Страница 10 из 12
Послы прибыли как раз в ответственный момент.
«Только что был заключен союз с Неаполем и Венецией против турок. Папа набирал солдат и вооружил двадцать четыре галеры. 28 мая, в конце мессы в соборе святого Петра, он благословил знамена крестоносцев. После полудня состоялась новая воинская церемония. Сикст IV поехал к стоянке четырех галер, поднявшихся по Тибру до холма святого Павла. Он призвал милость Божию на моряков и их адмирала, кардинала Карафа».54
Несмотря на суету, связанную с подготовкой военного похода, папа уделил достаточное внимание долгожданным гостям. По сообщениям секретаря кардинала Амманати – римского летописца Джакомо Маффеи де Вольтерра, который называет москвичей «посланниками государя Белой России», их поселили «в доме на Монте-Марио, откуда виден весь город». Уже через день после прибытия посольства, 25 мая 1472 года, Сикст IV организовал для него прием. На торжестве присутствовали послы Венеции, Милана, Флоренции и герцога феррарского. Гости вручили первосвященнику традиционную верительную грамоту, написанную на пергамене с подвесной золотой печатью, в которой великий князь просит оказывать доверие его послам. Москвичи преподнесли от имени своего государя и традиционные подарки: «мантию и семьдесят соболиных шкур». Миланские послы в отчете своему герцогу доложили, что посол преподнес папе «две связки собольих шкур всего около ста штук». Вероятно, их было на самом деле восемьдесят, ибо традиционно шкурки на Руси увязывались по сорок, да и весь счет чаще всего велся «сороками».
В том же отчете миланские послы доносили:
«Папа принял подарки с удовольствием. После многократных знаков внимания и милостивых слов, он еще раз поблагодарил посла за то, что тот прибыл от лица своего государя обручиться с сестрой юных деспотов, живущих в Риме. Он назвал невесту дочерью апостольского престола и святой Коллегии, так как она долгое время воспитывалась на средства Церкви. Поэтому папа выразил пожелание, чтобы помолвка была совершена в базилике главы апостолов. Хотя он и не назначил срока помолвки, но мы полагаем, что это произойдет в ближайшем будущем».55
Свидетели отмечают, что посол Иоанна Джан Батиста делла Вольпе, очевидно, демонстрировал папе свою покорность и благоговение. Летописец Маффеи не обошел молчанием и щепетильные вопросы разницы вероисповедания жениха и невесты. Он отметил:
«Согласно высказанному русскими желанию было решено, чтобы помолвка была совершена в соборе Петра и Павла с участием прелатов. Послы добились и того, чтобы приближенные папы и кардиналов вышли им навстречу. Эти решения опирались на следующие мотивы. Некогда рутены56 приняли флорентийскую Унию. Они имели латинскаго архиепископа, назначеннаго римским престолом. Греки же при выборе иерархов обращаются к константинопольскому владыке. В настоящее время рутены просят, чтобы к ним отправили посла для ознакомления с их верой, и исправления того, что будет признано ошибочным; они готовы выразить покорность римской Церкви. Далее – несмотря на ересь рутенов, браки с ними, по законам римской Церкви, действительны. Наконец, блудные сыны могут быть возвращены на лоно истинной Церкви, если оказать им честь и благоволение».57
В этом отчете римского летописца мы видим явные искажения действительности. Московская и вообще Восточная Русь58 никогда, даже на краткое время, не признавала ни Флорентийской, никакой иной унии с Римом, никогда не имела латинского архиепископа. А подписавшего унию еще в давнем 1439 году митрополита всея Руси Исидора согнали с кафедры и посадили под стражу в тот же день, когда он попытался провести в московском Успенском соборе службу по латинскому обряду. И до сих пор мы не имеем ни одного документального свидетельства о том, чтобы государь всея Русии Иоанн III когда-нибудь проявлял желание подчиниться латинской церкви. Напротив, вся его деятельность на протяжении почти полувекового правления была направлена на укрепление самодержавия и государственной независимости, а также на борьбу с насильственным насаждением латинской веры на Руси.
