Повелитель моря

Анри хотел было возразить и припомнить друзьям, в какой уважительной манере с ним говорили сеньор Ранхель и дон Исаси, но вдруг осознал, что в своей обиде он похож на мальчишку и промолчал.

— Ты хочешь, чтобы Птичья армада сопровождала тебя на Ямайку, Анри? — заговорил наконец и Фернандо.

— Я не могу лишить боеспособности все свои корабли, загрузив их по ватерлинию лесом и камнем, так что мне понадобятся и твоя армада.

Фернандо кивнул.

— Когда ты планируешь выйти в море? — деловито спросил он.

— Если Господь не вмешается в мои планы, то через неделю, двадцать третьего.

— Я передам завтра же распоряжения капитанам быть готовыми к этому дню. Полагаю, ты будешь иметь для меня более подробные указания перед выходом в море, и потому я должен был явиться на «Победоносец»?

— Да. Думаю, к тому моменту уже будет ответ на рапорт сеньора Альвареса из форта Кагуэй, так что дальнейшие действия определятся его содержанием. Возможно, у Птичьей армады будет свой фарватер.

— Если я правильно понял вас, сеньор Анри, вы ещё не приняли окончательного решения по поводу предложения дона Педро?

— Вы всё поняли правильно, дон Себастьян. Единственное, в чём я уверен, так это то, что Победоносная армада пойдёт в форт Кагуэй, но всё остальное решится во время разговора с генерал-капитаном Ямайки.

— Я не сомневался в вашей мудрости, сеньор Анри, но вы снова убедили меня в ней.

Анри грустно улыбнулся:

— Полагаю, что это называется дипломатией. Ваш отец предоставил вам воистину превосходных учителей, дон Себастьян!

Фернандо положил руку на плечо Анри:

— Боюсь, что этому нельзя научить, друг мой, с этим надо родиться! Если бы мой учитель смог научить меня этакой дипломатии, то я бы сейчас был не Фернандо, а Франсиско Фернандес де Кордова и делал карьеру в Мадриде!

Взглянув на дона Себастьяна, Анри заметил промелькнувшее на его лице смущение. Взгляды мужчин встретились, и Эль Альмиранте вдруг почувствовал боль, причинённую его словами. Дон Себастьян не был дипломатом. Он всегда говорил, что думал, если надумал говорить. Анри стал подыскивать слова извинения, но в этот момент на верхней площадке появился слуга и доложил своему сеньору, что прибыли ещё два гостя.

— Веди их в гостиную, — распорядился Фернандо и, призвав Анри и дона Себастьяна следовать за ним, направился к лестнице.

Аристократ развернулся за хозяином дома, но Анри остановил его, положив руку на плечо:

— Я хочу принести вам свои извинения, Себастьян. В похвалах я привык видеть лесть, — Анри запнулся, подбирая слова.

— Я принимаю ваши извинения, Анри, — не дожидаясь продолжения, решил окончить этот неприятный для обоих момент аристократ. — Пойдёмте, не будем невежливы, заставляя себя ждать, — добавил он и быстрым шагом направился за успевшим уже подняться по лестнице Фернандо.

Войдя вслед за коммодором в комнату для приёма гостей, Анри увидел Энрике и Густафа. В руках Энрике был винный кувшин точно такого же вида, как и тот, что с отличным французским белым стоял в буфете ратс-камеры. Густаф держал в руках не менее знакомую мисочку со сладостями. После того, как хозяин дома приветил новоприбывших, гости обменялись приветствиями между собой, и все дружно отправились за идальго Фернандесом по анфиладе комнат в трапезную.

«Да, не умеет Фернандо быть бережливым», — думал Анри, проходя залитыми светом свечей комнатами. Мелькнула и мысль о том, не начнут ли его в скором времени выискивать кредиторы, требуя оплатить долги коммодора. Но размышления торговца, привыкшего считать деньги — и свои, и чужие — прервал рокочущий голос радушного гостителя:

— Прошу вас, друзья, присаживайтесь к столу!

Посреди большой залы, освещённой четырьмя бронзовыми напольными четырёхсвечными канделябрами, стоял огромный прямоугольный стол из местного розового палисандра, покрытый шёлковой узорчатой скатертью, а вокруг него было расставлено двенадцать стульев — по одному с торцов и по пяти с боков. Стол украшали четыре фигурных канделябра для двух свечей каждый. На сервированных небольших серебряных тарелках и приборах, высоких кубках желтоватого испанского стекла и маленьких прозрачных рюмках итальянских мастеров колеблющееся пламя множества свечей размножалось бликами в стекле и отблесками в серебре, придавая обстановке ещё большую торжественность.

