Повелитель моря

Гости прибывали согласно рангу — чем именитее, тем позднее. Вслед за сеньором Рикардо и его женой — невысокой грузной сеньорой Марией Фаге-и-Портокарреро, вошёл падре Игнасио. Последними появилась чета де Карденас. Закончив церемонию приветствия, губернатор стал знакомить коррехидора с остальными присутствовавшими, которым тот, а прежде всего, его супруга, в силу своего недавнего прибытия, ещё не были представлены.

Впервые Анри увидел коррехидора утром во время суда, но только сейчас сумел как следует рассмотреть его, пока тот обменивался приветственными любезностями с семейством графа. Идальго Диего де Карденас-и-Гусман был немолод, невысок и хорошо упитан. Он постоянно пыхтел и утирал белым батистовым платочком пот на мясистом красном лице. При этом его маленькие зоркие глазки остро буравили собеседника, а по тому, как изгибались пухлые губы, обрамлённые тонкими усиками и короткой бородкой, можно было догадаться, какое впечатление произвёл на сеньора Диего представляемый человек. Но как они застыли в надменном изгибе, когда губернатор представлял ему молодого торговца, Анри не видел, ибо, как и положено плебеям, не смеющим глазеть на благородное сословие, опустил голову. Но дон Себастьян отметил надменное выражение коррехидора, которое не изменилось и во время перечисления графом Альменара заслуг торговца перед Испанией. Лишь брови сеньора Диего слегка поползли вверх, когда сеньор Альварес сказал ему, что перед ними стоит тот самый «Карибский альмиранте», которого английские приватиры прозвали «Повелитель моря».

— Поскольку я прислан сюда заниматься делами индейцев, меня больше интересуют ваши отношения с майя и то, что вы знаете о них. Однако не будем сейчас о делах, сеньор Верн. Жду вас завтра в девять в своей резиденции, — надменно, тоном, не терпящим возражений заявил сеньор Диего.

Глядящий в пол «Карибский альмиранте» не увидел и то, как на мгновение сошлись брови губернатора. Но, слушая идальго де Карденас, он решил, что надо будет у дона Себастьяна расспросить, чем славны предки сеньора коррехидора. «Очень уж по-хозяйски себя ведёт этот надутый индюк!» — вдруг подумалось ему, однако, постаравшись придать голосу учтивости, Анри ответил:

— Прошу вашу светлость простить меня, но я не смогу явиться к нему завтра, поскольку по поручению его превосходительства сеньора губернатора с рассветом отбываю в экспедицию по реке Белиз.

Коррехидор недовольно поджал губы и обратился к графу Альменара:

— Разве нельзя эту экспедицию отложить на один день?

— Нет, сеньор Диего, — мягко, с печалью в голосе, ответил граф Альменара. — Это дело не терпит отлагательства, а из-за нападения на город мы и так день потеряли. Но я уверен, сеньор Диего, что по возвращению из экспедиции сеньор Анри непременно найдёт время для посещения вашей резиденции и подробно доложит обо всём, что ему известно о индейцах. А сейчас позвольте мне представить сеньорам вашу жену, — и уже не обращая внимание на бурчание коррехидора стал знакомить сеньору Инессу Хоакин де Падилья-Бобадилья-и-Пачеко сначала с доном Себастьяном, а затем с Анри.

Ещё издали, разглядывая молодую симпатичную хрупкую сеньору с печальными карими глазами на смуглом лице, Анри невольно подумал о том, как тяжела должна быть жизнь женщины со старым и, наверняка, нелюбимым мужем. «Ей ведь не больше двадцати!» — подумалось ему, когда, встав на колени, слегка коснулся губами кончиков тонких длинных пальцев сеньоры Инессы. «Интересно, какой рок заставил эту красавицу выйти замуж за такого напыщенного старика?», — почему-то вспомнив сеньориту Исабель, спросил он себя, проникшись сочувствием к сеньоре де Карденас, но ход его мыслей прервал дон Себастьян:

— Не изображайте свою жалость к сеньоре Инессе так явно, друг мой, — наклонившись к торговцу, шепнул капитан-лейтенант, когда пара отошла.

Анри опустил голову и почувствовал, что краснеет.

