Голод Рехи

— Нет… нет-нет, наверное, в тех мирах не было столько боли. Я не выдержал! — задыхался Двенадцатый. — Я взял великую силу, чтобы избавлять всех от страданий. Но потом… Оказалось, что род людской только на них и построен! Я не выдержал! Я покарал грешных и избавил от страданий праведных! Ведь смерть — это величайшее избавление! А я принял муку жизни! Я заперся в Цитадели навечно, сдерживая Разрушителя, пока последние живые существа не уйдут отдыхать от жизни.

— Э не! Я так не согласен! Мне такой отдых не сдался! — осклабился Рехи, про себя добавляя: «Там еще остались Лойэ и Ларт с Санарой. Им тоже не понравится такая «милость» высшей силы».

— Ты вновь попытался отнять свободу выбора! Не для того тебе давалась сила. Посмотри, посмотри на Рехи! Он родился в разрушенном тобой мире. И он живой, все еще живой. Ты не верил в людей, поэтому не научил их состраданию друг к другу. Не объяснил своему последнему жрецу.

— Может быть… Может быть, я понял это через три сотни лет. Митрий! Я устал! Избавь меня от этой ноши! Я согласен понести кару за тьму и всю причиненную боль! Я согласен! — возопил Двенадцатый.

— Ты знаешь свой главный грех? — наседал на него Митрий, как на допросе.

— Знаю.

— Назови его еще раз.

— Лжеучительство. Да! Я лживый бог! Я стал их богом не по праву, но они поверили в меня искренне.

— И все же вот, к чему это привело. Ты хотел управлять ими, как неразумной материей. Но это недопустимо.

— Да, я управлял. Митрий… Митрий, я так устал! Пожалуйста, сделай что-нибудь! Вокруг сплошные черные нити! Они все тянутся ко мне, они тянутся от меня. Мы друг друга отравляем! — кричал Двенадцатый и бился в агонии. Он упал навзничь, загребая руками и ногами. Из груди его вновь вылез «паразит», но уже в образе чудовища.

— Так перестань прятаться! Получи свое избавление. Ты знаешь, что нет другого пути! — все повышался и повышался голос Митрия. Похоже, их поединок разума завершался. Рехи не понимал таких тонкостей, но черные линии он теперь тоже видел повсюду. Они заперли вход в Цитадель плотной завесой, лишая возможности выбраться. Оставалось одно — победить.

— Мне так страшно, учитель. Так страшно!.. Но я слишком устал. Да, ты прав. Ты прав. Мы все ошибки! О, Вечный Творец, зачем мы только доверились однажды семарглам…

Рехи слушал и задумывался, что если Двенадцатый вовсе не божество, а обращается к кому-то над ним, значит, это не просто так. Значит, кто-то существовал за пределами их мира. Кто-то настоящий. И, возможно, Он имел право творить настоящие чудеса.

— У меня остался последний вопрос, брат мой, — задумчиво подошел Сумеречный, казалось, не замечая нависшей над ними опасности.

— Я тебе не брат, Тринадцатый! Никогда им не был! — прорычал Двенадцатый.

— Да… Именно об этом вопрос: почему в своем культе ты назначил меня на роль мирового эсхатологического зла?

— Ты — предвестник конца света, — вновь с великим ужасом прошептал Двенадцатый.

— Разрушитель этого мира засел в тебе паразитом, — напомнил Рехи.

— Ты — Разрушитель Вселенной.

— Откуда тебе знать? Или так нравилось плеваться ядом? — напряженно замер Сумеречный.

— Ядом… Если бы, о если бы! Мне было видение… Такое отчетливое, что я содрогнулся: красное небо, выжженная пустыня погибшего мира, черная воронка, засасывающая планеты. Ни света, ни звезд — пустота. И ты! Ты в центре хаоса, его предводитель, на гигантском троне из миллионов костей и черепов. И колесницу с твоим троном тянули самые мерзкие твари, запряженные в цепях, как рабы, и распевающие тебе темные гимны: «Царь чудовищ, вечный царь!» Ты и есть эсхатологическое зло. Ты! Ты разрушишь Вселенную! Вестник Апокалипсиса — царь чудовищ.

Сумеречный содрогнулся и отшатнулся от Двенадцатого, закрывая лицо.

— И здесь то же видение… Уже в третьем мире самое страшное его создание узрело меня как Разрушителя Вселенной, — как будто самому себе, проговорил он. — Возможно, это мне место в коконе черных линий.

