Страница 8 из 15
— Тому минуло больше двух тысяч лет, я был глуп и самонадеян, я думал, что всезнание всегда подскажет, как верно поступить. — Кажется, вечность обрекала его просить прощения за свою наглость прошедших дней, ныне он научился смирению, да все не ради себя, никогда не ради себя. — Выслушай меня, я только что с Земли. Я сражался с принцем Нуадой.
— Восставший наследник Балора? Я радуюсь, что мой сын не таков, — нахмурил густые темно-каштановые брови Трандуил, повелевая: — Рассказывай!
Сумеречный, точно бродяга, сел посреди залы, подогнув ноги, и поведал все, что успел повидать в мире той Земли, не умолчал и о поединке с принцем. Попытался объяснить, что так просчитывал вероятности, но опасался задеть давнюю рану обоих собеседников. Как объяснить тому, кто потерял жену, что ее смерть была неизбежностью? Оправдываться долгом Стража? Неудавшегося.
Чем больше рассказывал Эльф, тем более яркими красками расцветала его речь, словно он стремился спроецировать произошедшее, как картину на холст. Но тем больше он повествовал, тем громче делался его голос, тем больше в нем содержалось боли, точно в песне умирающей птицы.
— Он погубил себя. Он погубил Нуалу, — с тяжелым вздохом завершал свое повествование Сумеречный, пока Трандуил мрачно слушал, поглядывая с трона. — И всех эльфов Земли: из-за него им уже никогда не подняться, так и придется кому-то прикидываться людьми, кому-то уходить в подполье.
Воцарилось молчание, Эльф тяжко дышал, точно перетаскивал непомерные грузы, и что-то цепкой паучьей лапой сжимало сердце. Пусть и видимость тела, но оно отражало то, как терзалась душа.
— Ты переживаешь из-за этого? — совершенно невозмутимо поинтересовался король, голос которого хлестанул вдоль спины острой плетью озноба. Эльф медленно поднял голову, потерянно поглядел в глаза, отвечая:
— Да. Он слишком изменился. А я ведь… Знал его еще с нашей юности. Две тысячи лет назад. Правда, тогда я был уже тоже странником, неудавшимся Стражем Вселенной, который перемещался через порталы на разные планеты, наблюдал. И тогда я узнал, что эльфы во всех мирах связаны незримыми нитями. Мы отличаемся друг от друга, но все равно все мы словно огромная нервная клетка с отходящими от сердцевины лучами. И… Мне больно, потому что это мой народ, моя раса, хотя сам я родом с далекой планеты, где участь людей хуже участи эльфов на Земле.
Казалось, мир подернулся мутными красками, темными отблесками нечеткости линий, а от древесины исходил тяжкий запах гниения, словно наставали последние времена, когда воздух пропитается пеплом, а вода обратится ядом. Рушились империи, сменялись эпохи, всех уравнивала война, что-то ломалось безвозвратно, приходило новое. В прошлом ли, в будущем? Время — песочные часы, что несутся по кругу, достаточно перевернуть. И в мгновения вращения проходили века, тонули в дюнах судьбы, менялись имена. Гигантский механизм мироздания открывался перед Стражем, нити тянулись от трона владыки последней надеждой, но гордый эльф сматывал их, как паук в гнезде, когда хладнокровно прерывал:
— Ты как всегда многословен. Значит, он отверг твое предложение?
— Да, — без лишних слов невесело кивнул Сумеречный, нервно хрустнув костяшками пальцев.
Трандуил встал, обошел кругом зал, замерший в вязнущем полумраке сомкнутых ветвей; отвечал неторопливо и негромко с едва уловимым вздохом:
— Может, он и прав.
Но прозрачные глаза подернулись лукавством и пренебрежением, безмятежное лицо отразило маску покоя и степенности правителя, что ратует исключительно за благополучие своих подданных.
— В Средиземье ныне тоже неспокойно, вряд ли кто-то захочет потесниться, — продолжал невозмутимо Трандуил. — По крайней мере, принять целый народ в своем королевстве лично я не готов. Они отличаются от нас, притом достаточно сильно. Они, скорее, темные эльфы, создания мрака.
