Страница 18 из 26
*
Двери огромного сарая были распахнуты настежь.
Чёрный дым стелился по земле, заползал внутрь, словно проверяя, есть ли ещё что сожрать в горящем поселении. Каменные стены дома лорда и ограждение заднего двора пока что успешно сдерживали пожар.
В проёме двери мелькнули чьи-то тени, затем в сарай сунулась голова варга в боевом доспехе. Зверь повёл носом, широко зевнул и громко лязгнул пастью, не проявляя интереса к присыпанному соломой полу и сваленному сену по углам. Позвякивая доспехом, варг прошагал через весь сарай и вышел в другую дверь. Его всадник что-то недовольно рыкнул и тоже зевнул.
Холодные и стремительные, рождённые убивать, привыкшие к лёгким победам, так и не встретившие никого, способного противостоять их Господину, они не заметили, как чуть шелохнулся стог у дальнего от входа угла. И не различили едва уловимых слов: «Тихо… тихо… не сейчас…»
========== Глава 9 ==========
Не сейчас… не сейчас… Тихо…
Настойчивый шёпот заставлял молчать и неподвижно лежать. Лежать, задыхаясь под огромным весом чужой руки, вмявшей непослушное, онемевшее тело в стог прошлогодней травы. Кто бы мог подумать, что в этой руке вообще есть такая сила, не позволяющая ни шелохнуться, ни высвободиться, а только дышать?
Сухие рассыпчатые травинки пылили и кололись, пробираясь за ворот и в рукава тёплых одежд, запорашивали глаза. Нестерпимо хотелось чихнуть, откинуть тяжёлую руку, почесать раздражённые глаза и стереть с зудящих щёк подсыхающую корку грязи, крови и слёз, но — нельзя! Сейчас ещё нельзя… Шёпот не позволял…
Дышалось очень тяжело, несмотря на настежь открытые двери — вольно гуляющий сквозняк нёс с собой не свежий воздух поздней осени, а удушливый чад, вонь и гарь. Что, если огонь достанет и сюда? Куда бежать? Там, за стеной сарая…
— Тихо, тихо, Ферарод, тихо, малыш…
— Пусти, Сарнион!
— Тихо… не сейчас…
Тяжёлая рука шевельнулась, обдала холодом металла наручей и брони, стиснула ещё сильней. Липкие пальцы погладили мокрую щеку, не столько вытирая, сколько размазывая грязь, и легли на губы, не давая ничего сказать. И всё, что осталось — только молча лежать, задыхаясь, смаргивая и глотая слёзы, под весом неподъёмной руки, ощущая спиной стук чужого сердца…
…Он не знал, сколько пришлось так лежать…
Когда над головой хлопнула крышка потайного хода и ученик отца с невиданной силой и напором протащил его через подземелья под домом лорда до хозяйственного двора — был день. Сейчас, наверное, тоже был день — алое зарево, виднеющееся в проёмах и щелях, было ровным, словно сияние рассветных лучей, а не отблески полыхающего пожара. Чёрный дым чуть рассеялся, воздух стал свежее и чище, да и душный захват объятий ослаб. Он прислушался и старательно вгляделся, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в полутёмном сарае сквозь толщу наваленной перед лицом травы. Поблизости было тихо, а невнятный шум доносился откуда-то с северо-восточной части поселения — со стороны главной дороги и Больших ворот.
По занемевшему от долгой неподвижности телу волнами прокатывала боль. Он закусил губы, стараясь не издать ни звука, шевельнулся. И тут же снова замер, наткнувшись на холодные пальцы той руки, что всё это время позволяла лишь урывками дышать.
— Сарнион…
Никто не отозвался. Уснул?! В такой час?!
Стараясь как можно меньше ворошить стог и помня о тех «гостях», что уже заглядывали в сарай, он кое-как повернулся лицом к лежащему за спиной воину.
— Сарнион… — тихонько позвал и замолчал, кривясь от отвращения.
Доспех юноши нестерпимо вонял, особенно чёрные полосы и брызги, испятнавшие светлый металл, и даже аромат сена почти ничего не перебивал. Воняло кровью, горькой гарью и железом — не той смесью запахов металла и огня, что всегда пахло в кузне отца, а удушливым смрадом, который носился по посёлку с ночи, когда…
— Сарнион… — снова позвал он и толкнул юношу в грудь.
