Голод Рехи

— Проклятое племя, не пришедшее на помощь! Из-за вас погибла Мирра! Проклятые жадные кровопийцы! Точно! Кровопийцы! Вот вы кто! Я всех вас уничтожу! — вскричал разъяренный Страж Мира и привычным движением вцепился в линии, разрывая и перепутывая их.

Воздух завибрировал, тонкие незримые веревки напряглись и затрепетали рвущимися жилами. Сияющая кровь мироздания хлынула из свежих ран. И в образовавшуюся пустоту вплеталась тьма. Рехи видел, как черные веревки послушно сплетались хлыстами, внимая воле падшего жреца.

Нападавшие с воплями разлетались пеплом, их тела сжигали покрасневшие от пролитой крови линии, впитывая нектар разрушений и осмысливая страшное желание обезумевшего лилового жреца. Он поклялся уничтожить всех эльфов, стереть их и вытравить, как опасных паразитов.

Рехи узрел, как на разных концах мира уцелевшие собратья падают один за другим, точно подкошенные новым моровым поветрием. Они скорчивались и бились от жара, выжигавшего изнутри. Кровавые линии выпивали из них жизнь, забирали тепло. Мир с затменьем в умах — главный вампир. Его линии проникали в сердца, оплетали разум ложными мыслями. Черные линии велели воевать двадцать лет без причин, теперь они по воле падшего жреца губили всех эльфов. Разрушитель наслаждался местью, выпивая жизнь из ненавистного ему народа, не замечая, в какого монстра превратился сам. Все эльфы медленно умирали в корчах. Великий хлад поселился в их жилах. Слишком знакомый хлад, который пронизал ледяными иглами возле черного камня.

«Да мы ведь у того же обелиска! — поразился Рехи, замечая сквозь пелену всеобщего исчезновения разорвавшую простор беззакатного свода скалу с рисунками. — Как будто центр пустоши. И души так уходят в камни. И в камни обращаются миры».

Рехи умирал вместе с эльфами прошлого. Звуковые волны накатывали бесшумным ураганом, черными валами накрывая сознание. Оно меркло во сне, точно умирало ядро в двойной скорлупе. Рехи сжался на песке, единый в общем горе с раздавленными собратьями. Беспомощный и иссушенный, как маленький сцинк. Слюна во рту загустела, в ней поселился горький привкус яда. Десна болели от режущихся клыков. Привычно, но не для прошлых эльфов. Они стенали и еще тянулись к оружию, но слабость вплавлялась в руки.

— Нет! — внезапно закричал старый адмирал, поднимаясь последним усилием воли. Он страдал не меньше остальных, не легче других вливался ему в уши раскаленный свинец тишины, скорбь опустошенных светлых линий. Но он встал, поднялся и застыл, сжимая лишь горький ветер в ободранных разбитых кулаках.

Монстр с клекотом подскочил к нему и поднял в воздух за шею, смыкая на ней длинную клешню. Адмирал вздрогнул и изогнулся. Он задыхался, глаза его закатывались, язык вывалился изо рта, как у дохлого ящера. Последний порыв воли исторг из него сбереженные остатки сил.

— Нет? Нет?! Из-за твоего побега нам не пришли на помощь короли эльфов! Они бы послушали тебя! Но ты сбежал! Из-за тебя погибла Мирра! Сгиньте же все! — шипел Разрушитель, жадно цепляясь за ткань мирозданья. Он рвал ее и перекручивал, меняя лицо и изнанку местами. Так со смыслом играли, растягивая его на дыбе черных линий. Так лгали друг другу веками, чтоб оправдать позор неправедных сражений жадных королей. Мятежный жрец лишь доломал, он пересек черту и перевернул чашу мира дном вверх.

Рехи чувствовал боль белых линий и немо выл, выгибаясь дугой, будто из него доставали позвоночник, выворачивали по одному ребра, раскладывая на спине легкие и вырывая сердце. Линии пронзали и выкручивали руки и ноги, но и сами кричали от боли, от того, что творил с ним падший жрец. Теперь Рехи мечтал пробудиться, но спутанный клубок прошлого уже не выпускал.

— Нет! Нет, безумное дитя! Нет! Проклятый Разрушитель! — раздался оглушительный глас, прорезавший неожиданно сгустившиеся облака. На мир опускалась темнота, но нечто рассеивал ее белесым жемчужным сиянием. Кто-то похожий на Сумеречного. Только не он. Жаль, что не он.