— Женщины рождены для того, чтобы служить своим мужьям. И если Господь послал им жестокосердного грубияна или же немощного старца, у него были на то основания, — назидательно заявил аристократ.

К великому облегчению Анри слово взял граф Альменара и Себастьяну, даже если он и планировал продолжать свою поучительную проповедь, пришлось замолчать.

Предложив всем поднять кубки, губернатор начал свою речь, возблагодарив Господа Иисуса Христа, его Пречистую Матерь непорочную Деву Марию и Святого Франциска, бдящих над славным городом Белизом и защитивших его руками отважных воинов, коих сеньор Альварес и призвал восславить в лице человека, собравшего под своё начало и самолично поведшего героев в бой и на суше, и на море. При этих словах граф подошёл к искренне смутившемуся молодому торговцу и дружески приобняв его за плечи правой рукой, вывел в центр залы.

— Вива сеньор Верн! Вива Эль Альмиранте! — крикнул сеньор Альварес и, отсалютовав кубком, выпил его до дна.

— Виват! Виват! Виват! — подхватили присутствующие — кто искренне, кто нет — и подняли свои кубки в честь единственного среди них человека неблагородного происхождения, но не уступавшего дворянам ни в чести, ни в доблести.

Отдав должное спасителям города, губернатор пригласил всех к столу. Гости проследовали за главой семьи в трапезную, где слуги стали их рассаживать. Граф с графиней разместились супротив друг друга по центру длинного стола, покрытого белоснежным ажурным узором поверх расшитой золотом дамастовой скатерти. По правую и левую руку от сеньора Альвареса усадили, согласно статусу, мужчин, а по сторонам от сеньоры Каталины — дам.

Место Анри оказалось крайним слева от губернатора, рядом с ним оказался идальго Ревуэльта. Когда все гости были усажены на своих местах, граф Альменара прочитал проникновенную молитву благодарности Господу за щедроты земли старой и Новой Испаний. Слуги подали миски с лимонной водой для омовения рук, а затем стали разносить угощения и наливать напитки.

За светскими беседами, перемежавшимися поднятием кубков и сменой блюд, Анри ел и пил, не поднимая головы и отвечая на обращения сеньора Франсиско или же его супруги, сидевшей супротив мужа, особо не вникая в смысл сказанного. Количество выпитого алкоголя, разливаясь по телу, навевало приятную истому и замедляло мысли.

Напротив торговца оказалась младшая дочь графа — четырнадцатилетняя сеньорита Луиса. Ещё наблюдая за представлением дона Себастьяна контессам, Анри успел хорошо рассмотреть её. «Как же она похожа на свою мать!», — тогда подумалось ему и тут же родилось умозаключение что тот, кто получит её в жёны, должен быть очень виновен перед Господом.

Скучавшая юная контесса, на которую чета Ревуэльта обращала внимания лишь отвечая на её редкие вопросы, стала пристально рассматривать молодого альмиранте. Анри буквально ощущал на себе её буравившие взгляды, но посмотреть в ответ не посмел. Сеньорита Луиса, которой понравилось смущать торговца, восприняла это как игру: время от времени с заинтересованным видом она что-то спрашивала Анри, а когда он отвечал, делала скучающий вид и обращалась с какими-то требованиями к слуге, словно вместо молодого мужчины было пустое место. Когда альмиранте стал отвечать краткими однообразными фразами, игра перестала забавлять контессу, и она сфокусировала своё внимание на чете Ревуэльта к превеликому удовольствию Анри. Изредка сеньорита Луиса выдавала нечто глубокомысленное и тогда супруги Ревуэльта или мило улыбались, или же делали умные лица и молча кивали. Когда после четвёртого хода в трапезной появились музыканты, Эль Альмиранте испытал облегчение — разговоры практически прекратились. Гости, поглощая пищу и обильно запивая её вином, стали внимать героической песне под переливы двух испанских гитар и скрипки. Реагируя время от времени на довольно скабрёзные, не смотря на присутствие дам, шутки коменданта форта, Анри не раз пожалел, что застольный этикет забросил дона Себастьяна на другой конец стола. Зная, что супротив капитан-лейтенанта посадили сестру губернатора, сеньориту Лауру, он мысленно посочувствовал другу, но, услышав очередное высказывание контессы Луисы, подумал, что, возможно, аристократу повезло больше, чем ему.