Страница 5 из 13
В повседневной жизни Илью нередко называли по-прежнему Суриков. Так, немецкий ученый на русской службе Д.Г. Мессершмидт сообщает о семье дворянина Ильи Сурикове и его сыне Иване, в которой он жил несколько месяцев в 1722–1723 годах. Прибывшего 25 февраля 1722 года в Красноярск ученого отвели на постой в дом сибирского дворянина Ильи Сурикова. С ним и его сыном он часто беседовал через переводчиков и в дорожном дневнике иногда это отмечал. Например, что «сын хозяина Иван набирает рекрутов в Абаканском остроге», то есть Илья был ценным информатором для ученого, собиравшего, по условиях контракта с самим Петром I, комплексные материалы о растительном и животном мире, жизни и нравах русского ясачного населения Сибири. Будучи канцеляристом в воеводской канцелярии, И. И. Суриков вел корреспонденцию ученого, прожившего две зимы 1722 и 1723 годов в Красноярске. В путевом дневнике спутник ученого пленный шведский капитан Ф.И. Табберт (Страленберг) записал 2 апреля 1722 года: «…сегодня он (Д.Г. Мессершмидт, – Г.Б.) закончил… ответ в Тобольск и письмо г. Блументросту (президенту Медицинской коллегии, которому подчинялся Д.Г. Мессершмидт, – Г.Б.). Письмо написал Иван Суриков, а слуга Петер и приданный ученому драгун Михаил несли письмо вместе с донесением воеводе»[8].
Прародителем Прасковьи Федоровны Торгашиной был Петр, о нем ничего не известно. Его сын, пеший, затем конный казак «Яков Петров Торгоша», служил в Красноярском остроге еще с 1629 года и входил в первый пополненный его гарнизон. Возможно, он, как и енисейский казак, устюжанин Иван Григорьев Торгашин, был выходцем из Русского Поморья. Он и остальные по прямой линии предки Прасковьи Федоровны, все 9 колен, жили в одноименной деревне, с 1822 года – «станице», основанной ставшим уже десятником конных казаков Яковом в 1645 году. Вопреки расхожему мнению, на котором упорно настаивал сам художник, по матери он происходил не из казачьей, а из пяти ближних колен крестьянской ветви Торгашиных, начиная с прапрадеда Андрея Константиновича, записанного из казачьего сына в крестьяне.
Тремя дворами жили, по первой переписи, конные казаки Торгашины. В. Торгашин был среди тех выборных, что в светлице воеводских хором 8 августа 1698 года вручали письменный отказ от воеводства Дурново, и участвовал в его позорном изгнании из города.
По первой переписи, конный казак Роман Торгашин 50 лет показал у себя сыновей Михаила, Константина и Данилу – 24, 22 и 9 лет соответственно – и 4-летнего внука Андрея. Старшие сыновья тоже были конными казаками. Тридцатипятилетний Константин Торгашин имел только двухлетнего сына Андрея же. Данило Торгашин жил отдельно, хотя ему было 17 лет. Он не был в штатной службе, поэтому назван «казачьим сыном». Возможно, это и был двор его отца, члена казачьей старшины, не внесенного поэтому в подушные списки.
[891]
Двор конного казака Костентина Торгошина. Под опасением смертные казни сказал: он, Констентин, – тридцати пяти лет. Сын Андрей – двух лет. А буде он, Констентин, сказал что ложно, и за такую ложную скаску указал бы Великий Государь казнить смертью. К сей скаске по велению Костенкина Торгошина Алексей Иконников руку проложил.
РГАДА. Ф. 350. Оп. 3. Д. 1601. Л. 109.
Новая налоговая система, введенная Петром I, оказалась чреватой негативными для казачества последствиями. С нее начинался период, который до новой казачьей реформы, проведенной генерал-губернатором Сибири М. М. Сперанским, оказался самым тяжелым в истории сибирского казачества. Была даже опасность их растворения в регулярных подразделениях и исчезновения как сословия.
