Страница 33 из 37
– Мой Господин, на мой счёт, который всегда в полном порядке, вы заблуждаетесь. Или, скорее, вы это сказали сгоряча, не подумав. – Подобные слова не многие из присутствующих посмели бы бросить самому Владыке. А уж от Бережливости этого не ожидал никто. Она же, не смутившись, продолжала. – И я вас прекрасно понимаю. Мне самой больно, стыдно, а иногда и страшно смотреть, как от меня ранее очень хорошие люди слепо идут к ней, а я ничего с этим поделать не могу. Здесь я бессильна. Я лишь экономист. Но хороший экономист, заметьте! Я учу людей правильно распределять материальные ценности, и на мне держится Благополучие. Вы это прекрасно видите. – На плече Бережливости сидело крохотное, зыбкое Благополучие. – Вы также знаете, что по обе стороны от меня находятся две крайности – Жадность и Транжирство. И то и другое ни до чего хорошего человека не доводят. И мне одной очень трудно противостоять этим двум, бесцеремонно тянущим человека на свою сторону. Хотя вы прекрасно знаете, как я стараюсь.
Владыка не перебивал, ему было стыдно за беспочвенное обвинение, пусть и выраженное в мягкой форме.
– Я приношу свои извинения, уважаемая Бережливость, и на этом замнём это недоразумение. Продолжайте в том же духе вашу педантичную, скрупулёзную, нудную, но, всё-таки, нужную работу. На этом всё. С вами.
Бережливость удовлетворённо слегка склонила голову, почтительно на груди крест-накрест сложила руки, сделала два шага назад и уже через мгновение что-то высчитывала на своём стареньком калькуляторе.
Владыка хмуро собирался с мыслями. Густые брови то сходились на переносице, то расходились. Время шло, которое для них особого значения не имело, а вот люди, за промежуток их отсутствия, могли натворить чёрт знает что.
Гнев сжал челюсти так, что желваки выпучились, как две большие груши. Злость, и до того синяя, посинела до невообразимой синевы. А Раздражительность, не в силах совладать сама с собой, страшно дёргалась в конвульсиях, отчего то язык выпадал изо рта, то глаза закатывались под лоб, то ручонки щипали собственное тело. И добродетели и пороки, увидев сию пантомиму, не сумели сдержать свою реакцию на это зрелище. Кто гоготал во всё горло, кто ржал как лошадь, кто звучно хохотал, кто пискливо визжал, кто-то просто смеялся, некоторые снисходительно улыбались, а кому-то было искренне жаль несчастную Раздражительность.
Владыка тоже усмехнулся, но так мимолётно, что никто и не заметил. И тут на авансцену вышла ещё одна особа, ранее лишь эпизодически упомянутая. С крючковатым носом, тонкими, плотно сжатыми и слегка вытянутыми в одну сторону, губами, и махонькими ушками, приклеенными к головке непонятной геометрической формы. То была Наглость.
Очень востребованная у людей и пользующаяся большой популярностью, для которой некий наглец придумал поговорку, что она – второе счастье. Что служило для него первым счастьем неизвестно, но можно предположить, если учесть при каких обстоятельствах пользуются Наглостью. Всегда неразлучна с Хамством.
– Я требую прекратить этот балаган! – заорала Наглость, хотя по своему статусу требовать что-либо не имела права. Но прекратить это безобразие следовало, и Владыка промолчал. – Мы здесь собираемся, чтобы решать очень серьёзные вопросы. Любителям глупого смеха могу предложить сию минуту спуститься на землю. Там предостаточно идиотских юмористических передач, где они смогут, образно говоря, оттянуться по полной. Мне же некогда, да и противно тратить на это моё драгоценное время.
Подала голос и Гордыня:
– Абсолютно солидарна с Наглостью. Может, это и выглядит несколько забавно, но подобные казусы не должны отвлекать внимание собравшихся, и уж тем более ваше внимание, Владыка, от главного вопроса, по которому мы здесь собрались.
Владыка вновь грозно сдвинул брови:
– Тихо всем! Повеселились и будет. Я вынужден признать правоту, как Наглости, так и Гордыни. Вот ещё одно качество, кроме их собственных, вследствие которого они всегда будут на шаг опережать вас, дети мои. Они прагматики. У них цепкая хватка и деловой подход к любым вопросам. И мелочей у них не бывает. – Печально задумывается. – Хорошо! Сейчас я вынесу свой вердикт и на этом закончим… этот турслёт. А решение моё будет таково.
