый свет — должно быть, там, где набирали силу юные неувядающие деревца с серебристой корой и необычными, удивительно-прекрасными резными листьями…