Страница 20 из 26
Но маленький упрямец словно не слышал или не понимал — тянул и тянул Сарниона за собой, увязая вместе с ним всё глубже и глубже в болоте. Временами он отпускал юношу, выбирался на более-менее твёрдый участок топи и снова тянул, хватаясь за что попало — за край доспеха, ворот одежд, рукава или волосы. Иногда он просто приподнимал лицо Сарниона над болотной жижей, позволяя сделать вздох, и снова куда-то тянул… Хуже всего Сарниону приходилось, когда маленькие ладошки сжимали плечо раненой руки — стиснув зубы от накатывающей боли, юноша пытался не стонать. Но выходило плохо. Сделав резкий рывок, Сарнион совсем готов был оттолкнуть упрямое дитя подальше от себя, но… внезапно всем телом ощутил не чавкающую тягучую бездну, а твёрдую поверхность. Дыхание выбило из груди от неожиданного толчка, юноша прохрипел:
— Уйди…
И, уже теряя сознание, успел разглядеть крошечную покосившуюся постройку, почти скрытую от посторонних глаз сухими зарослями рогоза и камыша.
— Туда…
Когда Сарнион открыл глаза, над ним было не низкое осеннее небо, а почерневший настил из старого камыша. Где-то совсем рядом мерцал слабый огонёк, отчётливо тянуло дымом. По-прежнему шелестел мелкий дождь, мокрая одежда липла к телу и не давала шевельнуться, а в груди разгорался жар — сердце усиленно гнало кровь по венам, возвращало к жизни, будило, требовало осмотреться и встать.
— Ферарод… — с трудом разлепив губы, прошептал юноша.
Его рта тут же коснулась щербатая кромка шершавой глиняной чаши и в пересохшее горло полилась вода — тёплая, хоть и явно отдающая тиной. Сделав несколько жадных глотков, Сарнион мотнул головой, отворачиваясь, и ощутил, как вода потекла по подбородку, заливаясь за ворот холодных промокших одежд.
— Хватит… хватит, малыш…
Чаша исчезла, а в поле зрения юноши появилось бледное лицо мальчика в обрамлении спутанных тёмных волос. Ярко и вызывающе блеснули зелёные глаза.
— Не зови меня так, Сарнион, — каким-то не своим, неестественно спокойным голосом тихо проговорил ребёнок. — Лучше спи.
— Где мы?
— В хижине, на болоте.
— Огонь… откуда?
— У меня было огниво.
— Но…
— Спи, Сарнион.
Но юноша, наоборот, приподнялся, оглядываясь по сторонам.
Старая хижина, которую он заметил перед тем, как потерял сознание, действительно была покосившейся — пол из кое-как сбитых досок заметно скатывался к дальнему от входа углу, где чернел провал ямы, в котором хлюпала болотная вода. В подобии очага теплился слабый огонёк, а дым от сырого топлива уходил прямо в дыру, проделанную в низкой кровле из связок рогоза и камыша. Ферарод поднялся, подошёл к камню, на котором был разведён огонь, привстал на цыпочки, дотянулся до кровли и отодрал пучок сухой травы из дыры над очагом. Подбросил топлива в огонь и в свете разгорающегося огня обернулся к Сарниону.
— Спи, — повторил он, направляясь к выходу.
— Стой! — как можно громче и увереннее позвал юноша, внезапно осознав, что мальчик собирается уйти.
— Не бойся, я вернусь.
— Я не боюсь, Ферарод, но куда ты собрался идти?
— Тебе нужно поесть.
— И тебе тоже.
— Я не хочу, — скривился мальчик, пряча взгляд — чужой, отрешённый, холодный.
— Я пойду с тобой.
— Лучше спи, — зло и обиженно бросил тот через плечо.
Сарнион поднялся на ноги и, опередив Ферарода, оказался у двери.
— Знаю, малыш. Я не лучший боец, не твой отец и не самый хороший компаньон для тебя. Я… я потерял меч твоего деда, когда ты тащил меня сюда… прости, но… Но один ты не пойдёшь сейчас никуда. — Он поднял руку и оперся на косяк двери, готовясь в любой момент воспрепятствовать Ферароду открыть дверь.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом мальчик прищурился, отвернулся и махнул в сторону огня:
— Меч там. Я вытащил его… А ты… — он резко обернулся, ожигая Сарниона и яростным взглядом, и словами: — Ты трус, Сарнион, и я не хочу…
Он не договорил. Сарнион шагнул к нему, обнял за плечи и прижал к себе здоровой рукой:
— Ты молодец, малыш… Не нужно… не сейчас…
Ребёнок дёрнул плечом, пытаясь высвободиться, но юноша крепко его держал.