Запах гнили в воздухе усиливался, но исходил не от вековых добрых деревьев, что давали кров. Он словно сочился из подпорченной души лицемера, и этот грех признавался Сумеречным самым тяжким. Контролировать себя и изображать пример утонченного владения этикетом оказывалось все сложнее, потому Эльф скривился, небрежно бросая:
— Ты уже придумал себе утешительную теорию. Что же… Им нет места нигде? — но кулаки сжимались, а голос обретал надрыв и силу. — Трандуил! Ты такой же самодовольный эгоист, как любая правящая элита!
Король с возмущением безвинно обиженного глянул на гостя, затем смахнул невидимую пылинку с камзола, словно высказанные в его адрес неприятные слова; всем видом взывая к своим прожитым годам, он отвечал степенно с видом философа, который лучше понимает, как устроен мир:
— Но такова жизнь. И если они проиграли в борьбе за свое место в мире, то поздно спасаться чужими руками, так что Нуада прав: либо он получит все, либо погибнет.
— Если бы тебе потребовалась помощь, ты бы так не говорил, — ответил Сумеречный, все ниже опуская голову, отчего взгляд терялся за тенью от сальных волос, закрывавших лицо, как у утопленника, но вот пришелец вскинулся, точно струна, по которой ударил смычок. — Когда-то я думал, что мы едины, как братья!
— Ты и сам в курсе, сколько между нами противоречий, — остановил его возглас едва уловимым движением руки король, отворачиваясь, делая вид, словно созерцает последние отсветы заката среди листвы. — В твоем мире победили темные эльфы, в нашем, надеюсь, дело будет за светлыми. А на этой неприятной планетке вообще всецело царствуют люди.
Последнее слово Трандуил подчеркнул с некоторой неприязнью, сам он достаточно много лет лично не общался с представителями этой расы, зато давно выгодно торговал с соседним человеческим городом. Однако никогда не считал их равными, пусть даже его королевство медленно превращалось в закрытый от внешнего мира улей.
— Когда-то ты принимал у себя и Нуаду, и Нуалу, и их отца, — вспоминал далекие времена расцвета обоих королевств Сумеречный, они ведь все друг друга давно знали. — Выходит, друзья хороши, только когда сильны. А когда случается с ними беда, можно их вышвырнуть, как мусор?
Эльф встал со своего места, приближаясь к изображавшему саму безмятежность Трандуилу, собеседник которого яростно оскаливался, негодующе потрясая кулаками. Разумеется, короли уже долгие века не контактировали и не заключали никаких соглашений, но пришедший не ожидал столь циничной холодности. Выходило, что на единстве происхождения ничего не строилось, никто не желал помогать собрату по эльфийской крови. Да и чего ожидать от тех, кто друг с другом в пределах Средиземья не так давно прекратил войны? Безумная надежда дотлевала шипучим угольком под беспощадным дождем пронзительной реальности.
«„Эльфы всех миров объединяйтесь“ — не вышло», — бессильно подумал о невольном лозунге Сумеречный, опуская руки, погружаясь в сон наяву, который истончал барьеры для тьмы. Он все отчетливее слышал голос, едва уловимый, шипящий, как шелест гадюки в траве. Каждая неудача, каждая вероятность, что вела в пропасть без права вмешательства, наносила подлый колотый удар, изрешечивая душу, на которой и так не оставалось места для заплаток. Тогда зачем? Зачем его существование? Зачем все?
— Тогда они были иными, сейчас все они — тени самих себя, — резонно отвечал Трандул, все еще старательно не встречаясь взглядом, отворачиваясь от собеседника; в голосе короля звучали разочарование и брезгливость. — Что говорить о тех, кто связался с троллями и гоблинами? Полагаю, ты в курсе, что с некоторых пор лучший друг и верный соратник Нуады — отвратительный тролль.
— Зато тебя не беспокоит торговля с мздоимцем-бургомистром из Озерного Города. Какая налаженная система! Залюбуешься! А, главное, достойна великого короля светлых эльфов. — театрально всплеснул руками Эльф. — Наверное, именно это завещали во времена Сильмариллов?
Трандуил остановился, вновь сделал вид, будто совсем не понимает, о чем речь, но все же встрепенулся, точно забыл, что Знающий ведает о всех мелких грешках светлого короля.