— Хватит. Видение — не реальность, — торопливо оборвал Митрий. — У всех остается свобода выбора. Даже у таких, как вы. И у тебя, — сказал Деметрий.

— Да… да… и у меня… у меня… Я! Двенадцатый Проклятый! Готов принять избавление.

— А ты, падший Страж Мира? Ты готов?

— Да! — наконец выкрикнул лиловый жрец, вновь возвращаясь к своему человеческому облику.

— Признай свой грех!

— Гордыня! Не любовь… Я не любил по-настоящему, только хотел возвыситься, произвести впечатление и стать королем. Мирра! Прости!

Воздух закружился водоворотом, полетели обломки скамей, драгоценности и клочки гобеленов. Стены дрожали и рассыпались, свод снесло ураганной волной. Рехи кинулся на пол, закрывая голову руками. На расстоянии вытянутой руки от него в плиты пола впился кусок кровли, сверху чуть не пришибло тяжелой балкой. К счастью, вовремя подоспел Сумеречный Эльф.

Они с Митрием стояли и молча наблюдали за исчезновением великого зла безымянного мира. Великого ли? Или просто несчастного?

Рехи тоже поднялся и встал рядом с бессмертными. Тело Двенадцатого вздрагивало в ожидании исчезновения. Из воздуха соткалось огромное копье и поразило прямо в сердце, пронзая и падшего Стража Вселенной, и падшего Стража Мира.

— Спасибо… Дальше мука или отдых — не мне решать. Наконец-то решать не мне… Как… легко… — на прощанье медленно проговорил Двенадцатый и рассыпался облаком пыли вместе с полупрозрачным копьем. В тот же миг ветер стих, с грохотом посыпались витавшие вокруг Цитадели обломки. Больше не давил кокон черных линий. Завершилось. Закончилась эра, минула эпоха черных линий.

— Вот и все. Они оба признали свой главный грех. Только так можно было победить их. А мы и не догадывались, — выдохнул успокоено Митрий.

— Когда додумался? — усмехнулся Сумеречный.

— Когда нас снова чуть не задушили черные линии.

«Иногда важно просто поговорить, а не рушить сразу мир. Просто поговорить и понять друг друга. Только кто так умеет?» — думал Рехи, и нервно осведомился, все еще глядя на то место, где истлел ужас их мира:

— Что это было? То самое верное средство?

— Да. «Меч, разящий Неправого» — единственное оружие, способное убить Стражей Вселенной. Иногда вовсе не меч, но мы их так назвали. Когда-нибудь такой «меч» доберется и до Сумеречного Эльфа. Когда его поглотит тьма. А дальше — неведомо даже мне, — негромко объяснил Митрий. — Их выковывали однажды те, кто любил двенадцать избранных. Друзья и близкие. Они сознательно отдали свои жизни, вплели их в великую силу оружия, узнав о проклятьях. Родные, любимые отдали свою жизненную силу кузнецам, чтобы этот меч нашел неудавшегося Стража в любом уголке Вселенной, если тот окончательной сойдет с ума. Одиннадцать пронзили сердца несчастных намного раньше, а Двенадцатый прятался в вашем мире.

Рехи прошелся по залу, перелезая через обломки, точно ища еще кого-то или что-то. Какой-нибудь хитрый артефакт, потайной люк, древнее сокровище — хоть что-то, способное обратить время и все исправить, как он обещал. Но натыкался лишь на обломки и мусор. Он перебирал груды золотых монет, но не понимал их ценности. Золотом не вернуть тех, кто дорог.

— И что? Все? Я столько шел, чтобы этот идиот вот так окочурился? — возмутился Рехи, раздраженно кидая в стену серебряный кувшин.

— Он преодолел свой страх, осознал свое безумие. И ушел. Теперь не нам его судить, — со смиренной радостью произнес Митрий.

Рехи набрал в грудь побольше воздуха, чтобы громко закричать, выругаться, обрушиться на Митрия с обвинениями. Но внезапно скрутила такая бесприютная душевная пустота, что он просто горько выдохнул и почти упал на ближайшую скамью, зарываясь лицом в сложенные руки. По телу пробегали волны дрожи. Отрешенность спадала, стальная непоколебимая скорбь превращалась в бесконечное горе единичного создания. Ничего не завершилось, проклятье эльфов не было снято. По-прежнему хотелось напиться крови. Рехи чувствовал себя обманутым и уничтоженным.