Страница 10 из 95
Очнулся мальчонка от прикосновений да от слов ласковых, что над ухом раздалися:
– Молодой господин, пойдем покумимся, – молоденькая и очень симпатичная русалочка подхватила за руку мальчика да повела к березке завитой. А тот идет да по сторонам оглядывается. Русалки-то все по парам уже разбились, обнимаются-милуются. И до того зрелище завораживающее открывалося, что не заметил Данька, как перед венком оказался, да первый поцелуй в щечку получил. А дева ему лукаво улыбнулась, глазами зелеными блестя, маня голосом, фразу выводящим «Покумимся, кума, покумимся». Мальчик сам ей вторую щеку подставил, а потом и губы, совсем позабыв про печати черта. Ох зря он это сделал, зря!
Только коснулись его губы девичьи зеленые, горло будто щупальце молочное и перехватило, как перед зеркальцем. Вцепился Данька обеими руками в шею – оторвать щупальце-удавку хочет, да не может, а то сдавливает все сильнее и сильнее. Захрипел мальчонка уж, а перед глазами как туман встал.
И привиделось ему в этом тумане, как к молоденькой русалке, что его к дереву привела, а теперь стояла, в страхе рот ладонями зажимаючи, подскочила другая. Глянула на мальчика огромными светящимися глазищами да превратилась в чудище страшное, истинный облик свой принимая. Из рук когти громадные вылезли, волосы, красивыми зелеными волнами лежащие, стали косматыми да во все стороны торчащими, изо рта зубы огромные полезли, да и лицо изменилось полностью, стало белое-белое, будто снег весенний ноздреватый. Запричитала первая русалка, вытянула руки в мольбе и обещаниях, да не послушало ее чудовище – враз когтями огромными голову снесло. А Данька, на последних каплях воздуха это видевший, сознание потерял.
========== Глава 7 ==========
Не знал мальчонка, сколько времени он пролежал без сознания, только очнулся от того, что тормошит его легонько тонкая женская ручка, и зовут так жалобно-жалобно:
– Молодой господин, молодой господин…
Тяжело открывал Данька глаза – ну словно кто камушки положил на веки. А как открыл – все вокруг зеленоватое да расплывчатое, будто в тумане страшном, сказочном находишься. Принялся тогда мальчик моргать – авось слезы очистят взгляд. Так и случилось, но как только мир из тумана выплыл, сердце страхом так и схватило – сидела перед ним русалка, которой голову-то отрезали когтями! Только голова у нее была на месте, даже шрама не осталось. И смотрела так печально-печально.
Принялся мальчонка в панике отползать от нее потихоньку, отталкиваясь от земли сырой локтями да пятками – сам не понял, как на спину перевернулся. Отползает, во все глаза смотрит да молитву шепчет. А русалочка вдруг бухнулась на колени и руки к нему протянула:
– Простите меня, молодой господин, простите, – запричитала водная дева жалобно. – Не знала я про указание, не знала! Ежели не простите, меня водяной накажет, гулять больше не пустит! А мне еще до Духова дня ходить можно! Простите! – а сама голову к земле склонила, да так, что волосы зеленые узорами перевитыми рассыпались, и руки с мольбой протянула.
Огляделся Данька тайком. Сидел он возле той березки, откуда русалки его похитили, а песен-смеха не слышно. Видать, ушли уже девушки, что березу завивали, по домам. Да и то верно, пора – вон рассвет белым да алым небо красить начал.
Глянул мальчонка на деву несчастную, да стало ему жалко зеленицу – и душа загубленная, и радости в этом году не будет.
– Ладно. Только ты не заманивай никого, посевы не топчи, пряжу не порти.
– Молодой господин! – русалка подхватилась и вновь на колени бухнулась – в этот раз рядом с мальчиком. Руками его ноги обхватила, да так бережно, как святыню какую али икону, и говорит: – Вовек не забуду доброты вашей!
А Даньке-то неловко и стыдно – за обнимания такие да за слова русалочьи, так и хочется ноги поджать иль еще как прикосновений избежать. Дева речная как почуяла: вскочила да в воду как бросится и ушла – без всплеска, будто и не было ее. Только венок с торчащими травинками, что мальчику днем подарили и который он на кумление отдал, на волнах качается.