Когда хозяин занял место во главе стола, а хозяйка села супротив, слуги стали рассаживать гостей. Тогда же, справа от сеньоры Селии, сели Андрес и няня с маленькой Ауророй. Несмотря на то, что все приглашённые уже не раз ужинали в доме коммодора и каждый прекрасно знал, где ему предстоит сидеть, все гости терпеливо ждали, когда подойдёт слуга и церемониально отведёт на предназначенное место. И, как всегда, не смотря на плебейское происхождение, нарушая общепринятый этикет, первым отвели Анри, усадив его на почётное место справа от хозяина дома. В тот момент, когда один слуга усаживал дона Себастьяна напротив Анри, тому уже подавали лимонную воду для омовения рук перед трапезой.

Когда все сотрапезники уселись на свои места и умыли руки, хозяин дома вознёс благодарственную молитву и слуги стали подавать густатио[87]. Стеклянные рюмки наполнили крепким орухо из местных фруктов, а на тарелки разложили жареные кирпичики из картофеля и баклажанов, обильно политые соусом айоли. Детям же принесли высокие серебряные кубки с орчатой.

Под лёгкую беседу о новостях городской жизни тарелки опустели, и слуги стали споро уносить рюмки, опустевшие блюда и ловко меняли маленькие закусочные тарелки на большие. Под обсуждение новостей культурной жизни метрополии подали главное блюдо — фламенкин с соусом агристадо и разлили лёгкое кордовское белое вино. Постепенно разговор перешёл от светских новостей к весёлым историям из жизни нидерландских шкиперов, а затем к вознесению хвалы хозяйке за изумительный вкус и сочность мяса. Про себя же Анри подумал о том, что, возможно, не так уж и плохо иметь свой дом с хорошим поваром и умелыми слугами, и что, возможно, пришло и его время найти свою надёжную пристань.

После того, как слуги в очередной раз убрали со стола лишнее, вновь заменили большие тарелки на малые и подали гостям лимонную воду для мытья рук, в трапезную залу вошли два гитариста. Под чарующие звуки испанских гитар внесли огромный кордовский пирог.

Когда Анри, наслаждаясь музыкой, с нескрываемым удовольствием доедал начинённый сваренной в сахаре и мёде тыквой и апельсинами пирог, один из слуг подошёл к хозяину дома и что-то прошептал. Анри видел, как нахмурился Фернандо, и нехорошее предчувствие холодным ручейком пробежало по сознанию. Однако вечер продолжался прежним темпом и в той же приятной дружеской атмосфере. В завершение ужина гостям подали сладкий с приятной кислинкой ликёр из гуайявы — местный вариант знаменитого наваррского тернового ликёра пачаран. Когда была допита последняя капля и умолкли последние аккорды, хозяин дома встал со своего места и поблагодарил гостей за визит, давая понять, что ужин окончен и гостям пора домой.

Приняв прощальные поклоны от Густафа и Энрике, Фернандо подошёл к Анри, прощавшемуся с доном Себастьяном и, попросив обоих мужчин следовать за ним, вышел из трапезной залы в соседнюю небольшую комнату, освещаемую несколькими свечами, стоявшими на пристеночном столике. Прикрыв за собой дверь в залу, Фернандо повернулся к Анри и, не скрывая тревогу, сказал:

— Губернатор прислал за тобой гонца, адмирал. Он уже почти час ждёт в гостевой комнате.

— Почему же ты не сказал мне этого сразу? — недовольно проворчал Анри.

— Не может быть дела, более важного, чем ужин, тем более званый! Или ты думаешь, что губернатор принял бы тебя сразу же, покинув стол? Дело важное, наверное, раз он посылает за тобой в это время, но не думаю, что его нельзя отложить до окончания трапезы! — голос Фернандо выдавал его искреннее возмущение замечанием друга.

— Идальго прав — прервав ужин из-за гонца сеньора Альвареса, он бы оскорбил этим своих гостей, проявив к ним неуважение, — заступился за хозяина дома дон Себастьян. — Я уверен, что, если бы мы выслушали гонца сразу, это не ускорило бы вашу встречу с губернатором. Его семейство с наибольшей правдоподобностью не завершит свой ужин ранее полуночи.

87

Густатио — (от латинского «пробовать») — традиция аристократии, сохранившаяся ещё со времён, когда на Пиренейском полуострове хозяйничали римляне, подавать перед началом застолья вызывающие аппетит алкогольные напитки и лёгкие закуски. С середины XVIII века традиция перед главным, а особенно перед торжественным приёмом пиши подавать возбуждающие аппетит алкогольные напитки расширилась не только по всему миру, но и среди всех слоёв населения под названием аперитив.