Не исключено, что мысли о возможности подчинения Русской церкви Риму высказывались послом Иоанна III Джаном Вольпе (Ивашкой Фрязиным), который с легкостью поменял в Москве свою латинскую веру на православную и, видимо, всегда был готов переменить ее обратно, объявив себя верным слугой папы римского. Щепетильностью в вопросах веры он явно не отличался. Такая позиция помогла когда-то этому итальянцу хорошо устроиться в Москве, а теперь пользоваться благосклонностью Рима. Русская же часть посольства, вероятно, не могла активно вмешиваться в переговоры из-за плохого знания итальянского языка.
Русские источники свидетельствуют, что многозначительные обещания «денежника» о желании Руси «подчиниться» Риму вовсе не были согласованы с пославшим его за невестой государем, за что позже этому «Ивашке» пришлось поплатиться.
В своих рассуждениях иезуит П. Пирлинг полагает, что русский государь мог хлопотать перед папой римским о присвоении ему королевского титула, обещая взамен признать унию. Но и этот домысел не находит никаких объективных источников. Иоанн никогда и нигде не высказывал пожелания называться королем или даже царем. Уже к середине своего правления он был самодержцем над многими территориями и народами, считая себя равным и римскому императору, и турецкому султану. Он гордо именовал себя государем всея Русии, и титул короля или царя был ему явно тесен. Очевидно, что Пирлинг был недостаточно знаком с русскими документами эпохи Средневековья.
Брачные торжества были назначены на 1 июня. Роль жениха на них исполнял все тот же посол-сват Иоанна III Джан Вольпе. Нам неизвестно, была ли это помолвка или же венчание. Некоторые подробности о торжестве сообщает уже упоминавшийся летописец Маффеи:
«Принцессу окружало многочисленное избранное общество. Среди него особенно выделялась королева Боснии Екатерина59, вдова Стефана. От своих несчастий она укрылась в Риме после того, как турки завладели ее царством. Ее справедливо называли ‘‘самой несчастной из королев’’. Екатерина была совершенно лишена средств и жила на ежемесячную пенсию в сто дукатов, выдаваемых ей святым престолом. <…> Медичи были представлены Клариссой Орсини. Знатнейшия патрицианки Рима, Флоренции и Сиены явились в храм. Кардиналы прислали своих представителей».60
Римский летописец сообщает о недоразумении, возникшем во время помолвки. У подсадного жениха не оказалось обручального кольца для невесты. Он оправдывался тем, что в Москве не существует обычая обмениваться кольцами во время бракосочетания. Очевидно, он говорил правду, ибо драгоценностей для невесты он привез предостаточно, – в этом мы убедимся из рассказов о ее пути к мужу, когда Зоя – Софья блистала нарядами и драгоценностями, а также делала щедрые подарки тем, кто ее чествовал. И конечно, это были подарки не из запасов ее обедневшей семьи и не из даров папы, который вручил ей в качестве приданого лишь кошелек с деньгами – и тот перед самым отъездом.
Отсутствие обручального перстня, а также молчание посла по поводу участия Руси в крестовом походе, – а от Вольпе очень ждали многозначительного сообщения по этому поводу, – огорчили папу и его окружение. Однако он не собирался отказываться от своих планов. Папа все еще лелеял надежду многих своих предшественников обратить русских «схизматиков» на путь истины. Он готовил свое специальное посольство, предназначенное «просветить» русский народ, обратить его в латинскую веру, подчинить власти папы. Эта роль отводилась земляку папы Сикста IV, бывшему настоятелю Августинского монастыря, позже епископу Акчии на Корсике Антонио Бонумбре. Со времени вступления на престол Сикста этот епископ был призван в Ватикан, приближен к папе: