Голод Рехи

— Что ты сделал с эльфами? — простонал старый адмирал, с трудом поднимаясь. Он подбегал к своим соратникам, склонялся над ними и с содроганием рассматривал новый образ эльфов. Живых лишь наполовину.

«Так нас и потянуло на кровь, ледяных мертвецов, желавших согреться. Живых тянет к живым, а мертвых — тоже к живым, к теплу. Так и оказалось, что рождение детей почти равно смерти для эльфийских женщин. Мы неживые… Неужели мы все неживые?» — ужасался не меньше адмирала Рехи, следуя за ним освободившейся тенью.

— Что я сделал? То, что вы заслужили! А ты станешь отныне адмиралом пустыни и будешь вечно смотреть на сущность твоего гнилого народа! Я наказываю тебя и твоих соратников долгой жизнью. До тех пор, пока не придет кто-то, кто снимет с эльфов это проклятье. До тех пор, пока не найдется достойный этой ноши. Я так решил! — провозгласил неукротимый Разрушитель. Голод его мести не насыщали новые жертвы, лишь больше распаляя бездонный зев пустоты.

— Ты… ты… Значит, ты понимаешь, что творишь зло? — прохрипел Двенадцатый, выстраивая вокруг себя новый щит из белых линий, потому что прежний потрескался и распался. Их оставалось все меньше. Разорвать ткань легко, залатать — нечем. Отравленные раны мира не заживали, обессиливая Двенадцатого. Черные линии окутывали его, желая впиться прямо в сердце и превратить в еще одного Разрушителя. Не зря Сумеречный боялся сражаться с Саатом, видно, помнил судьбу остальных одиннадцати стражей. Не так ли они все и сгинули? Поддались черным линиям, проиграли в борьбе с отчаянием.

— Понимаю, я все понимаю. Но ничего уже не изменить! — болезненно заскулил лиловый жрец, под жвалами на миг мелькнуло бледное человеческое лицо, но скрылось в рыке: — Этот мир прогнил насквозь из-за тебя!

«Старик… Проклятье… Мир прогнил… Старик погиб, а проклятье не снято», — думал Рехи, сводя воедино разрозненные картинки прошлого. И вскоре заметил, как они выстраиваются узорами на черном камне. Кто-то исстари вел безмолвную летопись мира, кто-то рассказывал страшную историю Великого Падения.

Теперь Рехи узрел, кто сделал его таким, кто проклял эльфов. Теперь ответ нашелся. Стало ли легче? Ничуть. Лишь большая горечь впивалась желчью в горло, клокотала бессильной враждой и мрачным сожаленьем. Ради чего Падение? Ради чего столько боли? Все из-за какой-то нелепой случайности, из-за чьего-то отчаяния и нежелания помогать друг другу. Адмирал сбежал, устрашившись предсказаний, неведомые короли эльфов просто не пришли.

Вина же упала на одичавших потомков, обреченных навеки застрять меж мирами. Лойэ боялась привидений, не подозревая, что они, эльфы, и есть тени пустыни.

От ненависти к одному адмиралу Разрушитель покарал целый народ. Разве иначе вершится великое зло? Только от отчаяния, от мести и из желания доказать кому-то свою правоту. «Да ведь один из убивших Мирру наемников был эльфом!» — только теперь вдруг вспомнил Рехи, достраивая последние фрагменты гибельного полотна.

В суматохе и кошмаре предыдущего сна он ничего не разглядел, ведь раньше эльфы почти ничем не отличались от людей. Теперь же мельчайшие детали восставали ярко и верно. Рехи сквозь сон вернулся в прошлое видение, как провалившись через второе дно сундука: два наемника над окровавленным телом Мирры. Один в кольчуге, другой в панцире. Тот, что в кольчуге, снял шлем, и из-под грязных клочьев засаленных волос показались чуть заостренные эльфийские уши — вот и все различия. Бесчестные подлецы не принадлежат ни к одному народу. Рехи без знаний понял это, а лиловому жрецу, ослепленному горем, не хватило милосердия. И в безграничной мести ему оказалось недостаточно даже простого разрушения мира. Все триста лет шла его игра, его безумие. Его пытка.

— Я пожру этот мир, а за ним и другие миры. Я всех уничтожу! — кричал неистово Разрушитель.

— Ты не посмеешь! Я остановлю тебя здесь! — отвечал ему Двенадцатый.

Они сцепились клубком черно-белых вихрей и устремились в небеса. Ураган обрушился на иссушенную землю. Молнии ударяли в песок, от них бежали прочь измененные перепуганные эльфы. Рехи же подхватил ветер и понес по всему миру, швыряя о скалы, окуная на дно морей. Он следовал за Стражем и Разрушителем, которые сражались без остановки. Прошел ли день или несколько лет? Минули столетья, рассыпались века, рухнула связь времен. Не различались защитники и разрушители. Рехи не ведал больше ничего, все затапливали сплетения линий. С треском разрывалась материя бытия, и с изнанки выплескивался бесконечный огонь.

— Уничтожу! — кричал Разрушитель, и по воле черных линий взбухали гноящиеся раны вулканов. Так выросли гигантские огненные горы: Вой Пепла и Глас Огня. И их яростный клич, разбросанный потоками лавы, сметал развалины городов, сжигал людей и камни. На месте гор распростерлись серые пустоши, на равнинах взбугрились острые пики новых хребтов. Земля гудела, крики людей тонули в воющем ветре, как острова в клокочущем океане. Раскалывались материки. Слова иссякали, песни обрывались единым плачем. Кружение смерти превращало смыслы в золу.

— Посмотри! Посмотри на твой мир! Вот все, что останется, когда имеющие силу и знания не вмешиваются! — торжествовал Разрушитель. И ради доказательства своей правоты он не пощадил бы еще сотни таки же миров.

— Я остановлю тебя, — выдохнул спокойно Двенадцатый. — Моя сила тоже несет лишь разрушения. Раз так…

Он застыл на мгновение посреди воронки урагана. Голос отзывался ровной пульсацией. Он готовился к последнему броску.

Разрушитель не подозревал о планах Двенадцатого, когда атаковал плотный щит из уцелевших белых линий. За его спиной развевались плащом когтистые щупальца, жалящие Двенадцатого. Разрушитель желал разорвать противника на части, напиться кровью бога и уйти в другие миры, чтобы пожрать и их. Уже не ради доказательства. Некому доказывать, когда самого себя выгрыз до дна. Остался только хитиновый покров чудовища.

«Что ты задумал?» — поражался Рехи, парящий безвольной песчинкой. В этом кошмаре тело истерлось, превратилось в горсть серого пепла. Он забыл, что где-то в реальности через три сотни лет существует другой Рехи из плоти и крови. Он уже не верил, что после такого Великого Падения где-то уцелела жизнь.

Пробуждение отсекали взмахи линий. Хлысты встречались и скрежетали друг о друга, как острые клинки. От каждой атаки рушилась очередная скала, плавился остров, уходил под землю или тонул в море. Земля кипела и бурлила, как в начале начал. Но не к созданию жизни готовилась, а к уничтожению.

— Хватит! — воскликнул Двенадцатый и вдруг раскрылся для удара. Прямо в сердце. Он поднял белый щит над головой, а лиловый жрец не успел увернуться и замедлиться. Он впился с разгона черными линиями прямо в сердце Двенадцатого. По лицу Стража Вселенной прошла мучительная судорога, но он вцепился в край мерзких веревок, ядовитых цепей, и не отпускал, лишь плотнее обвивая вокруг себя, постепенно притягивая и Разрушителя.

— Отпусти! — закричал монстр, но сам прирос к любимому оружию. Двенадцатый же шаг за шагом приближался к своему неверному жрецу.

— Мы слишком долго сражались. Мы забыли… о тех, кого должны защищать, — выдохнул Двенадцатый. Он все еще держал над головой обширный белый щит — последние белые линии разбитого мира.

— Пусти! Отпусти меня! — забился в ужасе монстр, но магия больше не подчинялась, притягивая к Двенадцатому, оплетая обоих колючими лианами. Тело Разрушителя сгорало и вплавлялось в черные линии, его противник тоже корчился от боли, но все еще стойко держал щит. Когда черные линии обвили его с ног до головы, сжимая в тисках заклятых врагов, Двенадцатый с силой переломил белый щит.

Последние чистые линии распростерлись яркой вспышкой, закружившись вихрем. Они заточали в себе черный кокон, чтобы остановить распространение зла. Двенадцатый — или то, что от него осталось — камнем летел с небес на обломки безымянной крепости в горах… Разрушенной Цитадели.

Больше Рехи ничего не увидел, его вышвырнул в непроглядную мглу порыв ветра, поднявшийся от падения сраженного лже-божества. Лже? Может, и ложный бог, да жертвовал собой по-настоящему. Рехи еще слышал его голос, еще помнил наставления и стихи. Значит, не все в этом мире обманывали, значит, не каждый оказался мерзавцем.