Страница 28 из 36
Далее А.А. Лопухин рассказал нелицеприятную историю про С.Ю. Витте: «Личное мое знакомство с С.Ю. Витте произошло в 1901 г. Но, прибегая к его же выражению по поводу одного из его сослуживцев, я могу сказать, что "открылся" он мне раньше. Летом 1899 г., когда я был прокурором Московского окружного суда, в Москве возникло громкое уголовное "мамонтовское" дело. История его возникновения весьма для Витте характерна. Савва Иванович Мамонтов, видный делец и известный меценат, был крупным акционером и председателем правления общества Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги. Дела ее с постройкой бездоходной в то время ветви от Вологды до Архангельска пошатнулись до пределов катастрофических… С.И. Мамонтову удалось добиться для общества Московско-Ярославской дороги концессии на сооружение так называемой Северной железнодорожной линии Петербург-Вологда-Вятка, высокая доходность коей представлялась вне сомнений и должна была компенсировать недоборы общества от Архангельской ветви до времени более интенсивной работы последней. Вышеупомянутая концессия была дана в законодательном порядке, высочайше утвержденном мнением Государственного совета. Этот законодательный акт состоялся при полной осведомленности министерства финансов… С концессией все предвещало обществу Московско-Ярославской дороги блестящее будущее. Как вдруг над предприятием разразилась гроза, разметавшая в прах все надежды и нагрянувшая неожиданно оттуда, откуда обществу были только что оказаны поддержка и спасение. То самое Министерство финансов, которое в лице его главы, С.Ю. Витте, только что выступало в качестве инициатора в вопросе о предоставлении названному обществу выгодной концессии, выступило в лице того же С.Ю. Витте с требованием об отобрании у него этой самой концессии и о принятии мер, которые были сознательно направлены к финансовой гибели и железнодорожного общества и крупных его акционеров. По инициативе С.Ю. Витте в Комитет министров было внесено дело о том, чтобы законодательный акт о предоставлении обществу Московско-Ярославской дороги концессии и на Петербурго-Вятскую ветвь был отменен и ветвь эта строилась на средства казны… По существу же суровые меры этим не ограничились, и все по инициативе С.Ю. Витте; против Мамонтова и его коллег было возбуждено уголовное преследование… Мамонтовы были разорены… При производстве следствия по "мамонтовскому" делу при осмотре следователем документов, отобранных у одного из обвиняемых, заведовавшего коммерческим агентством правления Московско-Ярославской железной дороги, в записной его книжке была обнаружена запись, свидетельствовавшая о взятке, данной директору железнодорожного департамента Министерства финансов, по всем данным, за содействие в предоставлении Московско-Ярославской железной дороге той концессии, которая у нее была впоследствии отобрана, что и было подтверждено показаниями хозяина книжки. Весь обвинительный материал был сообщен министру финансов С.Ю. Витте, так как по действовавшему закону уголовное преследование против должностного лица могло быть возбуждено только его начальством. Начальство же в лице С.Ю. Витте дело против своего подчиненного в данном случае замяло, дало ему возможность по своей воле уйти в отставку и устроиться на теплое место в частном предприятии. Вот каким С.Ю. Витте "открылся" мне еще ранее моего личного знакомства с ним. Добавим к этому, что в 1906 г. автор брошюры "Зигзаги. Паломничество С.Ю. Витте в Портсмут", скрывавшийся под псевдонимом "Small", говоря о злоупотреблениях Витте на посту министра финансов, указал, что железную дорогу Пермь-Котлас, важнейшую часть которой как раз и составляла линия Петербург-Вологда-Вятка, строил родственник жены Витте инженер Быховец, а Архангельско-Ярославской дорогой одно время управлял другой ее родственник – врач Леви»93.
Один из идеологов тогдашнего либерализма П.Б. Струве был о С.Ю. Витте более позитивного мнения, хотя и не совсем однозначного: «В истории русского управления мало фигур можно поставить рядом с Витте, и одного только человека можно поставить выше его: Сперанского… Витте был, несомненно, гениальным государственным деятелем, как бы ни оценивать его нравственную личность, его образованность и даже результаты его деятельности. Более того: все личные недостатки Витте лишь подчеркивают его политическую гениальность… Нравственная личность Витте – следует прямо сказать – не стояла на уровне его исключительной государственной одаренности… Он был по своей натуре беспринципен и безыдеен… Витте не изменял взглядов и принципов, ибо их у него вовсе не было… Отсутствие морально-идейного стержня у Витте было особенно поразительно именно в связи с его политической гениальностью. Это налагало на всю его фигуру почти зловещий отпечаток»94.
