Страница 33 из 49
— Ты просто рок-звезда, Костян.
У костра все засмеялись, но Ивановой веселее не стало. Она на автопилоте порылась в рюкзаке, сбегала почистить зубы к умывальнику-бутылке, сняла обувь, переоделась в мягкие треники и майку для сна, залезла в спальник. В Костин спальник. Возиться со своим она не хотела, понимая, что глупо обособляться. Но все же девушка трусливо надеялась, что Коса не скоро отпустят, и он не станет приставать к ней спящей. Зря.
Буквально через десять минут Бирюков начал возиться у палатки. Марина прикинулась, что заснула. Он тоже прогулялся к умывальнику, а потом залез внутрь, светя тусклым фонариком.
— Спишь, солнце? — тихо поинтересовался Кос.
— Нет, притворяюсь.
— Я так и думал.
Он залез к ней, и Марина с легким волнением осознала, что из одежды на нем только трусы и майка.
— Ай, ай, — взвизгнула она, чувствуя, как холодные ладони пробираются ей под пижаму.
— Погрей, я замерз, — выдохнул Кос ей в губы, прежде чем накрыть их своими.
Девушка ответила на поцелуй, ойкая и вздрагивая от холодных прикосновений. Но ведь он согревал ее вчера, и Марина посчитала своим долгом оказать любезность в ответ. Она не сопротивлялась, когда Костя потянул вверх ее майку и вниз штанишки, не возражала, пока ладони становились из холодных прохладными, теплыми и наконец горячими. Ей было так хорошо, так приятно отдавать свое тепло, накаляться в ответ на чувственные поглаживания, растирания, распаляться от поцелуев, задыхаться от возбуждения. Костины губы блуждали по ее телу вслед за руками. Лаская, вспоминая ее кожу на вкус, ее изгибы наощупь.
— Ты похудела, — проговорил он, подминая девушку по себя, нависая сверху. — Такая худенькая стала.
— Боишься раздавить? — чуть улыбнулась Марина.
— Немного. Постараюсь осторожно.
Кос не прекращал ласкать ее, его дыхание сбилось, боксеры натянулись, и он все настойчивее прижимался своим возбуждением к Маринкиному паху. И тут в ней последний раз колыхнулось сомнение.
— Костя, нет… — отвернулась она от его поцелуя.
— Не говори мне нет, солнце, — прохрипел Кос, ища ее рот в темноте, попадая губами в шею, щеки, нос. — Я так скучал по тебе. Не отпущу больше никуда.
— Я не могу. Ты не можешь. Кристина…
Костя замер, прекращая попытки завладеть ее губами. Марина упиралась ладонями ему в грудь, чувствуя, как в одночасье напряглись все его мышцы под ее пальцами.
— Мы дважды занимались с тобой сексом. Так? — уточнил и одновременно напомнил он стальным голосом.
— Так, — кивнула девушка, полагая, что глупо отрицать правду.
— Ты, кажется, тогда была замужем, правильно? — продолжил он тем же тоном.
— Правильно, — она зажмурилась, чувствуя себя лицемеркой.
— Я хоть раз напомнил тебе о твоем муже? Когда ты сама целовала меня. Когда говорила, что хочешь меня. Когда стонала, признаваясь, что тебе безумно хорошо со мной, — зло шептал Костя.
— Нет, — выдохнула Марина, закрыв глаза руками, борясь со слезами изо всех сил.
— Я надеялся, ты окажешь мне ответную любезность, — выплюнул он, скатываясь в сторону, раскрывая спальник, включая фонарик. — Очевидно зря.
— Куда ты? — пискнула Марина, разглядев сквозь пальцы, как он одевается.
— Курить, — рявкнул Кос и вылез из палатки.
Она услышала удаляющиеся шаги и закусила губу изо всех сил. Лежа одна в нагретом ими обоими спальнике, Марина отчаянно пыталась понять себя, свои желания, свои пределы. Тогда, после корпоративки, ей не мешала Костина девушка, ведь она так отчаянно нуждалась в его поцелуях, его ласках, сексе с ним. И похоже, что у Кости с Кристиной сейчас тоже не все гладко, если в данный момент она, а не Малинина, греет замерзшего Бирюкова. Если он нуждается сейчас именно в ней.
Марина стала рыскать по палатке в поиске своих вещей, но остановилась, услышав голоса. Митька желал спокойной ночи Тимофеевым, чья палатка тоже была недалеко от них. Шаги, шорох, снова шаги. Глухой звук, словно что-то ударилось об дерево. Шаги и шорох прямо возле их палатки. Легкий запах табака.
— Кос, ты чего тут делаешь? — Митька.
— Курю, не видишь?
— Вижу.
— Чего ж спрашиваешь?
— Вдруг ты глюк.
— Иди в жопу, Мит.
— Я лучше спать. В жопе, кажется, уже занято. Тобой, — хохотнул Токарев.
— Мудак, — почти беззвучно ругнулся Костик под аккомпанемент чирканья зажигалки.
Марина наконец нашарила майку, решив не терять время, она запахнула одеяло, сунула ноги в ботинки, вышла на улицу.
В стороне догорал костер, у которого сидели лишь несколько самых стойких. Костик курил, привалившись к дереву, отпивая вина из пластикового стаканчика. Девушка присела рядом с ним на корточки, тихо позвала:
— Пойдем спать.
— Не хочу спать, — мотнул головой Бирюков, отчаянно стараясь не пересекаться ней взглядом.
— Тогда просто пойдем в палатку, пожалуйста.
Кос опять упрямо мотнул головой.
— Не хочу.
Марина забрала у него стакан, хлебнула, забрала и сигарету, которую затушила в вине. Она раскрыла одеяло, уселась верхом на Костю, укутывая их обоих, целуя его пьяные губы со вкусом дыма.
— Марииииш, — заскулил он не в силах сопротивляться ее близости, теплу, поцелуям.
— Пойдем, — снова позвала она, — Мне холодно без тебя.
Кос послушно встал за ней следом, нырнул в палатку, а потом и в еще теплый спальник. Он не возражал, когда Марина сняла майку с него, с себя, не сопротивлялся, пока она тянула вниз его штаны, не отодвинулся, когда она прильнула к нему. Но и не делал движений навстречу. Иванова понимала, что должна извиниться, но чисто женская упертость не позволяла ей признать собственную неправоту. Она все искала лазейки, подходящие слова, но, в конце концов, только придумала сказать:
— Я ушла от Стаса после того, как мы переспали. Утром.
Это слабо, но смахивало на оправдание и извинение одновременно.
— Я догадывался, что так оно и было, — ответил Костя через несколько секунд томительной тишины, еще немного помолчал и добавил: — Тебе станет легче, если я скажу, что расстанусь с Кристиной, как только вернусь?
Марина открыла рот, глотнула воздуха, закрыла рот и опять уронила челюсть.
— Ты не должен, — выпалила она. — В смысле… Я не знаю. Это не обязательно. Наверное…
— Я уж сам разберусь, что должен, а что нет, окей?
Марина кивнула ему в грудь, потерлась носом о кожу на шее. «Действительно, разберется сам», — подумала девушка, погладив пальчиками мягкие волоски на торсе. Она скользнула руками ниже к животу, вернулась вверх, растирая плечи и спину, и прошептала:
— Я тоже очень скучала.
Она прижалась губами к плоскому соску, лизнула, прикусила, вырвав у Кости из горла тихий стон.
— Чертовки злюсь на тебя, — оповестил Костя, но при этом наконец положил руку ей на талию, чуть сжимая, притягивая ближе.
— Знаю, я сама на себя злюсь.
— Марин, — Бирюков погладил ее большим пальцем по щеке, — поцелуй меня.
И она поцеловала. Извиняясь и отдаваясь. Марина легла на спину, утягивая Костю за собой, чтобы он снова был сверху, чтобы продолжил с того места, где она так глупо прервала его. Она целовала, лаская его рот томно и сладко, нежно и трепетно, страстно и ласково. И получала от этого колоссальное удовольствие. Ее руки порхали по широким плечам, гладили спину, а бедра стремились навстречу, вперед, выше и вверх.
— Хочу тебя, Кос. Так хочу тебя, — шептала девушка, нетерпеливо потираясь об него, стаскивая боксеры, приподнимая попку, чтобы он избавил ее от трусиков.
— Солнышко мое, — только и прохрипел Бирюков, проникая в нее резкими нетерпеливыми толчками.
Марина вскрикнула, и тут же ее рот попал в плен поцелуя.
— Тише, девочка, тише, — взмолился Костя ей в губы, хотя сам едва сдерживал громкие стоны. — В палатке такая хреновая звукоизоляция. Можно сказать, никакая.
Иванова не сдержалась, хихикнула:
— Не все ж Токареву белок распугивать своим храпом.
— Застебут утром до смерти. Тот же Токарев, — пообещал Костя, тоже улыбаясь. — Мне то пофиг, я за тебя волнуюсь.