Перекрестился Данька дрожащей рукой, да домой со всех пяток побежал. Там его Лисавета Николаевна наругала, конечно, да выдрала, но не сильно – все ж понимают, куда на Семик мальчишки пропадают. Поблагодарил Даня маменьку за науку, поклонился, как полагается (чай, не маленький, чтобы плакать да вырываться!) и на печку полез. А там тепло и уже сестра сопит, уютно так. Только все равно озноб его бил – касание русалочье все чувствовалось, да как глаза закроет, сразу вспоминается обряд рядом с березой бесовской, да как голова русалки прочь катиться. Ну и страх свой, когда дыхания нет, и кажется, что помрешь сию же минуточку, тоже вспоминался, не без этого.
Маялся-маялся Данька, да все ж задремал-таки, но ненадолго. Подхватился даже раньше Степашки, бочком слез с печки, да рванул к тетке Настасье – расспросить про русалок. Маменьку предупредил, конечно, тем более что во время русалочьей недели вообще одному ходить не след – нечисть разная вылазит, не только девы водные.
Примчался, значит, он к лекарке, а та так задумчиво сидит на крылечке, да в сторону плеска водного поглядывает. Хоть и не видно реки, а волнение ее странное было слышно. Плюхнулся Данька на попу перед крылечком – так сидеть интереснее, поздоровался с наставницей, да давай ее пытать. Удивилась, конечно, лекарка, но много чего рассказала – и как русалками становятся, и почему на русалочьей неделе работать в поле нельзя – осерчавшие русалки все посевы вытопчут, а ежели не работать, то хоть и будут бегать русалки по полям, урожай на тех полях случится хороший. Мешают им работающие на посевах развлекаться, вот и мстят речные девы таким. Белье стирать нельзя – неуважение это к воде, и постиранное белье русалки обязательно измажут и истопчут. И купаться нельзя тож – обязательно уволокут к себе. Прясть нельзя, потому как русалки сами это дело любят. Проберутся в дом, и давай прясть – да только плохо у них получается из-за когтей, все поперепутают да обслюнявят. И они в отместку пряжу, уже сплетенную хозяйкой, себе заберут. Нельзя глиной мазать дом али печь – русалкам можно глаза замазать, они обидятся. Поэтому же шить нельзя – глаза зашить можно нечаянно. Полотно красить и сушить нельзя – обязательно русалки себе на одежду заберут. Русалки ведь голые, а когда вспоминают жизнь свою человеческую, наряжаться хотят.
Рассказала Настасья Ильинична и почему нельзя одному в лес – когда вдвоем-втроем сложнее русалкам заманить на качели свои. Русалки ведь страсть как любят качаться – на ветках дуба али березы качаются, на венках троицких и даже качели мастерят. Вот туда точно лезть не след – живым оттуда не слезть. Про то, что русалки хороводы любят – как закружат вокруг какой березки, так там потом желтый вытоптанный круг на все лето останется.
Данька кивал головой, запоминая, особливо про хоровод – решил проверить-то березку, вокруг которой вчера с русалками был. Если есть круг, стало быть, не только в том странном зеленоватом мире завивание проходило. Стало от мысли этой мальчонке страшно – ведь это наверняка означает что-то, но вот только что?
Рассказывала тетка Настасья и про то, как уберечься от русалки – краюшку хлеба нужно за пазухой держать али острое что с собой иметь. Креститься или сквернословить помогает, как и против всякой нечисти. А еще лучше: заключить себя в круг, обведенный железным предметом, ножом иль серпом. Страсть как не любят русалки железа.
Данька очень хотел выспросить, почему водные девы его «молодой господин» называли – какие-такие у них господа водятся? – но побоялся. Расспрашивать ведь наставница будет, откуда такие вопросы, а что ей ответишь? Что русалки забирали березку завивать? Вот и решил мальчонка молчать – авось все само поймется или разрешится.
День быстро пролетел. Не все время у крыльца просидели: Настасья Ильинична и поесть справила, и Даньку накормила, и за водой сбегать послала. Там-то мальчик и услышал новость – Манька вчера не вернулась домой. Девки как березку завили да покумились, домой гурьбой двинулись. Как к селу подошли, хватились, а Маньки-то и нет. Бегали ее, искали, да бесполезно. А у Дани комок в горле встал из-за такого известия, дышать мешает, и не сглотнуть его. Кинулся он со всех ног к тетке Настасье – рассказать. Та выслушала и только лишь печально головой покачала. И от этого скорбного взгляда уверился окончательно мальчонка, что плохое что-то с Манькой, красавицей и хохотушкой, произошло. Рукам-ногам стало так холодно, а голени жгло прикосновением русалочьим.