Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 14

Волшебный кулик немного распутался, приник к олёниным ногам своими совершенно ледяными ступнями, обхватил за плечи все еще прохладными пальцами, выгнувшись навроде заряженного арбалета: прижаться к ней всем телом мешал плотный ком сбитых одеял и шкур. Она думала, что Гранну неудобно, однако он повздыхал только легче и снова засопел. Через время Олёна забылась сама, и проснулись они оба вечером, одновременно — за окошком громыхнул гром, да так сильно, что казалось прямо рядом!

Лазурные глаза Гранна отчетливо горели во тьме комнаты, и Олёна аж вздрогнула, когда поняла, что смотрит он на неё! Чтобы не оттолкнуть своенравного сида, тут же придвинулась, обнимая, прячась от напугавшего впечатления у Гранна на груди. Сид хмыкнул довольно, погладил по голове — и тяжесть от косы опять пропала.

— Ты молодец, Олё-онушка, большая молодец! Успела мне клетушку справить, пока самые дожди не начались, а то сколько бы я еще птицей продержался, не знаю. Пропитания сейчас на болоте уже мало, далеко не улетишь, ночами холодно и хищники.

— Ты же птица летучая! Ты улететь можешь! — Олёна страсть как встревожилась за своего кулика. — Ты же улетал, скажи, улетал? Тебя никто не подранил? А то вдруг я проглядела?!

Лазурные глаза светились совсем рядом и не пугали больше даже самую капельку.

— Птица-то, конечно, Олё-онушка, разумеется, птица! Да только летать — не ходить, это как плавать постоянно, без опоры, самому себе опору и создавая. Целыми днями тяжело даже сидам, — погладил голову опять, без всякой иной цели, только погладить чтобы. — А кулика еще разглядеть и догнать надо, будь уверена, я никому просто так не дался!

— Ох, птаха ты моя глазастая! — Олёна опять спрятала лицо у него на груди. — А почему от руки шарахался? Тоже условие какое? Магия?

Узкая грудь сида приподнялась в тяжелом вздохе.

— Да, Олё-онушка, магия. Когда любовь между людьми и сидами происходит, теми сидами, которые неблагие, то человеку сначала найти своего избранника надо, в измененном виде, узнать. Ты вот меня сразу же нашла в первый день, — хмыкнул, — а вот кабы руками схватила и клетка была еще не готова, тут меня бы в иное место куда перетащило. Пришлось бы тебе меня заново искать, чтобы расколдовать и в клетку усадить.

Олёна дернулась к сиду поближе, коса, чем-то прижатая, заставила зашипеть, Гранн тут же руками потянулся, выпутал из узла одеял, погладил — и опять все прошло. Олёна возмечтала, чтобы ее прикосновения хоть капельку на него подобным действием обладали!

— Ты за один раз управилась, молодец настоящая, еще и подкармливать меня умудрялась, хорошая моя, чудесная моя, Олё-онушка, — посмотрел ужасно радостно и грустно.

Страх опять плеснул, поднял голову, Олёна придержала голову в перьях, погладила по щекам, предвкушая ответ, зная его еще до вопроса.

— Теперь опять надо, да? Опять на испытание идти?

Гранн вздохнул еще потяжелее, как будто прощался, а потом без предупреждения взял и поцеловал! Олёна думала его одернуть: куда целоваться, он даже не одет! А если его в этаком виде и выкинет магия? Все благие намерения, правда, так намерениями и остались — слишком головокружительно было от счастья, от надежды, от желания продлить касание…

Снова налетел ветер, промелькнула темнота — и одеяло опять опустилось вниз пустым пузырем. Олёна поднялась, поправила косицу, прошла по домишке, бесцельно, не ожидая сюрпризов новых от вечера. Едва ступила ее нога в другую комнату, тут же темнее стало, хотя света и так не было. Проем позади пропал, Олёна не могла бы сказать, как это почувствовала, но сказать могла точно.

Мгновение прошло тягуче, Олёна все пыталась вздохнуть и никак у нее не выходило, а потом время как будто обратно поскакало веселой стрелкой, воздух поместился в груди, чернота засияла чуть жемчужно, а из стены слева вышел Гранн, он не смотрел вокруг, только перед собой, улыбался, и брови его при этом приподнимались ровно!

