Страница 5 из 9
Он жутко скалится желтоватыми зубами, от него пахнет мерзким куревом. Как же я хочу ошибаться в своих предположениях, но я уверена — это он. Я поняла это, когда он снял маску, а теперь, когда совсем приблизился, стало еще жутче. Он отстранился, точно позволяя рассмотреть себя еще лучше, или он тоже рассматривает меня, оценивает. Да, ошибки быть не может, хотя лучше бы я сошла с ума.
Меня кинуло сначала в жар, потом в озноб, вдоль позвоночника прошел электрически разряд, ударивший в голову. Невыносимо! Уоррен! Передо мной стоит Уоррен! Мой одноклассник, моя первая школьная любовь, которая, может, вылилась бы в вялый роман, если бы не все эти события. Все дело давно минувших дней. Я думала, что он погиб вместе со всеми. И я не простила себя за это. Он ведь мне даже снился! Добрый отзывчивый мальчик с пшеничными волосами. Мне все казалось, что он зовет меня, предлагает умереть. Я так боялась этих видений. А здесь все иначе вышло, мерзко и гадливо.
Но как? Почему он среди этих угрюмых людей, лишенных представлений о чести и морали? Он же всегда следовал правилам, определенному кодексу чести, никого не обижал, а когда потребовалось — даже вступился за меня, поставив Нейтану знатный фингал. Уоррен не задавал лишних вопросов, он доверял мне. Но все кануло в прошлое. Теперь передо мной главарь бандитов, которые подстраивают хитрые ловушки. Вот как он применил свой изобретательный мозг! Ну что ж, Уоррен, какая бы судьба меня ни ждала, может, расскажешь, как человек способен докатиться до такого?
Я испытываю смешанное чувство отвращения и почему-то жалости. Наверное, потому что не случись этих торнадо, он бы поступил в университет, может, даже запатентовал бы какое-нибудь полезное изобретение. Да все было бы иначе! Но мой гнев пересиливает. Нет, у человека в любой ситуации есть выбор. И не все в этом мире додумались привлекать световыми ловушками жертв. А пыточные клещи еще поискать надо! Или самому сделать. «Сон разума рождает чудовищ» — как-то так говорилось же? Это теперь слишком хорошо описывает наш мир. Здесь даже гениальный разум заснул, работает вхолостую и его кошмарные сны создают монстров.
— «Планета Обезьян»? — невольно удивляюсь я, чтобы проверить, могу ли я вообще говорить. Губы шевелятся неохотно. Потрескались, но терпимо. Я хотя бы не теряю сознание.
— Да! Помнишь тот день, когда мы хотели «пообезьянничать» у меня? Знаешь, Макс, с твоей стороны было очень лицемерно обещать посмотреть этот фильм вместе со мной, а самой сваливать с какой-то крашеной стервой. Что? Она лучше меня? Лучше? Вы с ней любовницы, да? Может, я покажу тебе, как это бывает между мужчиной и женщиной?
Какие мерзкие вещи он говорит, ведь помнит же все, урод. Да, я забыла о его фильме, об этом глупом обещании, но он же в курсе, как все закрутилось. Мы расследовали убийство подруги Хлои, мы сами чуть не попались. Какие тут фильмы! Впрочем, это только предлог, чтобы обвинить меня в своем озверении.
Узнать бы, где они держат Хлою. Жива ли она вообще? Мне освободить бы только руки — и я все исправлю. Хотя что «все»? «Все» я могла бы исправить, отыщись где-то фотокарточка с изображением синей бабочки. Но там тоже ловушка, ведь невозможно пожертвовать Хлоей… Я не стану убийцей лучшей подруги. Я слишком люблю ее. Люблю больше мира.
— Уоррен… Во что ты превратился?! Ты омерзителен! — Меня накрывает волной острого отвращения. Я чувствую ее вкусом горечи на языке. И с этим существом я пыталась когда-то общаться как с парнем? Да он же монстр!
— Заткни пасть! — рявкает он, да так, что у меня голос пропадает. — Я такой, каким меня сделал этот мир. Ясно? — он дотрагивается до шрамов на лице, шипя: — Ты… бросила меня в кафе, которое снес ураган. И, полагаю, даже не вспоминала обо мне все эти годы. Как же! У тебя есть Хлоя. Или как там ее? А?
