Люди под кожей

– Ой, ну все, касатик, сейчас тебя сожрут. – Нина не глядя опускает овсяное печенье в чай и смачно причмокивает челюстью. – Ничему жизнь не учит. Молодежь!

«Молодежь» тем временем понимает: ей и правда кранты, баста и аста ла виста, бейби. Патроны, по закону жанра, кончились, нож чудище еще в прошлом раунде отшвырнуло куда-то в угол заброшенной шахты.

Крупным планом показывают глаза героя. От ужаса они расширяются, и в зрачках появляется отражение заклятого врага. Тот скалой возвышается над теперь таким маленьким актером и выжидательно смотрит. Хищнику спешить некуда.

– Во дурачье, делай ноги скорее! – Нина совсем забыла про печенье: оно тает на дне сладкого крепкого чая. Старушка вся там, в экране телевизора, вместе с персонажами малобюджетного хоррора. – Так и знала, сожрут. Говорила же!

В комнату заходит другая пожилая женщина. О ее приходе извещает звон стеклянных бусин, плотными рядами свисающих над дверным проемом.

Гостья совсем не похожа на обитательницу комнаты: изгибы ее тела мягче, а само тело полнее. Тонкие бледные губы недовольно сжимаются в одну сплошную линию. Снова-здорово.

– Опять смотришь свои страсти, – ворчит крупная женщина, но Нина ее не замечает, даже когда та проходит прямо у нее под носом и принимается собирать разбросанные по столу конфетные фантики.

Нина лишь неопределенно машет рукой, будто хочет избавиться от надоедливого насекомого.

– Куда тебе столько сладкого, – не унимается толстуха.

«Завидует», – пролетает в голове Нины мысль-молния. Лера, сколько в своей жизни перепробовала диет, так похудеть и не смогла.

Ответа не следует, поэтому бабища продолжает:

– Сумку-то хоть собрала? Понятия не имею, зачем ты в Москву намылилась. Хочешь с внуком повидаться, так пускай он к тебе сам ездит. Чай, не маленький. Работает, квартиру снимает. Девушка у него, небось, столичная штучка.

«Нет у него никакой девушки», – также мысленно продолжает отвечать Нина. Была бы – знала.

В углу комнаты Лера замечает раскрытую сумку, абсолютно пустую и словно разинувшую свой огромный черный рот. Женщина по-хозяйски подбирает несчастную и несколько раз встряхивает. На пол летят сбившиеся комья пыли и мелкие крошки.

Она хочет что-то сказать Нине, но в последний момент разочарованно машет рукой.

– Пойду хоть еды тебе в дорогу положу. В этих ваших самолетах не кормят, поди помрешь там с голодухи. – И женщина вместе с сумкой выходит из комнаты.

Только тогда Нина оживает: несколько раз быстро моргает, ставит чашку с почти не тронутым чаем на стол и тяжело вздыхает. Возможно, Лера в чем-то права, и это путешествие действительно станет для нее последним.

Изящным движением руки она подзывает к себе бармена. Наклоняется, шепчет на ушко приятности, которые останутся только между ними. Короткая юбка в серебристых блестках задирается так высоко, что еще чуть-чуть – и можно будет увидеть белье, если оно сегодня на ней вообще есть.

Увидели бы ее такой на работе – распущенной, расслабленной, свободной, – то точно бы не узнали. Не смогли бы соотнести мягкие игривые кудри с грустным конским хвостом или облегающий топ с сидящим не по размеру пиджаком.

Громкая музыка ей под стать, равно как и приглушенный свет; томная, ленивая атмосфера бара обволакивает девушку, черты лица которой кажутся знакомыми. Да, определенно мы видели ее где-то прежде.

– Пиво, пожалуйста, – наконец говорит красавица чуть громче и садится на барный стул. Ножка на ножку, острые локотки опускает на стол; ладонями подпирает лицо.

Пока бармен наполняет прозрачную кружку из толстого матового стекла, девушка со скучающим видом рассматривает зал. Она или совсем слепая, или и вправду настолько наивная, что не замечает, по меньшей мере, десятка взоров, направленных на нее. Какие-то – прямые и с вызовом, другие – исподтишка, из-под кустистых бровей, от обладателей шакальих морд. Но всех смотрящих объединяет одно – откровенная похоть, восхищение загадочным женским телом, которое, оказывается, можно вот так, без зазрения совести или стеснения, выставлять на показ. Можно выгибать спину, как в порнофильмах, задумчиво кусать припухшие губы и не замечать, как далеко уехала синтетическая ткань едва присутствующего наряда.

