Страница 32 из 37
При кощунственном упоминании магического слова, Ненависть вывернуло наизнанку, а Любовь чуть не упала в обморок, вовремя поддержанная Дружбой. Наглость же смотрела на всех, никого не замечая. Младшая сестра Гордыни.
– Ещё одно слово, – грозно, насупив брови, прогрохотал Владыка, – на произношение которого наложен запрет, и я вас удалю на один срок контакта с людьми.
– Только не это, Великий Повелитель! Без людей мы зачахнем. Мы не в состоянии выносить одиночество.
– Вас же двое! – ухмыльнулся Владыка. – Вот и говорите друг дружке ваши тошнотворные сладости.
– Наш Мудрейший Господин, прозорливость ваша простирается далеко за границы всего безграничного мира, но в этом и кроется наше несчастье. Лучше бы мы существовали порознь.
– Лучше бы вы не существовали вовсе. Не думаю, что человечество от этого стало бы хуже. Хотя, в общем, про границы мне понравилось.
– Совершенно с вами согласны.
– Согласны с чем? С первым или со вторым?
– Мы согласны и с тем, и с другим, и с третьим.
– Я знаю. По крайней мере, никогда не спорите.
– Вот именно! Мы просто необходимы людям. Они не любят нас в себе, но обожают в других. При каждом упоминании своего имени Любовь передёргивало. Это заметили все присутствующие, не исключая Подхалимство-Лизоблюдство. И решили загладить вину.
– Ой, ой, прости нас, златокудрая, несравненная, венценосная дочь венценосного отца…
– Довольно, говори по делу! – Владыка стукнул посохом, и под ним в том месте задрожала земля.
– Дело в том, Повелитель, что мы тоже терпеть не можем самих себя в себе, но в людях мы себя любим. Просим прощения – ценим.
Вперед вышла Гордыня, задрав к верху маленький, свиноподобный носик.
– Не пора ли вам заткнуться, если нечего сказать. Или сказать что-то дельное, если таковое имеется в ваших безмозглых обрубках!
– Извини и ты нас, высокочтимая Гордыня, мы осмелились подать свой скромненький голосок для выяснения всех нюансов, дабы впоследствии избежать любых нежелательных недоразумений.
– Говорите же, прах вас возьми! – зарычал Владыка, вновь взметнув посох вверх, но спохватившись, с улыбкой поставил на место.
– Не сочтите это за оскорбление и не примите как обиду, но мы лишь хотели уточнить – на чьё имя подавать апелляции?
Все – и добродетели, и пороки, и сам Владыка были крайне удивлены, и не самим вопросом, а тем, кем он был задан.
– А вам-то это зачем? Разве у вас могут быть какие-либо претензии? По-моему, вы гармонично приживаетесь со многими другими пороками и, даже, с некоторыми добродетелями. Поразительная лояльность и терпимость.
– Мы стараемся. А знать желаем для общего развития, так сказать.
Владыка обвёл взглядом всех присутствующих. И судя по всему того, кого искал, не нашёл:
– Любопытство! Где эта непоседливая девчонка неопределённого пола? Вечно везде суёт свой нос. Быстро найти и доставить на собрание.
Общими усилиями приказ был выполнен.
– Где это ты блуждаешь, любознательная моя?
Любопытство, шмыгнув длинным тоненьким носиком, плаксиво стало оправдываться:
– О, мой Владыка, когда вы в прошлый раз ударили посохом, мне стало очень любопытно…
– Я бы удивился, если бы этого не случилось. Ха-ха-ха.
– Да, это очень характерно для моего восприимчивого естества. Так вот, мне стало любопытно, не случилось ли чего страшного на земле?
– Узнала?
– Да, Владыка. Небольшое землетрясение, но обошлось без жертв.
– Я рад. Ты вот что скажи – зачем вот эту особь, – перст Владыки уткнулся в скукожевшееся Подхалимство-Лизоблюдство, – наделила частичкой себя?
– Виновата – не устояла против лести.
– Лесть! – усмехаясь, Владыка крикнул в зал. – Неужто, ты настолько сладка?
– Да, Повелитель, – ответила слюнявая косоглазая Лесть. – А вместе с Подхалимством-Лизоблюдством мы непобедимы!
– Да-а-а, вот так оно всё и получается. Ладно, продолжим заседание. Даю ответ на поставленный вопрос, мои юные симбиозные эрудиты. Все апелляции, жалобы, просьбы, предложения подавать на моё высочайшее имя.