В Западной Европе с XVI века шла революция в военном деле. Бурное развитие огнестрельного оружия привело к появлению регулярной профессиональной армии и флота, коренному изменению тактики и стратегии. Петр I энергично создавал новую армию, справедливо считал стрельцов и казаков анахронизмом. Первых в молодые годы он боялся и ненавидел, ведь на его глазах они подняли на пики родных братьев матери Натальи Кирилловны Нарышкиной. Казачество с его вольностями, волнениями в Астрахани и казачьим восстанием во главе с Кондратом Булавиным тоже плохо вписывалось в создаваемое им «регулярное государство».
Петр I Великий, первый российский император.
Рисунок В.И. Сурикова
Мало того, в Сибири из-за казаков процент неподатного населения оказался необычно большим – до 30 процентов, в то время как во всей России – лишь около 1 процента. Это было недопустимо в условиях огромных расходов на длительную Северную войну 1700–1721 годов и на другие реформы. Новая система налогообложения стала удобным средством исправления этого алогичного, с точки зрения верховной власти, положения. Единицей обложения стал не двор, а душа мужского пола «от младенцев до сущих стариков». За убылых душ должны были платить члены общины «соопча раскладкой» до новой переписи, которая их исключала и вносила вновь родившихся. Неподатными оставались дворяне, военные, приказные и духовенство.
Перепись населения 1718–1720 годов и ее проверка-ревизия 1722–1723 годов стали основой не только налогообложения, но и свидетельством сословной принадлежности, так как впервые внесли в оклад холопов-дворовых, однодворцев из служилых по прибору, гулящих людей и часть казаков. Петр I, несмотря на нелюбовь к казачеству, все же понимал, что в условиях России только казаки с малыми затратами на них могли обеспечить минимум безопасности страны в приграничных территориях и решать задачи публичного и эксплуататорского порядка на ее окраинах. Однако их штаты сократили примерно на 30 процентов. В Красноярском казачьем войске из 849 осталось лишь 730 верстанных.
Причем вначале местные сибирские власти, в том числе в Красноярске, внесли в подушные списки даже всех штатных рядовых казаков, вместе с их командной верхушкой. При этом они переусердствовали и детей верстанных казаков тоже внесли в подушные списки, и за них стали взимать ежегодно по 70 копеек подушных и 40 копеек оброчных денег. Это вызвало массовый протест, и в 1728 году детей исключили из списков. Однако в потенции верстанные казаки потомственно все же не оставались в своем сословии, так как при отставке или при физической непригодности детей к службе всех, в том числе из командной верхушки, переводили в тяглые сословия. Таким образом, казачество Сибири превращалось в чисто функциональную группу с постоянно меняющимся личным составом, потомственно не воспроизводящую себя даже на командном уровне. Петр I отменил «московский список», за отличие и рядовых казаков, и отставных офицеров регулярных частей, как и их детей, записывали в эти звания.
Казачьему роду нет переводу
Правда, на штатной казачьей службе прежние почетные звания потомственных дворян и детей боярских сохранялись до конца века и передавались обычно от отца к сыну. В Красноярске дворянами и детьми боярскими в XVIII веке служили представители 15–20 семей, в том числе отдельные Суриковы-Нашивошниковы, Торгашины, Елисеевы, Дардаевы, Терентьевы, Цыренщиковы, Замятнины, Иконниковы, Красиковы, Толщины, Жаровы, Юшковы, Таракановские. В 1722 году им принадлежало 17 дворов, в 17б9-м – 18, а в 1784-м – 12. Некоторые, в том числе Суриковы, утратили эти звания.
Тип сибирского казака XVII–XIX вв.
Эскиз для одной из центральных фигур картины В.И. Сурикова «Утро стрелецкой казни».
Изображен дядя со стороны матери из семьи потомственных казаков Торгашиных
8
Мессершмидт Д. Г. Путешествие по Сибири с целью ее исследования (1720–1722 гг.): В Красноярске. Ч. 1. Берлин-Лейпциг, 1962. С. 189, 212. На нем. яз.