Страница 84 из 95
Вот так и дожили до возвращения Всемила. Настасья Ильинична тож его ожидала, а как увидела на пороге гостя желанного, так и зарделась вся внезапно, точно маков цвет, даж поприветствовала не первая, а в ответ. Данька аж глазам своим не сразу поверил. Видать, зацепил ведун не только разум женский, но душу, а оттого вновь тревоги всколыхнулися, что костер, в который поленцев подбросили. Но все ж таки встретил шептаря как полагается, честь по чести. А тот, как сундук тяжеленный занесли с подводы наемной в дом, затребовал сразу к себе Степашку, словно знал что и про нее, и про приключение случившееся. Ох, не зря черт сказал про времечко точное!
Стешка примчалась на зов, обо всем позабыв, даж о страхах своих. Ну как же, узнает, наконец, чему ведун этот странный обучает травницу в тайне ото всех! Однако не тут-то было.
Перво-наперво усадил Всемил девочку на табурет в центре комнаты, да принялся вокруг нее посолонь круги выводить. Неторопливо, степенно, ну точно барин на прогулке либо люд честной, на ярмарке себя показать желающий, и шептать чего себе под нос. Пытался Данька, в углу притулившийся, разобрать, да ни словечка не услышалось. Вроде как даже фразы знакомые, а точно на чужом языке выводились, угорском, а то и вовсе каком южном, и не ближних соседей, а дальних, про которых Георгий Тимофеевич сказки занятные выводить любит, службу свою вспоминаючи. Понятно-понятно, а стоит моргнуть – и все пропадает, в абракадабру аль головоломку складывается. И странно это до жути – в прошлый раз же, когда подсматривал, все заклятье расслышал, даж запомнил.
Покосился Даня на травницу, в другом углу на лавке притулившуюся, а та сидит, насупившись, да губы кусает. Видать, тож не понимает. Успокоился Данька и перестал вслушиваться. А как перестал, так чудеса начались – перед глазами ну точно картины подниматься начали, неизвестно откуда берущиеся. Сады богатые, все в деревьях, на которых померанцы растут, а на ветвях птицы сидят, как та, что Азель показывал, да только не белые, а радужные. Вроде сидит клуша синяя, а чуть шевельнется, боком повернется, глядь – уже зеленая! А хвост такой, что не в сказке сказать, ни пером описать! Огоньками разноцветными переливается, искрами золотистыми на солнце вспыхивает. А царит над всеми птицами золотая, да поет так дивно, что заслушаться можно. Вот она вокруг Стешки и летает – заместо ведуна.
А девчушка, видать, не замечает ее – порядочно времени просидела уж, подустала, ерзать начала да по сторонам глазами лупать, вместо того, чтобы сидеть смирнехонько. Вот как начала Степка ерзать, так птица эта золотая устроилась на плече Всемила, незнакомо откуда взявшегося, курлыкнула ему на ухо что и взлетела вверх, прям сквозь полоток, да и исчезла. Данька от восхищения еле дух перевел, а Всемил опустился тяжеленько так за стол, враз осунувшись, и пальцы устало сплел. Настасья Ильинична, опытом наученная, тут же кинулась к самовару, тепло хранящему, налила чаю, бухнула меда грешичного туда побольше (по избе такой сладкий летний дух пошел, что на минутку показалось, что на солнечный луг все враз вернулись) да и подсунула ведуну. Улыбнулся тот устало и принялся потихоньку чай липовый мелко глотать. Попыталась было Стешка с вопросами подлезть, да цыкнула на нее травница – не время мол, не пора еще, и вручила тож чашку, большую, маками алыми расписанную, да бублик мягкий, густо маком присыпанный. Даньке тож дала, да и себя не обделила. Вот так и просидели в тишине с полчаса, пока ведун в силы не вернулся.
Глянул Всемил глазами своими темными на девочку, ну точно в душу заглянул. Даже Данька поежился, а Степашка – тем более, чуть калачиком не сжалась под взглядом тяжелым.
– Нет в тебе скверны, девица.
Выдохнул Данька, враз повеселев. Хоть и верил он «черту» своему, а червоточинка оставалась, подгрызала изнутри ну точно червь ствол древесный. Вроде бы и не отнимает сил много, а подтачивает, силы да соки пьет.