Хорошо, что здесь нет женщин, иначе они бы девушку с потрохами сожрали. И если местные самцы предпочитают оценивать образ целиком – вызывающий, соблазнительный, то дамы бы точно обратились к деталям. Как из чуть примятого черного топика торчит брендовый ярлычок или как аккуратно подпилены ногти. Им было бы плевать на голую кожу: им важно, что находится там, где эта самая кожа прикрыта. Золотые часы, черная сумочка «Шанель», колечко, сережки и, конечно же, подвеска с маленьким бриллиантовым кулоном.

– Не скучала?

За спиной девушки появляется мужчина. Он сильно старше своей подруги, но вместе они смотрятся донельзя очаровательно. Он – с широкими плечами, такой весь из себя успешный в своем деловом костюме, и она – само воплощение женственности.

Денис жестом обращается к бармену, и бородач все понимает без слов. Верные клиенты предпочитают классику и постоянство. Не всегда в женщинах, но хотя бы в напитках.

– Пока не успела, – лениво, чуть растягивая слова на манер красивых глупышек, отвечает Лиза.

Она выводит невидимые круги на мраморной поверхности барной стойки и мечтательно смотрит куда-то в бесконечность.

– Прости, вырвался, как смог. – Он мягко целует ее в шею, и кожа, где ее касались его губы, покрывается мурашками. Ничто другое не доставило бы Денису такого удовольствия, как реакция Лизы на его прикосновения.

Ей так и хочется спросить: «Как жена? Как дети?» – но у них негласный договор. Наедине – никаких разговоров о семье. Денис говорил: «Зачем беспокоиться из-за того, что не имеет значения?» Только вот Лиза не уверена, что эта сторона его жизни действительно такая незначительная, как он утверждает.

Нет, не стоит понимать неправильно, Лиза не из тех девушек, кто только и ждет, пока любимый мужчина уйдет от ненавистной жены. Более того, сейчас ее все более чем устраивает. Она же не хочет, чтобы ее собственные маленькие секретики стали проблемой в их отношениях.

Они в окружении множества людей, играет музыка, но им обоим кажется, что нет более уединенного места на всем белом свете. Он шепчет ей на ухо:

– Видел тебя сегодня в столовой. Так бы и съел на десерт.

В ответ девушка смеется, искренне, как ребенок. В такие моменты ей больше всего нравится, что все сложилось именно так и никак иначе.

– Денис. – Воздух вырывается из груди. Поцелуй. – Прекрати. – Еще один. – Пожалуйста. – Еще.

– Эй, вы, двое! Снимите комнату!

К ним обращается заросший волосами, расплывшийся, как мороженое на солнце, мужчина неопределенного возраста. Ему с одинаковой легкостью может быть и «чуть за двадцать», и «чуть за пятьдесят». Непричесанные кудрявые волосы в сочетании с густой бородой, прикрывающей лицо, как лыжная маска, делали его похожим на только что спустившегося с горных вершин йети, только брюнета.

– Что, завидуешь? – быстро находится с ответом Денис, лишь на мгновение отлепившись от своей партнерши.

Бородач хотел было ответить, но его рот через секунду закрывается, выпустив на волю воздух вместо слов. «Почему бы и нет, – думает он про себя. – С этой крошкой – хоть на край света». И снова пригубил свое темное пиво со сдувшейся, как проколотая шина, пеной.

На месте этого рослого мужчины хотят быть все, а некоторые – и на месте этой обворожительной маленькой феечки. Кто-то обращается к своим грязным фантазиям, кто-то – к романтике момента, но все сходятся в одном: такое бывает только в кино, чтобы ни неловкости, ни сомнений, ни нелепых смешков или странных поз. Чистая фантазия озабоченной авторши любовных романов, где все – как оно должно было бы быть, а не есть на самом деле. Где нет слюны, пота, жира, волос и размазанной по лицу косметики. Ни дать ни взять кадр из мелодрамы. Конечно же, такому не позавидует только полнейший идиот.