Страница 12 из 23
Вставший на путь мученичества должен быть стойким, до конца хранить веру. В одном из рассказов «Волоколамского патерика» повествуется о двух воинах-христианах, попавших в плен. «И повеле безаконный князь сихъ усекнути. И къ прьвому прииде, и възведъ мечъ, онъ же смежи очи и прекрестився, усеченъ бысть, и бысть мученикъ Христовъ. И на дру-гаго возведъ мечъ, онъ же устрашився, дияволомъ прелщенъ, зрящим <…> конець жития, и возопи окааннымъ гласомъ и рыдания достойнымъ: “Увы мне! Не усекай мене: азъ стану въ вашу веру!” И едва поспе изрещи проклятый той гласъ, и абие усечень бысть. И чюдо, любимици, и яко въ мегновение часа единъ обретеся въ рце Божии, а другий – въ руце диавола»186.
Мученическая смерть христианина – акт дарования ему венца и рождение святого для вечной жизни в царстве небесном. «Сладко бысть всякому человеку умрети за веру свою, паче же кому за християнскую святую, несть бо смерть, но вечный живот!»187. Соответственно, день смерти мученика – день его второго рождения.
Несмотря на то что мученик уничтожен противником физически, его смерть – «победный» подвиг, она – всегда посрамление врага и палача, духовная победа над мучителем (и над смертью). (Мученический венец также именуется «победным».) Собственной кровью христианин свидетельствует своего Бога: martyros в переводе с древнегреческого – 1) «свидетель», 2) «свидетельство», «подтверждение», «доказательство», 3) «засвидетельствовавший своей кровью, то есть мученик». Эти смыслы реализуется в евангельских текстах. Слова Иисуса, обращенные к Пилату: «Аз на сие родихся и на сие приидох в мир, да свидетелствую истину» [Ио. 18, 37], предполагают, что свидетельствованием истины будет Его мученическая смерть. (В «Апокалипсисе» Христос «есть свидетель верный» [Откр. 1, 5], «свидетель верный и истинный» [Откр. 3, 14]). Повторение этого свидетельства предполагают и слова Иисуса, обращенные к его ученикам и последователям: «и пред владыки же и цари ведени будете Мене ради, во свидетелство им и языком (язычникам)» [Матф. 10, 18], «и пред воеводы и цари ведени будете Мене ради, во свидетелство им» [Марк 13, 9]. (См. о свидетельстве Иисуса – мученичестве Стефана [Деяния 7, 55–60], Антипы [Откр. 2, 13].)
Именование преподобнического жития прямо указывает на то, что земная жизнь святого (независимо от типа подвига) в высшей степени подобна жизни Христа 188. Мученик – жертва, его кровь пролита во искупление. В этом он подобен Христу, ибо Тот «ни кровию козлею ниже телчею, но своею кровию, вниде единою во святая, вечное искупление обретый» [Евр. 9, 12]. Христос принес жизнь в жертву во искупление первородного греха, греховной природы человека вообще. «Якоже Сын Человеческий не прииде, да послужат Ему, но послужити и дати душу Свою избавление за многих» [Матф. 20, 28]. Равно и смерть всякого мученика умаляет грехи христиан. Формула, которая постоянно встречается в агиографических текстах при описании его смерти – «предаша душа своя въ руце Господеви» (и ее варианты)189, также говорит о подобии подвига мученика подвигу Сына Божия: она представляет собой соответствие Евангельскому тексту в сцене описания смерти Христа. «И возглашь гласом велиим Иисус, рече: Отче, в руце Твои предаю дух Мой. И сия рек издше» [Лука 23, 46]. (Ср. слова первомученика190 Стефана: «Господи Иисусе, приими дух мой» [Деяния 7, 59].)
Идея подобия подвига святого-мученика подвигу Христа постоянно звучит и в конкретных житиях. Например, в молитве Бориса (Лп.): «Господи Иисусе Христе! <…> приимъ страсть грехъ ради наших, тако и мене сподоби прияти страсть»191. Ср. в Чт.: «Благодарю Тя, Владыко Господи, Боже мой, яко сподобил мя еси недостойнаго съобщнику быти страсти Сына Твоего, Господа нашего Исуса Христа. Посла бо единачадаго Сына Своего в миръ, Его же безаконьнии предаша на смерть; и се азъ посланъ быхъ отъ отця своего, да спасу люди отъ супротивящихся ему поганъ, – и се ныне уязвенъ есмь отъ рабъ отца своего»192. (См. также примеры ниже: С. 48–50.)
1.3.3. Структура конфликта «жития-мартирия»
Вернемся к вопросу о структурных составляющих интересующего нас жанра. Для типологической модели жития-мартирия важен, прежде всего, определенного типа конфликт. Схематически его можно изобразить следующим образом: с одной стороны, предстает герой-христианин, будущий мученик, с другой – его антагонист, мучитель. Функции христианина – обличение язычества, защита догматов христианской веры и жертвенная смерть. Функции мучителя и его слуг, помощников, – вынесение приговора христианину и его казнь. Впервые такой конфликт возник в эпоху гонений на христиан, когда христианство еще не было принято в Римской империи в качестве официальной религии и само его исповедание являлось преступлением.
Антагонистами христианина в ранневизантийских мартириях выступают император-язычник и его наместники. Завязка конфликта традиционна: «“В царствование императора N и во время игемонства N, в епархии N приведен был человек по обвинению его в христианстве”. Центральную часть мартириев составлял допрос мученика, излагаемый в форме диалога между судьей и подсудимым. Оканчивались они приговором и сообщением о смерти мученика»193.
