Голод Рехи

========== Эпилог ==========

Прошло пять лет. Пять долгих лет, в течение которых изменилось все: эльфы перестали пить кровь, их глаза постепенно привыкали к свету. Они по-настоящему ожили, стали прежними, как триста лет назад.

В деревню стекалось все больше разных жителей, среди которых не было деления на полукровок, людей или эльфов. Никто не пытался друг друга пожрать, как будто мучивший всех страшный голод наконец-то прошел. Они научились жить рядом друг с другом, словно что-то исправилось, хотя никто не понимал, что именно. Лишь один странник, любовавшийся пейзажем с холма.

Пустошь цвела после свежего дождя. Больше не извергались бессчетные вулканы, материк не разваливался надвое. И помимо ящеров непостижимым образом начали появляться разнообразные животные, которых неплохо удавалось приручить. Все как будто вспомнили, кем были их предки, а земля вновь неуверенно училась плодоносить, когда ее вспахивали примитивным плугом.

Облака пепла постепенно рассеивались, все чаще сквозь красные сумерки пробивалось солнце. Такое незнакомое и чужое в прошлом, теперь оно казалось всем невероятно прекрасным.

Мир выглядел, словно больной, которого все считали обреченным, а он пошел на поправку — пусть пока бледный и невзрачный, все еще ужасно жестокий, но постепенно оживающий.

И его рассматривал одинокий путник, который шел по медленно зеленеющим пустошам. Он возвращался. Возвращался домой.

«Это все для тебя, я ведь наблюдал за тобой все это время, хоть ты меня и не видел. Но ты меня чувствовал. Этот новый мир теперь для тебя, Натт! Больше нет кровавого проклятья эльфов, ты не будешь испытывать голод. У тебя уже нет клыков. Натт, ты изменил нас, изменил меня. Ведь мало просто завести ребенка — важно еще, в каком мире ему предстоит жить. Спасибо, Деметрий, что отпустил меня. Наконец-то я свободен! Больше никаких экспериментов семарглов, никаких Стражей. Я возвращаюсь домой».

И Рехи улыбался, он знал, что за холмом скоро покажется оставленная им пять лет назад деревня. Он рассматривал все через линии мира, уже не черные. О нет! Они наконец-то очистились и сияли, сплетясь ровными узорами, больше не вызывая нестерпимой боли при касании. Руки привычно перебирали их, точно струны. И от этого даже делалось теплее. Но больше радовалось сердце от представшего зрелища в долине: те же дома, от которых он уходил пять лет назад к Разрушенной Цитадели, стояли на прежних местах, а вокруг них уже расположились новые. Деревня процветала и разрасталась. Но ждали ли его там? Рехи был уверен, что ждали. Все, кому он обещал вернуться. С холма он уже различал знакомые силуэты. У окраины Надежды играл мальчик с белыми волосами — его сын, его спасение, его искупление. Его Натт. Вот он поднял голову и тут же громко воскликнул, уносясь с вестью в деревню:

— Мама-мама! Папа вернулся! Папа вернулся!

— Что ты такое говоришь? Как вернулся? — донесся издалека непривычно сорвавшийся голос Лойэ. Она ждала! Она тоже ждала! Она все простила. Рехи слышал и видел каждого через линии мира вне зависимости от разделявшего их расстояния.

— Рехи… — только негромко и болезненно сорвалось с губ Ларта, который выбежал из дома. — Ты ведь обещал мне вернуться. Неужели сдержал слово?

Пять лет Ларт как будто жил за двоих: честно трудился на благо деревни и заботился о сыне Рехи, как о своем, даже когда у них с Санарой появилась дочь.

— Рехи… Он ведь погиб пять лет назад… — удивилась выглянувшая из-за двери Санара, качая на руках младенца. Она не успела достаточно узнать Рехи, чтобы сожалеть о нем, но всегда внимательно слушала рассказы и сожаления. Теперь же Ларт ликовал, неявно, лишь с нежностью смотрел на сына Рехи, который упрямо ответил Санаре:

— Нет! Он вернулся! Вернулся! Я чувствую его!

— Какой же ты не по годам умный. Но где-где? — спросила взволнованная Лойэ, подбегая к ребенку и оглядываясь по сторонам.

— Вон! Вон он!

Натт указывал пальцем на вершину холма и заливисто смеялся. Рехи улыбался в ответ. Он бегом спустился в долину и тут же подхватил сына на руки, преодолев расстояние до ворот в несколько прыжков. Теперь он по-настоящему торопился, едва веря в реальность происходящего.

— Здравствуй! Здравствуй, мой родной, мой дорогой! — воскликнул Рехи, пока ребенок дрыгал длинными ногами, крепко обвивая шею отца. Рехи впервые смог прижать к себе сына по-настоящему. Не следить за ним через линии мира, а чувствовать, как маленькие, но уже крепкие ручки теребят волосы, слышать переливающийся смех чистой души. И никто не переживал большей радости, чем Рехи в тот миг.

— Папа! Ты вернулся! Я знал! — восторженно твердил малыш.

— Рехи… — только выдохнула подбежавшая Лойэ.

Они встретились взглядами, и она расплакалась. Порой такое наблюдали среди жен пропавших без вести воинов, которые непостижимым образом возвращались домой спустя годы. Они не могли поверить, какое-то время им даже казалось, что к ним вернулся восставший мертвец. Впрочем, Лойэ ни в чем не сомневалась. Все чувства, скрываемые пять лет, разом вырвались наружу.

— Она ведь ни слезинки не проронила, когда ты пропал. Все держалась, только молчала так, молчала долго, — заметила подоспевшая Санара и тут же окликнула подругу: — Ну, полно тебе! Не видишь? Вернулся! Живой!

Издалека наблюдал Ларт, но не смел подойти, чтобы не нарушать столь желанное воссоединение семьи. Он смотрел и улыбался со скрытой печалью и невероятной гордостью за них, нашедших друг друга странников — Рехи, Лойэ и их сына.

— А я ведь тоже ждала… Да! Ждала! — всхлипывала Лойэ. — И все хотела сказать — прости, что такого тебе наговорила тогда. Ты же ни в чем не был виноват!

— Все хорошо, все в прошлом. Лойэ, я теперь дома. Наконец-то мы оба дома.

Рехи потянулся к Лойэ и коснулся ее. Она обняла одновременно его и сына, так они и стояли, крепко обнявшись, улыбаясь. Вокруг них разливались певучими струнами мириады серебряных линий, разнося по миру ликование. Как со сне, в самом сладком сне. Возможно, странник линий просто заснул и видел несбыточное. Но он обнимал сына и любимую. Разве это недостаточное доказательство?

Рехи больше не мучил голод — ни обычный, ни голод души. Его заменили другие чувства, разливавшиеся теплом и светом в сердце. Он обрел то, к чему стремился всю жизнь: он вернулся домой.