— Двенадцатый нас не оставил! Ты не посмеешь! Ты не победишь! — просипел адмирал, которого опешивший жрец кинул на песок. — Ты не убьешь нас! Мы всегда выживали вопреки всем!

— Посмею. Смету единым порывом. Я силен, сильнее Двенадцатого, — рявкнул Разрушитель и вцепился в линии яростнее, чем раньше. Рехи захрипел и забился пуще прежнего от раскатов немилостивой боли. Он совсем забыл, что откатился на три сотни лет назад. Ведь на своем веку уже не застал недоброго солнца, зависшего в центре неба. Тьма закручивалась пыточным винтом в этой отрешенной точке пространства над черным обелиском. Чем упорнее Разрушитель Мира стягивал хлысты линий, чем больше они темнели и покрывались слизью, тем гуще смыкался полог туч.

Пустошь сотрясались от извержений, которые происходили повсюду. В бреду жестокой муки кричащего мира Рехи видел, как земля покрывается трещинами, как уходят под землю целые города, как раскрывает пасть Великий Разлом.

Внезапно все прекратилось, точно кто-то оборвал страшный танец чудовища. Над головой разверзлась воронка урагана, внутри которой сияли молнии. От их всполохов делалось светлее, чем от навеки сокрытого солнца. И в алом зареве далеких извержений, уничтожавших остатки стенающего мира, корчились эльфы.

Они хватались за краснеющие глаза и рты, давясь выступавшими клыками. Волосы их поседели, смуглая кожа превратилась в выбеленный пергамент. Теперь все они напоминали восставших мертвецов. Теперь все походили на тот образ, к которому привык Рехи.

— Успел. Спасены, — выдохнул спустившийся с небес неверный опаздывающий лже-бог. Рехи узнал его, хотя никогда не видел. Образ стелился туманом, подхваченным ураганным ветром. Лишь голос отчетливо вспоминался колыханием нестройных стихов. Почему стихов? Почему такой знакомый?

«Да это Двенадцатый давал мне подсказки все это время, а не лиловый жрец!» — осознал Рехи, вспоминая все предостережения и наветы.

Двенадцатый хотел, чтоб новый Страж дошел до Разрушенной Цитадели. Хотел, но не мог позвать прямо. Из-за чего же? Ответ звенел натянутой струной оглушающего ужаса: потому что Двенадцатому не хватало сил, чтобы переломить ход войны. Ни три сотни лет назад, ни теперь.

Страдания Рехи временно прекратились, больше не вынимали хребет, не выкручивали призрачное нутро. Но он давился болью души, болью своего народа. Наказание было несоразмерно вине, но лилового жреца, вернее, монстра, уже не интересовала справедливость. Слишком долгая месть научила его наслаждаться чужими страданиями.

— Что? Они еще живы? Я хотел уничтожить эльфов! — застыл в недоумении Разрушитель.

— Они живы. Но лишь наполовину. Лишь наполовину. Простите меня, дети мои, я не успел, не успел! — раздался стенающий печальный голос. Он почти успокаивал. Рехи вновь внимал полузнакомым интонациям.

— А… Вот и ты, Двенадцатый! Неужели явился сам? — отозвался порывисто монстр. Из воронки в свете молний выступил призрачный силуэт усталого человека в поношенном дорожном плаще. Он чем-то напоминал Сумеречного Эльфа, и Рехи понял, что именно так выглядел их ложный бог, именно такое обличие он принял. В руках он сжимал незримый меч, сотканный из серого тумана.

— Этот мир… о, этот несчастный мир! — стенал Двенадцатый, оглядываясь вокруг. — Это ты сделал! Ты остановил планету, заморозив одну ее половину и выжигая вторую. Ты проклял эльфов. Зачем?

— От твоего бездействия тогда. В тот день! — ухмылялся Разрушитель. — Хотел доказать тебе все эти двадцать лет, что ты не бог. Хотел всем показать истинную цену твоей справедливости. Справедливости невмешательства.

— Такова цена силы Стражей Вселенной! Мы не имеем права менять ход истории! Но ты… ты уже все разрушил, — качал головой Двенадцатый. Он выглядел потрепанным странником, который давно забыл цель своего пути.

— А ты, ты остановил меня? — засмеялся, щелкая жвалами, Разрушитель. К Двенадцатому без предупреждения устремились сотни черных линий, но он выдержал удар, выставив щит из светлых.

— Видишь, мы равны по силе. Тогда какой ты бог? Захватил власть и распоряжался нашими судьбами! Так почему не помог? — хрипел прямо в лицо Двенадцатому разрушитель.