Жития, стоящие у истоков агиографической традиции, получили статус классических образцов данного жанрового типа, соответственно, конфликт, который они заключают в себе, – статус классического типа мученического конфликта.
В связи с изменением исторической ситуации неизбежно должны были смениться и участники конфликта – в более позднюю, византийскую, эпоху появились мартирии, описывающие мученическую смерть монахов, пострадавших от внешних врагов, мусульман194.
Необходимо отметить, что данная жанровая модель (схема) оказалась очень продуктивной для описания множества реальных исторических конфликтов в последующем. Возникнув однажды, она «оторвалась» от породившей ее эпохи, проявилась затем в средневековой литературе во множестве вариантов. Конкретное же ее содержание всегда было связано именно с исторической действительностью, с подлинными конфликтами и противоречиями того или иного времени. На русской почве она служила выражению конфликтов и противоречий русской жизни. Это хорошо видно на примере текстов борисоглебского цикла. Через схему мученического жития в них выражен типичный для Киевской Руси междоусобный конфликт. Особо следует подчеркнуть, что интересующая нас жанровая модель способна к реализации, функционированию вне жанра жития-мартирия. Например, в летописных сообщениях, различного вида повестях («воинских», «повестях о княжеских преступлениях»195 и др.), в публицистике, сочинениях старообрядцев и пр.
1.3.4. Структура жизнеописания героя-мученика
Цель автора, приступающего к жизнеописанию преподобного, – от начала и до конца изложить его идеальную жизнь. Мученик чаще всего мирской человек, главное в его житии – отразить «идеальный момент», то есть саму казнь, гибель. Но при этом автор отнюдь не избегает и описания «идеальной жизни»196, биография мученика также воплощает определенного типа канон. Какие существенные элементы он в себя включает? Ответ могут дать только конкретные тексты. Ниже будут рассмотрены произведения борисоглебского цикла, а также другие мученические жития: летописная повесть об убиении Андрея Боголюбского (убит в 1174 году)197, «Сказание об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Федора»198 (убиты в 1246 году), «Повесть о Михаиле Тверском» (убит 1318 году)199.
186
Волоколамский патерик // Древнерусские патерики. М., 1999. С. 101. (Ср.: Кадлубовский А. Очерки по истории древнерусской литературы житий святых. Варшава, 1902. С. 138.)
187
Казанская история // ПЛДР. Середина ХVI века. М., 1985. С. 446.
188
Святой лишь идеально и до конца исполнил то, что стремится исполнить каждый христианин, ибо, отвечая на вопрос, что делать, чтобы «наследовать живот вечный?» [Марк. 10, 17; ср.: Матф. 19, 16], Христос призвал всех исполнять заповеди, прийти, чтобы учиться и последовать ему: «и прииди (и) ходи вслед Мене, взем крест» [Марк. 10, 21; ср.: Матф. 19, 21]; «возмите иго Мое на себе и научитеся от Мене» [Матф. 11, 29]) и др. Апостолы, ученики Христа, были первыми, оставившими все и последовавшими за ним [см.: Матф. 19, 27]. Они призывали быть «подражателями Богу» [Ефес. 5, 1] и подобиться им (!), как они Христу [см.: 1 Коринф. 4, 16; 11, 1], подобиться поступающим по образу Христа, который приняли они, апостолы [см.: Филип. 3, 17]. (Ср. об этом: Руди Т. Р. Топика русских житий (вопросы типологии). С. 68–73 и др. Автор приводит житийные формулы, реализующие «мотив imitatio Christi», где Христос – «подвигоположник», святой – «Христов подражатель».)
189
Данная формула характерна для топоса кончины святого в разного типа житиях.
190
Здесь в значении – первого из людей, воплотивших мученичество вслед за Христом.
191
ПВЛ. С. 148; ср.: Сказание о Борисе и Глебе. С. 286.
192
Жития святых мучеников Бориса и Глеба… С. 11.
193
[Скрипиль М. О.] Житийная литература… С. 87.
194
Безобразов П. Византийские сказания.
(См. также о мучениках после падения Византии: Соловьев П. Христианские мученики, пострадавшие на Востоке со времени завоевания Константинополя. СПб., 1862.)
195
Данный тип повестей выделен в древнерусской литературе Д. С. Лихачевым. (См.: Лиха-чев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.-Л., 1947. С. 215–247.)
196
Ср.: иная точка зрения в работах: Безобразов П. Византийские сказания… С. 1; Кусков В. В. Жанры и стили древнерусской литературы ХI – первой половины ХIII вв. : автореф. дис. … д-ра филол. наук. М., 1980. С. 11.
197
Повесть об убиении Андрея Боголюбского. С. 324–338.
198
Сказание об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Федора // ПЛДР. ХIII век. М., 1981. С. 228–235.
199
[Охотникова В. И.] Пространная редакция Повести о Михаиле Тверском. С. 16–27. (Заметим, что позже в полемику с В. И. Охотниковой по поводу издания списка Пространной редакции вступил В. А. Кучкин, указав на множество текстологических недочетов. (См.: Кучкин В. А. Пространная редакция Повести о Михаиле Тверском // Средневековая Русь. Ч. 2. М., 1999. С. 117–120.) Ученый предложил новое «критическое» издание Пространной редакции. (См.: Там же. С. 125–163.)