Олёна шарахнулась назад — это был точно не сид! За странным ровным Гранном вышел другой, на лицо ровно такой же, с горделивой осанкой, вышагивающий, будто он военачальник или хоть офицер какой завалящий, и это опять был не он. Третий смотрелся как сказочный принц, четвертый — как еще более сказочный король, пятый трубил в раковину и обещал жизнь возле морского берега, шестой щеголял длинными волосами и чем-то вроде тростниковой юбки, седьмой заворачивался в плащ восточного покроя и поправлял на голове тюрбан…



Вереница проходила мимо, каждый, поравнявшись с Олёной, заглядывал ей в глаза — и она понимала, куда может попасть с каждым новым женихом! От них не было сомнений, не чувствовалось лжи, можно было поверить и уйти в тот мир, который рисовался в мечтах — выбирай любой, под любые мечты! Отвергнутые женихи доходили до стены комнаты справа и исчезали, растворялись, а Олёна постепенно забывала, где она находится и кого тут в действительности ждет. Лица у всех были одинаковыми!

Чем больше их проходило, тем больше Олёна путалась, не понимала уже, как их остановить, из одного этого желания хотелось кого-то выбрать, чтобы все остальные просто исчезли! Мысль, сама по себе обычная, вдруг колыхнула душу, идущий очередной сид остановился, намекая, но Олёна замахала на него руками и для верности себе рот потом зажала, чтобы ни в коем разе не ляпнуть похожего вслух!

Нельзя, чтобы остальные пропадали! Ей же нужен последний!

В голове прояснилось, Олёна перестала обращать на заманчивые предложения внимание, стала смотреть только — появится кто из темноты еще или нет. Поражалась мимолетно, запоминала, во что еще можно кулика королевского приодеть, чтобы он смотрелся как настоящий принц! Гордилась мимоходом, какой он у нее красивый, какие глаза у него особенные, а сам — неповторимый. Еще ни один из прошедших женихов не приблизил ее к тому чувству, которое просыпалось в груди, когда рядом был Гранн.

Женихи шли и шли, наконец, показался самый последний. Олёна чуть на месте не запрыгала — он был не таким совершенным, как остальные, но был похож на ее Гранна… Поравнялся, а Олёну окатило холодом: и этот Гранн лишь смотрелся настоящим!

Не могла же магия обмануть? Олёна заволновалась, сжала руки в кулаки, метнулась вдоль стены туда-сюда, боясь упустить последнего, приближающегося к исчезновению, и не в силах согласиться с тем, что эта ледышка — ее летний сид! У него даже глаза хоть голубые, а теплые! Ласковые! И любимые!

Последний исчез в черноте правой стены, Олёна прикрыла лицо дрожащими руками: следовало разобраться. Она не могла пропустить своего! Если бы пропустила, уже была бы не тут! Уже забыла бы его, застыв посреди болота! По коже пробежали мурашки: забыть навеки свое второе крыло! Ужасная доля! А каково будет самому сиду, когда он поймет, что Олёна его не выискала?!

Слезы сами хлынули из глаз, Олёна всхлипнула, отняла руки от лица и вдруг размытым силуэтом увидела еще одного! Точно последнего! Этот Гранн шел небыстро, он устал, он очень устал и едва переставлял ноги. Голова сида была опущена, встопорщенные после энергичной сушки полотенцем перья торчали в разные стороны. В довершение образа Гранн был замотан в тонкое одеяло, кутался зябко, сверкал белыми пятками — наверняка опять замерзли!

Засмеялась Олёна и тут же опять заплакала, подбежала сама, он едва голову поднимать на странный звук начал! И глаза! Лазурные! Именно те! Именно его! Именно любимые глаза!

Остановилась почти перед ним, не решаясь схватить, обнять, отобрать у магии, которая вздумала запутывать! Лазурные летние глаза раскрылись широко, улыбка преобразила знакомое лицо, бровь вспорхнула выше другой, Гранн сам шагнул ближе, обнял, поцеловал в щеку, в другую, прошептал:

— Выбираешь старого и страшного сида, Олё-онушка?

— Да! Да! Да! Тебя! Ты! Только ты мой Гранн! Остальных не надо!

— Олё-онушка, — потеплел еще яснее и поцеловал ее в нос.

========== Будь со мною, от тоски храня ==========

Подмерзшего сида снова пришлось отогревать и в одеяла заворачивать, в гнездышке поудобнее устраивая. К тому же Олёна и не заметила за неблагими смотринами, как полночи прошло, видно, время по-особому двигалось, а может, не время, двойники гранновы правда многими тысячами проходили? Олёну эти вопросы волновали только умозрительно, а по-настоящему заботою ее выступал сам сид Гранн — усталый и еле живой, опять миром своим и магией на прочность испытанный, опять будто саму Олёну потерять примерившийся!