— Сейчас мы оба отдохнём. А завтра… завтра найдём что-нибудь из еды… А потом выберемся на север и будем искать наши войска… И только потом, если пожелаешь, мы поговорим. И я выслушаю тебя. И, если пожелаешь, мы разойдёмся. Навсегда…
Мальчик больше не вырывался, только тяжело дышал. И Сарнион осторожно потянул его за собой к огню, как можно мягче уговаривая:
— Давай оба отдохнём. Отложим разговоры. Ты прав, во многом прав, и мне далеко до твоего отца. Но сейчас… давай сейчас просто отдохнём.
На ходу он подбросил в огонь ещё топлива и сел на пол, потянув за собой мальчика. Тот больше не противился — безучастно сел, привалился спиной к стене, обхватил руками колени и уронил вниз голову, пряча лицо.
— Нам обоим надо поспать, малыш.
— Я же просил, Сарнион… — донёсся глухой ответ, — не зови меня так.
— Хорошо, как скажешь, Ферарод.
— И так тоже…
— И… как же мне тебя звать? — осторожно поинтересовался юноша.
— Ferarod gwa
Сарнион не нашёлся с ответом. Лишь решился погладить склонённую голову мальчика. Тот не шелохнулся. Сарнион коснулся его плеча и прикрыл полой своего плаща — хоть и не до конца просохшего, но всё же…
— На север, Фе… мой друг, попробуем выбраться на север. А там… поговорим… кем бы ты меня ни считал… — пробормотал он, упреждая возможные возражения, но так и не решаясь повторить произнесённые мальчиком слова.
Тот ничего не ответил и не пошевелился, когда Сарнион крепче обнял его за плечи, делясь теплом. Юноша подавил тяжёлый вздох и постарался отрешиться от усталости, боли, страха, холода и голода, глядя на мерцающий в очаге светлячок огня. Сырое дерево, которое мальчик сунул под сухой рогоз из кровли, стало уже тоже подсыхать, хотя дыма ещё хватало. Язычки пламени с шипением облизывали дрова, недовольно плевались искрами, трещали, словно ведя свой разговор, но юноше это было только на руку — в несмолкающем шуме огня можно было попытаться забыть брошенное в лицо: «Ты трус…»
Да, я не воин. Мне страшно, и я, должно быть, трус, малыш. Ты, наверное, прав… Но скажи, мой маленький лорд, что нужно сделать, чтобы здесь сейчас с тобой сидели дед, отец и мать?..
Шипел и потрескивал огонь, разгоняя трепещущими всполохами безграничный сырой осенний мрак. А мир за стенами хижины молчал, не умея или не желая ответить на немые вопросы юного подмастерья кузнеца, посреди глухого болота прижимавшего к своему боку дрожащего от холода и усталости маленького лорда павшего дома…
*
Они шли на север.
В разваливающейся хижине на болоте прошло четыре дня — столько хватило, чтобы, как утверждал Сарнион, восстановить его силы. И начался утомительный, долгий путь на север. Они держались вдали от дорог, сначала с ужасом, а потом уже только с усталой обречённостью глядя на разорённые земли Эрегиона — северный край Разлива, вытоптанные берега Митейтель, выжженные следы поселений по течению Бруинен… Уцелевшие убежища попадались редко, припасов — и того меньше. Лишь следы прокатившегося чёрного войска и воспоминания о пережитом заставляли двигаться вперёд, хотя надежда почти умерла. Что можно найти среди руин и развалин когда-то цветущей земли? Что может противостоять той лавине, что накрыла Эрегион?.. И где закончится их неверный путь, если никакого войска эльдар здесь нет?..
Они шли вверх по течению реки. Шли днём, стараясь укрыться как можно надёжнее по ночам вдали от дорог и вымерших посёлков, спали без огня под истрёпанным плащом Сарниона, гнетущую тишину нарушали только по необходимости. Но за все долгие недели пути — когда осень сменилась зимой, смёрзшуюся землю присыпало снегом, и даже лягушку поймать стало большой удачей — маленький лорд ни разу не заговорил с Сарнионом первым. Он упрямо шёл вперёд, послушно замирал, едва на пути встречались патрули или отряды врага, терпеливо сносил тяготы дороги и за всё время так и не выпустил из рук дедов меч, не доверяя больше юноше его ни на час. А Сарнион так и не смог заставить себя обратиться к мальчику так, как тот потребовал…