Он снова придвигается ко мне, поднимает за подбородок, заставляет смотреть на себя, на все это уродство перепаханной шрамами кожи. Хуже, что я отчетливо вижу безобразие его души, оно страшнее лица. Неужели человека реально настолько озлобить? Впрочем, и мы-то с Хлоей изменились, а Уоррен прошел через ад, я это вижу. И его никто не подстраховывал перемотками времени. А мы ведь могли бы поискать кого-то хотя бы в Аркадия Бей. Путешествовали бы вместе. Но после урагана мы слишком быстро смотались. Получается… Я предала и его, бросила. Да, Макс, ты всех бросаешь, обо всех забываешь. Я виновата в том, каким он стал. Может, только отчасти, но все же…
— Уоррен, мне… мне очень жаль… Отпусти нас. — Меня душат совершенно ненужные слезы. Нет, плакать не стоит. Передо мной чудовище, маньяк и бандит.
— «Жаль»… Кому здесь нужна твоя жалость? — он усмехается, но тут же пугающе ударяет по столу (хорошо, что не меня по лицу). — Я уже не тот глупый мальчишка, которого ты использовала в своих целях. Нет, Макс! Знаешь, в чем слабость предателей и лжецов? Они могут пользоваться доверием только один раз! Стоит только вскрыться правде, как им уже никто не поверит, ни одна из их жертв. Так вот, я больше не поверю ни единому твоему слову! Да… Да! В кафе! Ты поцеловала меня, чтобы заполучить какую-то фотографию с синей бабочкой.
Я сглотнула ком. Порой мне кажется, что все из-за этой паршивой фотки, что эта синяя бабочка — демон-искуситель. Он пришел поработить этот мир, и моя сила тоже что-то из этой же области. Хотя я не верила раньше ни в высшие силы, ни в науку. Да я вообще не знала ничего сложнее тонкостей работы с «Полароидом». И мне хватало! А теперь изволь решать мировые проблемы! Но ведь и вечно убегать от них невозможно.
— Но знаешь, в чем ирония? — Уоррен вдруг оживился, снова оборачивается ко мне. — Я нашел ее после урагана возле кафе. Выполз из-под долбанных обломков и тут опять напоминание о тебе, разорванное на две части.
Если сердце может упасть в буквальном смысле слова, то именно так это и происходит. Оно заледенело и забыло, как биться, когда Уоррен выхватил из-под засаленной камуфляжной куртки склеенные скотчем половинки… той самой фотографии.
Синяя бабочка!
Один ее вид пронзает меня хуже копья, жалит больнее выстрела. Интересно, а склеенные фотографии еще работают? Могу ли я вернуться в тот момент? Но что я там буду делать? Впрочем, мыслить об этом бесконечно рано, потому что Уоррен не намерен отдавать снимок. Мне кажется… он собирается меня убить. Уже скоро. Он ведь придумает что-то ужасное, ненормальный изобретатель. Хоть бы его убедить… Как до него достучаться, что он держит в руках ключ к спасению нас всех? Их всех. Я-то уже не отмоюсь от клейма этих знаний.
— И, знаешь, я хранил его все эти годы, чтобы помнить… лучше помнить о тебе, о твоем лицемерии. Чтобы лучше тебя ненавидеть! И вот ты, собственной персоной, вся в моей власти. Что бы с тобой сделать? — скалится Уоррен, уставившись на фото.
— Отдать снова фотографию, — твердо и спокойно отвечаю я, но голос надламывается: — Уоррен! С ее помощью я все исправлю.
— И как же? «Исправишь, конечно»! — его саркастичный тон наполнен ядом. — Может, вернешь мне глаз? М? Или, может, установишь мир во всем мире? О да! Мир во всем разрушенном мире!
— Я могу это сделать. Правда, — все так же пытаюсь вести переговоры. Безуспешно, что ожидаемо.
— Кто купится на твою тупую ложь? Умри хотя бы с честью. Впрочем, тебе-то не ведомо это понятие. Нет, быстрой смерти ты не достойна.
Уоррен рычит и все-таки ударяет меня по лицу. Больно! Щека горит огнем. Но ничего, Хлоя пару раз съездила по скуле во время наших бесконечных ссор — тогда больнее было. Во что мы все превратились? В каких-то уродов! Я могу все изменить, я обязана! Лишь бы мне дотянуться до фото. Лишь бы оно сработало. Я почти готова поверить, что все не просто так, что мироздание не бесцельно глумится надо мной.
Но Уоррен! Что же ты творишь!
Он потянулся к веревкам, облапал меня за грудь. Неприятно, мерзко. В нем не осталось уже ничего от того робкого мальчика, только зверь постапокалипсиса. Ну ладно, Уоррен, только сними с меня эти проклятые веревки, ослабь их. Я ради этого фото уже многое готова терпеть. Впрочем, он мне не оставляет выбора.