Но решение ещё зрело. Мудрый Владыка соображал, поскольку с этого момента начиналась дипломатия. Своим решением не обидеть своих, но и не сильно возмутить чужих. Массовые возмущения ведут к хаосу, а это только на руку пороку. Это его стихия. Он заговорил:
– Вы, бестии, требуете полного разграбления и уничтожения столь большой территория на том основании, что там не осталось даже искорки истинной беззаветной Любви? Я правильно истолковал ваш ультиматум?
Вновь раздался сумбурный сонм голосов:
– Именно так, Владыка. – Сказала Наглость, подняв руку вверх, обращённую к собравшимся.
– Сколько раз уже подобное случалось в истории человечества? Сколько гибло невинных людей? Тебе их не жаль, Наглость?
– Это удел Жалости! – цинизма Наглости было не занимать. – У всех свои обязанности в этом мире, не правда ли? И мы должны их выполнять, каковыми они не были. Или я не права?
– Да права, права, – с горечью признал Владыка. – Но какова демагог?! И всё же есть один кардинальный способ избавить вас всех от своих обязанностей. Полное уничтожение!
Он неожиданно резко встал, схватил рядом стоявший посох, и в запале так грохнул им по золотому полу, что во многих местах на земле началась сильная гроза, приведшая к многочисленным наводнениям, кое-где случились новые землетрясения.
Наглость ехидно ухмыльнулась и с плохо скрытой насмешкой сказала:
– Спасибо, конечно, за помощь, Владыка, но мы и сами постараемся справиться.
– Заткнись! – в эту минуту Владыка был воистину грозен. – Здесь решаю всё я! И только я! Понятно? А теперь, пока я буду говорить, пусть только хоть кто-нибудь, хоть что-нибудь вякнет… испепелю! Превращу в прах! Разберу на атомы и разбросаю по всей Вселенной!
Установилась, как принято говорить в подобных случаях, мёртвая тишина. Или гробовая, как будет угодно. Даже ветер притих, затаив дыхание.
– Вот моё решение! Любовь, дочь моя, подойди поближе. – Любовь подошла и покорно склонила златокудрую голову. – Не бойся. Никого не бойся! Я тебя в обиду никому не дам. Никогда не обращай внимания на этих тварей, ты их попросту не замечай. А если назойливо начинают путаться под ногами, попросту небрежно отшвыривай их в сторону. К твоим услугам всегда Доблесть, Храбрость, Благородство. Там, где ты будешь чувствовать себя уверенно, они не посмеют и пикнуть. Не так ли, венцы уродливого творения?
Владыка зол уже не был. Он лишь снисходительно усмехнулся и продолжил:
– Я даю тебе, дочь моя, три земных года на реабилитацию и поиски самой себя в этом заблудшем уголке. В остальных местах Земли, где цветут твои ростки, я и твои друзья проконтролируем, чтобы они не зачахли.
Казалось бы, вопрос решён, но нет.
– Осмелюсь заметить, что это слишком большой срок. Мы намеревались приступить к ликвидации намного раньше.
Конечно же, эти слова принадлежали Наглости. У Владыки уже просто не было ни сил, ни желания злиться:
– Меня ваши гнусные планы не интересуют вовсе. Я своё решение озвучил, и оно останется неизменным. А кто недоволен, я уже говорил ранее – как и куда подавать апелляции. И попрошу следить за формой и содержание сих пасквилей. Не понравившиеся мне будут уничтожаться на корню…, вместе с подателем. Ха-ха-ха! На этом всё. Попрошу очистить помещение. Пора отдохнуть и мне. Отправлюсь-ка я в Центр Мироздания – в мой Главный Дворец Гармонии и Блаженства, к своим верным и преданным слугам, ставшими впоследствии друзьями. Но помните! Моё всевидящее око, даже в мгновения отдыха, зорко наблюдает все детали самого разнообразного жития в самых отдалённых уголках моего Царства!
А вы, дети мои, за работу! Ступай, дочь моя, не теряй драгоценного времени. Оно у нас безгранично, а у людей лишь миг. Возьми с собой Милосердие и Терпение, и, конечно, Веру и Надежду, и смелее вперёд. И там, где вы вместе одержите победу, в душе Человека поселится Счастье, лучи которого будут исходить от самого Меня. И ничто земное с ним не сможет сравниться, как не может сравниться электрическая лампочка с Солнцем, пусть даже шестой величины. Если уж сильно будет невмоготу, посылай ко мне гонца.