В.Н. Коковцов, который со временем заменил С.Ю. Вите как на посту министра финансов, так и в должности Председателя Совета министров, отзывался о нем весьма иронически: «В его характере всегда было немало склонности к довольно смелым заявлениям. Самовозвеличение, присвоение себе небывалых деяний, похвальба тем, чего не было на самом деле, не раз замечались людьми, приходившими с ним в близкое соприкосновение, и часто это происходило в такой обстановке, которая была даже невыгодна самому Витте. Я припоминаю рассказ его спутника в поездке его в начале 1903 г. в Германию для выработки и заключения торгового договора с Германией. Этот рассказ 10 лет спустя был дословно повторен мне тем же князем Бюловым в Риме при свидании моем с ним в апреле 1914 г., когда я был уже не у дел. Вит-те вел часть переговоров лично и непосредственно с князем Бюловым в его имении в Нордернее. При переговорах присутствовал с русской стороны один Тимирязев. Они тянулись долгое время, и вечерние досуги проводились обыкновенно среди музыки и пения. Княгиня Бюлова, итальянка по происхождению, сама прекрасная певица и высокообразованная женщина, постоянно просила Витте указывать ей, что именно хотелось бы ему услышать в ее исполнении. Ответы его поражали всех своею неожиданностью; было очевидно, что ни одного из классиков он не знал и отделывался самыми общими местами. Тимирязев, сам прекрасный пианист, постоянно старался выручать своего патрона тем, что предлагал сыграть то, что особенно любит его шеф, и тогда не раз происходили презабавные quid pro quo (то за это – прим. автора): Витте спорил, что играли Шуберта, когда на самом деле это был Шопен, а по части Мендельсона он всегда говорил, что его можно разбудить ночью и он без ошибки скажет с первой ноты, что именно сыграно. Верхом его музыкального хвастовства было, однако событие, рассказанное мне по этому поводу тем же спутником Витте В.И. Тимирязевым. Княгиня Бюлова как-то спросила Витте за обедом, на каком инструменте играл он в его молодые годы. Он ответил, не запинаясь, что играл на всех инструментах, и когда хозяйка попыталась было сказать, что такого явления она еще не встречала во всю свою музыкальную жизнь, то Витте без малейшего смущения парировал ее сомнение неожиданным образом, сказавши, что это в Германии музыкальное образование так специализировалось, что каждый избирает себе определенный инструмент, тогда как в их доме все дети играли на всех инструментах, почему он и мог при поступлении в университет в Одессе организовать чуть ли не в одну неделю первоклассный оркестр из 200 музыкантов, которым он дирижировал во всех публичных концертах. После этого рассказа, заключил Тимирязев, разговоры на музыкальные темы по вечерам и за обедами как-то прекратились, и сама хозяйка, со свойственным ей тактом, переводила разговоры на иные, более упрощенные темы»95.
По мнению заместителя министра внутренних дел П.А. Столыпина – В.И. Гурко, «Витте был сыном своего века – горячим поклонником капиталистического строя и капитализма вообще …, не любил и даже презирал… людей… именно за их бедность, за их неумение наживать богатство, накапливать капиталы. Дельцов финансового мира, зарабатывающих миллионы, промышленников, удваивающих в несколько лет свое состояние, он уважал и к их ходатайствам относился с предупредительностью… Вообще в основе отношений Витте к людям было глубокое презрение к человечеству. Черта эта не мешала ему быть по природе добрым и отзывчивым человеком…нравственной брезгливости у Витте и следа не было, а преследуемые им государственные цели как-то органически переплетались с целями личными, из которых основными были удовлетворение безграничного властолюбия и весьма у него развитого, иногда даже мелочного, честолюбия. Оценивал же Витте людей… хотя и пристрастно, но только в смысле беспощадной ненависти к своим врагам, друзей же он мысленно вовсе не прихорашивал… Математик по образованию, железнодорожник по профессии, Витте до перехода на государственную службу… обладал весьма ограниченным багажом познаний в области политической экономии и финансовой науки. В сущности до этого перехода он был лишь знатоком железнодорожного хозяйства и одновременно крупным дельцом, отличавшимся выдающейся способностью практически смотреть на вещи и уметь извлекать из них непосредственную реальную пользу. Способность эта в связи с умением легко и быстро разбираться в совершенно новых, ему дотоле неведомых вопросах, сделала из Витте блестящего министра финансов, но государственного деятеля в полном смысле этого слова из него все же не создала. Целые области государственной жизни остались для Витте до конца его дней совершенно неизвестными и даже недоступными его пониманию. К тому же о России и русском народе он имел лишь смутное понятие… Практическая сметливость – вот что неизменно руководило Витте при разрешении им тех разнообразных вопросов, с которыми он сталкивался. Однако эта сметливость, помогая ему удачно, а иногда и блестяще разрешать вопросы дня, не давала ему того прозрения в будущее, без которого нет истинных творцов народного счастья и государственного величия. В соответствии с этим и программа экономической политики Витте была лишь программой деятельности данной минуты и отличалась той простотой концепции, которая ему вообще была свойственна. Сводилась она в сущности к одному накоплению наличных денежных средств в государственной казне и накоплению частных капиталов в стране… Сознавая огромное влияние повременной прессы на общественное мнение, Витте всемерно стремился быть в лучших отношениях с ее представителями, причем и тут, конечно, не брезгал никакими средствами. Умел пользоваться Витте и нашими учеными силами, как по существу в отношении наиболее полного освещения разрабатываемых им вопросов, так и в целях авторитетного для общества доказательства правильности проводимой им политики». Вместе с тем В.И. Гурко признавал, что «блестящее осуществление и организация всего крупнейшего дела винной монополии – все это плод усиленной работы СЮ. Витте»96.
93
Лопухин А.А. Отрывки из воспоминаний. По поводу «Воспоминаний» графа С.Ю. Витте… С. 60–65.
94
Струве П.Б. Граф С.Ю. Витте. Опыт характеристики // Patriotica. Россия. Родина. Чужбина. СПб., 2000. С. 183.
95
Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания. М., 1992. Т. 1. С. 88–89.
96
Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого // Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника. М.: НЛО, 2000. С. 49.