Нахмурился ведун, глядя на веселье неуместное, и принялся живописать и про ответственность великую, и про умения, коими овладеть требуется, и про судьбу новую. Но Даня не вслушивался особо в речи наставительные. Пущай сеструху стращает, мож хоть за ум как следует возьмется да не будет нос свой любопытный, конопатый, совать куда не следует.
Пообещал строго Всемил с завтрашнего дня взяться за обучение да и отпустил впечатленную донельзя Степашку. Та аж чуток пришибленная ушла, вспоминая сказанное ей да перебирая, ну точно бусины красные, праздничные, на веревку нанизанные. А как дверь за девочкой закрылася, подобрался ожиданием Даня. Вот сейчас должно начаться обещанное «чертом»!
Однако ж поначалу пришлось рассказать и про сны свои, как оказалось – наведенные, и про дом, и про колдуна проклятого, и описать все-все, произошедшее в доме том и опосля. Настасья Ильинична слушала сказ с переживаниями. То бледнея, то пальцы переплетая и сжимая до белости, то чуть не ахая, про требования колдуна услышавши и как дом миражный под ногами разваливался. Всемил же просто хмурился, точно запоминал слово в слово, переспрашивал и уточнял, пару раз даж губы неодобрительно поджал, но не с осуждением, это Данька чуял точно.
А как Даня дорассказал все да выдохнул, задумался на минуту ведун, чашку пустую в руках крутя, и приказал, точно десятник, знающий, что солдатики его за ним и в огонь и в воду ринутся:
– Приходи за два часа до рассвета, пойдем на заимку ту смотреть. Как раз к рассвету туда и доберемся. Только смотри мне – выспись как следует, все силы понадобятся.
Данька только и смог молча кивнуть, в который раз замечая, как за чертами тонкими другое лицо проглядывает. Блажится, нет ли – неведомо.
========== Глава 51. Часть вторая ==========
Ох и темен, ох и неприветлив лес ночной осенний! То ветками древесными так и норовит ударить, то словно нарочно кочки да корни под ноги подталкивает, то воем звериным, жалобным, голодным пугает. Однако же шел Данька к заимочке уверенно и твердо. Вроде как и не запомнил дорогу, клубочком показанную, а точно тянуло что обратно, а лес-заступник не пускал, теребил за полы тулупа, за шапку хватал – одумайся, мол, не туда идешь добрый молодец, не к добру, ой, не к добру дороженька приведет! Прямо как в сказке, когда богатырь, наставления на камне прочитавши, поворачивает в сторону, где буйну голову сложит. Токо вот вокруг не сказка росла-прорастала сквозь буреломы да валежники, а всамделишное все.
Вывел Даня колдуна прямиком к месту нужному, аж сам удивился, как быстро дошли – не успел еще рассвет небо высветлить, так что подождать было надобно. Велел Всемил не сходить с места, а сам пошел обходить прогалину небольшую вокруг, так же как в избе посолонь бредя, токо молча. И Данька также молча за ним наблюдал, как и Настасья Ильинична, которую шептун с собой прихватил, в шугай, зайцем подбитый, кутавшаяся. А более никого с ними и не было – не появился еще один знахарь обещанный, оттого и чувствовал Даня неуверенность, изнутри тревожащую. Хоть и самую капельку, но все ж таки. Доверял он Всемилу в этом деле, но подмога точно бы не помешала.
И когда холод уже не только нос и уши щипать начал, а на небе просветление чудиться начало, воротился Всемил, стал перед Данькой и серьезно так на него глянул, как на равного.
– Думал я, что сам справлюсь, однако закрылся колдун накрепко, не открыть мне к нему дорогу. Волшба, тобой сотворенная, все смешала и спутала. Так что придется тебе, Даниил, открывать путь к колдуну. Ступай вон туда, – уткнулся палец тонкий в место странное, неприметное, – и начинай.
Опешил Данька от слов таких до невозможности, а что сказать в ответ – и неведомо. Я не умею? Не знаю? Не смогу? Так что только одно выдавил:
– Как же я это сделаю-то?
Глянул ведун строго, брови нахмуривши:
– Также как прежде делал. Не колдун тебя затягивал, ты сам приходил. Так что и сила в тебе есть, и умение.
Вздохнул Данька поглубже, кивнул и направился к месту указанному. Встал там, глаза прикрыл, припоминаючи, что же было на полянке во сне. А у самого руки аж подрагивают от напряжения да ногти до боли в ладони впиваются.