Хватка

       — Пух! — Словно шутя сказал он. — Слушайте внимательно, люди. — Тут же начал переводить его слова переводчик. — Вы, наверное, плохо меня поняли. Я не говорил, что Германия станет платить вам за пустую болтовню! Оплата будет только за работу.

       Своих солдат мы похоронили сами, а этот «мусор» ваш, вам его и убирать. Как человек, который долго воюет, ставлю вас в известность, что там, где много трупов, много и смертельных болезней. Нужно закончить с могилой сегодня же. А вам старик…, — офицер снова прицелился в деда Степана и сказал «пуф!», господин майор говорит, что, если и дальше кто-то будет выражать недовольство, могилы придется копать две: одну для мертвых красноармейцев, а другую для всех недовольных.

       — Молчи, дед, — зашикали в толпе, — не играй с огнем. Видишь же, что пульнуть могут за просто так.

       — Идите, люди, займитесь делом…, — закончил переводчик, а майор, тем временем, устало снял фуражку и стал вытирать вспотевшее лицо.

       Солдаты, по-собачьи выкрикивая команды, указывали на тот край села, что выходил на поле и вскоре, словно коровье стадо, направили и погнали легедзинцев через усеянный воронками колхозный сад к месту недавнего боя.

       То, что Петрок увидел там невольно заставило его жаться к деду. Ещё вчера утром желтеющее созревающим хлебом поле было черным. В нем, словно сгоревшие стога соломы торчали остовы мертвых танков, некоторые из которых до сих пор еще дымились. Весь путь от середины сада и до дальних, покрытых сажей, бронированных немецких исполинов был услан трупами и частями людских тел. И везде мухи, мухи, …мухи! Они единственные радовались страшному пиру смерти. Эти мерзкие насекомые были везде, но самое противное было в том, что они могли спокойно сидеть и насыщаться на чьих-то синих, смешанных с песком кишках, и тут же, уже через миг, искали место на твоем лице, на твоих губах.

       Когда старшие посовещавшись выбрали место для общей могилы, дед, глядя на бледного, как осенняя сыроежка, внука, сказал сельчанам, что Петрок дюже боится мертвяков и пусть лучше остается здесь, копать яму. Самого деда тоже оставили руководить и заниматься привычным ему делом, ведь в селе из грабарей он был самым старшим.

       Дело двигалось не быстро. Жара стояла просто неимоверная, пот заливал глаза, одежда липла к телу, а окружившие яму немцы не отходили ни на шаг, стояли чуть в сторонке, закатав рукава, и только обмахивались пилотками. Копали всего в одиннадцать лопат, и к моменту, когда углубились по грудь, стало легче. Земля давала легкую прохладу, а от беспощадного солнца, раздевшиеся до пояса мужики, накинули на головы рубахи. Без воды, без тени, Петрухе казалось, что к концу работы они и сами упадут замертво в этой яме. «Не части, — тихо советовал ему дед, — так быстрее работы не сделаешь. Вымотаешься только…»

       Петр Ляксеич послушал и, глядя на размеренный темп старика, почти сразу же почувствовал, что копать стало легче. Руки не забивались усталостью, дыхание выровнялось, исчезли маячащие перед глазами золотые искры.

       Вскоре часть мужиков выбралась наверх, и стала отбрасывать подальше ссыпающуюся в могилу землю. Немцев уже не было видно, но их режущий ухо говор все равно доносился в глухое, наполненное запахом земли и распаренных человеческих тел пространство. Когда помахали лопатами еще минут сорок, кто-то сверху крикнул:

       — Годе, Евдокимович, должны уместиться.

       — Прикинь еще, — не поднимая лица от ровных стен огромной могилы, ответил дед, — вам там сверху видней. Много хлопцив натаскали? …Чтоб только поместились. Вдругоряд копать всегда трудней.

       — Много, дед, и еще вон таскають.

       — Так что, — наконец вымеряв что-то свое в яме, задрал голову старый грабарь, — виймайте нас тады? Кидай, Миша, штика с того краю…

       Мужики подали лопаты и все, кто был снизу, хватаясь за «уши» металлических плоскостей, поочередно выбрались наверх. И тут Петрухе стало плохо. Трудно было понять от чего именно: то ли от духоты, исходящей от раскалившей на солнце земли, ведь в яме дышалось намного легче, то ли от наваленных вокруг валами мертвых человеческих тел и конечностей. Парнишка вдруг сел на край земляной насыпи и понял, что сил на то, чтобы подняться у него нет. Его уложили спиной на прохладную насыпь и прикрыли собой от палящего солнца.

       — Так бывает, внучок, — успокаивал его дед, попутно успевая отвечать что-то и подскочившим к ним немцам. — Полежи тутачки…

        (Укр.) Что ты шатаешься до полуночи, как приведение? Чего так долго? Чего мокрый, как мышь?

        (Укр.) До того не убился и дальше жить будешь. Покушай. Вон, на столе всё стоит...

        (Укр.) Ты что, батрак на улице есть? Но …правда твоя. В этот раз иди, присядь на порог, дай людям поспать, устали все. Да набирай, внучек, побольше, всё тебе оставили. Ты же тоже целый день не ел ничего.

        (Укр.) Ой, дедушка, некогда гостевать. Немцы по нашему краю уже пошли по дворам с ружьями. Входят, сразу, безо всякого "здравствуйте" стреляют твоих собак, а после говорят, чтоб все явились к Правлению, собирать убитых красноармейцев. Пока не завоняли, надо хоронить. Дед Михайло Макаров, вот же характер у старого, возьми, да и скажи: "Не пойду, вы сами поубивали их, там сами и хороните", так ему с пистоля в седую голову — бах! И мозги по всему двору разлетелись...

        (Укр.) А с нами, с детьми, что будет, не подумал? Выскочить под пулю и Чуня может, на то много ума не надо. Как в старину говорили: "Дерево, что умеет гнуться — дольше стоит".

        Гляди в поле, сколько хлопцев за свою землю бились! Все, как один лежат мертвые. Что ж твой Перун их не защитил?

        Хорошо. Здесь уже всё в порядке. Идём дальше. Людей больше не стреляйте, не надо их злить, только если бросятся на нас. Кто-то же должен собрать и закопать убитый русских? Если не хотите таскать их сами, хватит расстреливать недовольное население. 

        Текст реальной листовки времен 2-й мировой войны.

        Что он хочет? 

        Не уделяйте им свое внимание

       часть 1 глава 6

ГЛАВА 6

       …да куда он денется? Бисовы дети! — Возмущался старик. — Вот же лежит. Воздуха нахватался, …да и солнышко греет, шоб воно вже и вам кресты могильные нагрело, паскуды! Хоть бы воды глоток дали, нелюди, не нам так хоть дитенку! Шо? Е? Де, вона Михайло? Отось…, неси швидше, хоть обмочить голову мальцу…

       В лицо Петрухе плеснули водой, и будто кто камень с груди снял. Он отбросил накрывающую глаза рубаху, но дед сказал еще полежать, чтобы земля вытянула обморок.

Часть людей уже не работала и стаяла рядом с ним. С другой стороны могилы высились кучи мертвых собак, коих бабы, взявшись за края снятых передников, еще продолжали приносить из почерневшего от огня поля.

       Советских солдат складывали в яму, накрыли лица: кому сорочкой, кому портянкой, а другого-то ничего под руками не было. Позже, по команде немцев, опустили к погибшим красноармейцам и их четвероногих товарищей. Выходило так, что воевали вместе, погибли вместе и спать вечным сном теперь тоже будут бок о бок.