Толчок вышел на удивление сильным, Сарнион издал хриплый стон и перекатился на спину, проваливаясь куда-то глубже в стог. Его голова безвольно откинулась, открывая горло и искорёженный ударом доспех правого плеча, а левая рука снова заставила ощутить всю свою тяжесть.
— Пусти, я не могу дышать…
Но Сарнион по-прежнему молчал.
— Нашёл время спать. Не зря отец ругал тебя. Хватит спать! Вставай! Слышишь? Вста… — он осёкся на полуслове, боясь повышать голос, и снова прислушался — в округе всё также царила тишина. — Сарнион…
Так и не дождавшись ответа, он извернулся и выбрался из-под руки юноши. Первым делом — найти деда и мать, а Сарнион — пусть поспит, если так устал…
За стенами сарая действительно был день. В небе пылал солнечный шар. Алый свет, словно краска с красящегося полотна, стекал на землю, разливался по заливу и пойме реки, застывал в низинах и тенях, переиначивал выжженную пустошь, которой стал посёлок эльдар.
Белая мощёная дорога на Ост-ин-Эдиль превратилась в грязно-серую ленту с чёрными отметками на месте падубов. Усеянная обломками частокола и заграждений равнина уже не пылала, но выжженные окрестности всё ещё затягивал густой тягучий дым. Как обычный туман поздней осени, он лениво колыхался в зарослях заводи, стелился по воде, играл с ветром, подрагивал и дышал. Но от этого делалось только страшнее — чёрный туман делал алую воду ещё ярче, и привычный мир исчезал без остатка, растворялся где-то в багровых небесах.
В просторном дворе дома лорда было необыкновенно тихо, только сорванная с одной петли створка ворот натужно поскрипывала на ветру и билась о стену каменной ограды. Хлев, конюшни, птичник, склады, где даже в ночное время не затихали звуки, движение и жизнь, — всё пустовало. Даже залив, виднеющийся из распахнутых ворот, был пуст — лишь разрозненные белые островки перьев покачивались на воде вместо привычных лебединых стай.
Молчал и сам дом, хмурясь на тихий двор тёмными проёмами — цветные витражи, все до единого, поблескивали стеклянным крошевом на земле, подъездной аллее, клумбах и ступенях крыльца. В искорёженной груде железа сложно было узнать остатки кованых оград террас, лестниц и балконов второго этажа. Выходящая во двор дверь дома, как и ворота, была распахнута настежь, но и за ней — ни звука, ни движения. Ничего…
Он сделал несколько шагов по направлению к крыльцу и остановился — казалось, что стекло под ногами скрипит невыносимо громко, несмотря на все усилия облегчить шаг. Постоял, прислушиваясь, и всё же решился закончить путь до тёмного входа в дом.
Галерея, опоясывающая за внешними стенами весь первый этаж, освещена была достаточно хорошо. Яркие лучи солнца свободно лились широкими полосами в оконные проёмы, вычерчивали ровные квадраты на полу. Не было ни надоевших за последние годы ставней, ни заграждений, ни решёток — свет и простор, как в былые времена… Он сделал шаг и оцепенел на пороге, не решаясь дальше ступать.
В доме изменилось всё до неузнаваемости — украшавшие стены гобелены превратились в обрывки разноцветных тряпок, двери стали грудами бесполезных дров, открывшиеся всем взорам внутренние покои усеивали осколки, обломки, опрокинутая мебель. Разграбленные кладовые, тлеющие угли костров прямо на мраморном полу… И неподвижные тела… Они были везде, куда ни глянь — от самого порога, вдоль коридора у стен, под окнами, в комнатах и кухнях — везде, сколько хватал глаз.
Быстрее птицы вылетев назад во двор, он скатился с крыльца и упал на землю, споткнувшись об остатки разрушенных оград, сдирая до крови ладони и колени, но не чувствуя боли. Слезами перехватило горло и запекло глаза, сбивая дыхание, совсем как до этого тяжёлая рука.
— Нанэт! — воскликнул он, но тут же опомнился — тихо… тихо… нельзя кричать… И повторил одними губами: — Нана… я найду… найду тебя… вас…
Он встал и сделал глубокий вдох, пытаясь немного успокоиться — так делал отец, когда Сарнион испытывал его терпение — и снова взглянул на дом. Так и не решившись войти в заполненный смертью коридор, он направился в обход дома к главной двери, осторожно пробираясь через завалы и осколки разрушенных террас.