Нервно задёргался пятачок Гордыни, визгливым фальцетом она запищала:
– О каком же, в таком случае, большинстве голосов может идти речь, если все претензии будете решать единолично?
– Не забывайте, что я многолик и сущностей во мне много. Не сомневайтесь – решение будет справедливым!
– Хотелось бы верить и надеяться, – сухо промямлила Гордыня, отходя в сторону.
Но была услышана:
– Если вы этого действительно хотите, подружитесь с ними. Вам стоит лишь сделать несколько шагов, вежливо поклониться и попросить Дружбу связать вас с Верой и Надеждой узами.
Не желая уязвлять ранимое самолюбие Гордыни, Владыка обращался к ней на «вы». Что, впрочем, не мешало изредка над ней подтрунивать. Так, из чисто спортивного озорства. Конечно, в пределах благоразумия и такта:
– Вы не решаетесь? Вы ни с кем не хотите себя связывать? Да, вы для этого слишком эгоистичны и высокомерны. Это ваше право. В таком случае, попрошу вести себя приличнее. Не надо возмущённо похрюкивать. И вообще, я замечаю за вами странную особенность – от возмущения вы похрюкиваете, от удовольствия – тоже. У вас что – нет других реакций на события? Обиделись? Напрасно. Критику сверху надо принимать благодарно. А вот критику снизу следует произносить шёпотом, а ещё лучше – мысленно. И в самых лучших выражениях. Я пошутил.
Гордыня, сделав вид, что ценит юмор, понимающе кивнула и совершенно непроизвольно хрюкнула. В зале хихикнули. Гордыня огненным взором прошлась по присутствующим, а Владыка мудро переместил акцент внимания:
– Что-то я не вижу ещё некоторых пошлых особ? Либо у меня что-то со зрением, либо они от меня искусно прячутся? Где тошнотворная морщинистая Жадность? Где её младшая сестра, переплюнувшая старшую в усердии, – Алчность? А-а-а, тоже на работе. Вот! Без выходных, без сна, ни минуты бездействия. Вот это трудоголики! Всё им мало. Ладно, сами погрязли в этой трясине, так и другим житья не дают. Уже редко можно встретить человека бескорыстного, готового поделиться последним. Истинного альтруиста. А ведь когда-то сердобольных людей было больше. Вот так, от нейтральной Бережливости ловко заманивают к себе в сети. А уж из её сетей… Та-а-ак, где Бережливость?
Все завертели тем, у кого что было на плечах. Скромно, но с достоинством, которое, кстати, находилось рядом, из-за спины Аккуратности, вышла Бережливость с калькулятором в руке:
– Я вся внимание, Владыка.
Владыка заёрзал на своём троне, немного призадумался, но всё же спросил:
– Не кажется ли вам, любезная Бережливость, что в какой-то степени, пусть в самой малой, вы…, как бы это точнее выразиться…
– Пособничаете! – рявкнула Подлость, и спряталась за Гордыню. Это ей не помогло. От Владыки скрыться невозможно.
– Это ещё что такое?! Кто тебе, кикимора болотная, позволил перебивать самого меня?
Подлость высунула из-за шпоры сапога Гордыни омерзительную рожицу и пропищала:
– О, Всемогущий, Всезнающий, Всевидящий, извини, прости, пожалей, я больше не буду! Честное слово!
И через мгновение получила сильный пинок под зад от подошедшей Честности и Чести, ещё одного симбиоза, только благородного происхождения. Полный, и духовный и физический, антипод Подхалимства-Лизоблюдства.
Владыка удовлетворённо хмыкнул:
– Будет с неё, слизи. И не забудьте, многоуважаемая Честность-Честь, тщательно вытереть обувь. – И вернулся к прерванному разговору. – Я нашёл подходящее слово. Не кажется ли вам, Бережливость, что вы, может быть непроизвольно, провоцируете людей на последующую ступень, которая и приводит в цепкие лапы Жадности и Алчности?
И тут все увидели, как изменилась скромная Бережливость. Голова взметнулась вверх так, что чуть не упали очки, осанка стала прямой как струна, и все поняли – сейчас что-то произойдёт.
Но взрыва негодования не случилось. Огромным усилием Воли, которая, к сожалению, иногда более лояльна к порокам, нежели к добродетелям, Бережливость подавила Гнев, который гипнотически смотрел на неё, и спокойно аргументированно сказала: