Страница 32 из 95
Хлопнула изо всех сил чернобровая дверью во внутренние комнаты, а Радимир Ярославович повел Даньку на кухню – рассказывать. Токмо перед этим дверь тщательно запер, на засов хитрый, ненашенский.
И второй раз за эту ночь Даня на кухне с чашкой чая оказался да с рассказом про страсти, что у них творятся, да про беду Настасьи Ильиничны. И в этот раз мужчина напротив брови хмурил да пальцы переплетал. Только вот как-то непривычно было Даньке видеть напротив себя другого, а не отца Онуфрия али черта своего. Азелю он, в отличие от батюшки, не доверял, но тот все ж и выслушает, и посоветует, и вообще как-то по-другому чувствуется с ним. Уютнее, что ли. Да и не разговоришься с чужаком – и вернуться нужно к рассвету, да и незнакомый все ж этот Радимир Ярославович, хоть и жених наставницы.
Выложил Данька все про страсти как на духу, да и спрашивает:
– А Велина – она кто?
И не подумал со своей детской непосредственностью, как вопрос-от прозвучал. А купец смутился малость, да и ответил:
– Подопечная она моя. Друг мой старинный помер, вот, сеструху мне на пригляд оставил.
– А, значит, вроде как сестра ваша, – успокоился чуток Данька и одновременно еще больше озадачился. – А что ж она такие слова про Настасью Ильиничну-то говорит? Страшные.
А сам сидит и думает: сказать про то, что Велина эта – ведьма, аль не следует. Ведьмы – они злые да недобрые, надо бы. Но сразу тетка Аксинья вспоминается, коя ведьмою без желания своего стала, и как-то неловко сразу становится.
– Ну да, сестра, – подтвердил Радимир Ярославович, замявшись чуток, будто сам тайну какую скрывает. – А слова… – не выдержал и обреченно махнул рукой купец. – Не любит она ее.
– Как же можно не любить, даж ни разу не глянув? – удивился Данька, тут же пожалев наставницу – нет ничего хуже, чем в дом попасть, где уже есть хозяйка, а уж ежели она не взлюбит, то вообще горе-горькое. А если уж хозяйка ведьма – тем паче. Сгноит да со свету сживет точно.
– Да вот так, – ответил как обрезал купец. Был бы Даня постарше, сразу бы понял, что не желает он говорить о сестре своей да невесте. Данька и сейчас понял, да токмо язык держать за зубами не научился еще.
– А замуж она не собирается?
Купец диковато глянул на гостя, а ведьма, что только на пороге появилась, резко ответила:
– Не собираюся, не надейся! Ноги из этого дома моей не будет!
И вроде как мальчонке отвечает, а сама на Радимира Ярославовича смотрит, да дерзко так, и глазищами на пол-лица сверкает.
Ох и красивое-то лицо у ей! Даж злоба не портит, наоборот нежного румянца придает.
– Вот скажи мне, – повернулась ведьма к Даньке и руки в бока уперла, сминая платье синее, из атласа шитое. Дорогущее видать. Даня никогда такого и не видывал ранее. – Скажи-ка, гость дорогой, – говорит чернобровая, а сама так издевательски улыбается, – разве Настасья твоя красивше меня? Лучше чем, а?
Вроде и издевается, а сквозь голос нет-нет, да и отчаяние неприкрытое проскальзывает.
Радимир Ярославович побагровел лицом до страшности, да с места подниматься начал:
– Велина! Что ты себе…
– Что «Велина», что?! – внезапно заголосила ведьма, враз потеряв свою величественность с красивостью. – Чем я тебе не мила, а? Я тебе и в делах, и в хозяйстве помогаю, я тебя и милую, а ты! Чем я тебе не мила?!
Слушал Данька причитания, застыв да раскрыв рот. Он бы и мухи не заметил, залети та в рот, настолько поражен оказался. Оказывается, у жениха-то травницы другая есть… Нет, Даня, конечно знал, и откуда дети берутся, и чем взрослые ночами возятся, зачем некоторые к солдаткам да бобылькам бегают – не господский, чай, ребенок. Но вот так, чтобы со своей почти-сестрой названной. Ох, ужасти какие!
А купец и «сестра» его уже друг на друга вовсю кричать начали. Радимир Ярославович даж руку поднял – то ли ударить, то ли увести. Мож и ударить – Велина руками закрылася да согнулась, как не в первый раз такое происходило, как Данька очнулся да вскочил:
– Нет! Не надо! – разрезал кухню высокий голос, будто и не Даньке принадлежащий, а кому-то из самого Рая. – Не делайте этого!
Застыли Радимир Ярославович и Велина, как впервые друг друга увидели. Купец смутился и руку опустил, а ведьма упала за стол да расплакалась. Да так горько и безрадостно, что у Дани сердце защемило.
– Не надо, – попросил он, неловкость испытывая, и не понять – почему. Даж погладить ведьму по голове захотелось, да сдержался. Радимир Ярославович, стыдом мучимый, рядом с «сестрой» уселся, да на Даньку тяжело исподлобья посмотрел.
– Ты токмо Настасье не сказывай, – видно было, с каким трудом каждое слово ему дается. Как выдавливает из себя. Ведьма всхлипнула:
– Совсем ты на ней помешался, – а потом как давай хохотать, как ненормальная да приговаривать: – Не получишь ты ее! Не получишь! Пусть меня не хочешь, но и ее не получишь!
– Так это… вы? – пробормотал оглоушенный Данька, даж головой покрутил – нет! Не может быть такого! Да как же так!
– Я, я, – нагло усмехаясь, подтвердила Велина, вмиг став похожей на себя прежнюю.
– Что – она? – нахмурившись, купец поначалу глянул на Даньку, а вслед на женщину, сидящую рядом с ним. Понимал, о чем речь, да сердце принять не могло.
– Она – ведьма! – вытянувшись стрункою, ткнул Даня пальцем в чернобровую. Голос звенел, что та струна, того и гляди – лопнет. – Это она! Она все!
Купец вновь побагровел да и сжал кулаки свои пудовые.
– Ты?! – спросил страшным, сипящим голосом.
Ведьма насмешливо улыбнулась:
– А ты что думал? Я тебя за просто так отдам? Люблю я тебя. И не отдам.
– Так чего ж не приворожили-то? – спросил Данька с обидой неизвестно на что, такоже кулаки сжимая от обиды и горечи. – Зачем на Настасью Ильиничну нападаете?
Глянула на него ведьма и губы поджала. Видать, то ли сделать чего хотела, то ли соврать, но тут на плече мальчонки василиск появился. Велина еще плотнее губы-то сжала, а Радимир Ярославович головой затряс, как от видения хотел избавиться. Вслед не выдержал, поднялся с места, да вытащил из бухфета штоф – наливочки себе рюмашку плеснуть.
Помолчала-помолчала ведьма, да и выдавила из себя:
– Хотела я его от девки его отвернуть, да не смогла. Не срабатывает отворот – и все. Подумала, что она его приворожила крепче, чем я умею. Вот и пришлось… придумывать всякое.
Ведьма губы скривила – как от боли али неприязни.
– И уд – тоже? – поинтересовался Данька, так и не присев обратно.
– И это, – кивнула ведьма. И вдруг заговорила, как не в силах сдержаться: – И суседушке вашего водяного тож я помогла – карты ему наговорила.
Можно и воскликнуть: уй, дура! Кто ж такое рассказывает-то! Но женщина – она и в ведьмах женщина. И поговорить хочется, и похвастать. Особливо если придумала что-то этакое, кому ранее в голову не приходило. Похвалу увидеть – хоть и через ужас в глазах.
А Данька действительно смотрел на сидящую напротив женщину с ужасом. Она что, не понимала, что творит?! Этак же целое село, и не одно без урожая могла оставить! А если бы уд не нашли, то и дитенков, а то и что похуже.
И глядя в черные глаза, полные злобой, видел – понимала. Все понимала. Вот токмо ей это все равно было. Главное – избавиться от соперницы чужими руками. А там – хоть село помирай, хоть два, безразлично.
– Да как вы… – Данька молча сжимал-разжимал кулаки, не зная, что и сказать.
– А что я? – с вызовом вопросила ведьма. – Спроси у своего разлюбезного Радимира Ярославовича, сколько он других купцов по ветру пустил, прежде чем на таку высоту поднялся. Думаешь, плакал он, что без грошика остаются семьи целые? Вот и я не плакала.
– А ну – цыц! – купец вдруг очнулся и стукнул по столу раскрытой ладонью. – Так это ж что – ты мне помогала?
– А как же, – усмехнулась чернобровка, взраз теряя весь вызов, как только на полюбовника глядеть начала. – Откуда ж такие удачи, как думаешь?
– Так это…
– И это я, – кивнула Велина. – Я ж поначалу помочь токо тебе хотела – когда ты чуть не разорился. Как попалася мне эта бабка на дороге, так я за нее и ухватилася…