Выродок

Впрочем, они очень заняты. Посреди зала пляшут несколько человек, и среди них костром вспыхивает оранжевая рубашка Джанкоя. От топота сапог столы и лавки ощутимо подпрыгивают. За кругом танцующих, у дальней стены, за отдельным столом расположились московит в одежде побогаче и девушка. У нее огненно-рыжие волосы, легкие, вьющиеся, летучие, и синие глаза. По любым стандартам красоты она почти великолепна, вот только выражение лица сводит на нет всю прелесть. Рыжая злится. Очень сильно злится. На обращенную к ней речь явно хамит, и, наконец, отвешивает здоровяку пощечину. Впрочем, тот успевает перехватить драчливую руку и смеется. На самом деле, вполне нормальный элемент общения там, откуда я пришел…

Танец кончается. Круг рассыпается, и Черный дракон, подойдя к музыкантам, что-то им тихо втолковывает. Отбирает у одного нечто с порядочным количеством струн, медленно перебирает их, заставляя сталь горько плакать. Трактир замолкает.

- Вечер… рассыпает звезды по небу,

Город зажигают фонари…

Мне с тобой умчаться далью-полюшком,

На рассвете сгинуть дымкой солнечной,

Раз уж сердце заживо горит.

В поле ветер, кони длинногривые,

Доспевает золотой закат,

Облака легли морскими рифами,

Заплелись слова сплошными рифмами,

Увезу и не верну назад.

Похоже – по крошечным заминкам и паузам, что Джанкой складывает песню по ходу.

- Я к ногам сложу дороги дальние,

В косы самоцветы заплету,

Чтоб легенда, чудное предание,

Счастья синеглазого создание,

Воплотило в жизнь мою мечту…

Люди кричат и хлопают, стучат ногами об пол. Отзвук голоса все еще кружит по залу птицей.

- Для нее пел? – весело спрашивает командир Стервятников, и треплет рыжую по плечу, подчеркнуто не замечая, как от него отодвигаются.

- Не удержался, - скалит зубы Черный Дракон. – Прости, если чем обидел, добрый человек.

- Не обидел. Кобыла хороша, спору нет, только норов у нее длинней хвоста. Объездить сумеешь?

- Была бы кобыла, а за объездить дело не станет…

- А ну, покажи мастерство! Клянусь Сквизом и всеми его фальшивыми игральными костями, если эта стерва с тобой от души спляшет – бери ее и вези, куда хочешь!

- Ты сказал – я услышал! Слово московита крепче его лба!

- Слово мое крепкое!

Девушка чисто по-собачьи морщит нос, словно собирается кусаться.

Ромал медленно и преувеличенно вежливо опускается на колено рядом с ее краем стола, протягивает руку ладонью вверх. Девушка бьет, с таким расчетом, чтобы эту ладонь покалечить об край стола. Разумеется, Джанкой отдергивает руку, а гулкий удар разносится по всему помещению. Тут же появляется вторая рука, новый удар и промах, новый хлопок, и Джанкой продолжая ритм вгоняет перед ней в стол недлинный широкий нож. Девушка выхватывает его, взвивается из-за стола, и ее шаги сами собой вплетаются в начало мелодии, которую тут же, пока тихонько, подхватывает оркестр. Рыжая с ножом преследует ромала между столов, а тот пляшет, уклоняется, делает вид, что старается схватить руку с ножом, и при всем этом ухитряется ступать в такт сложнейшей плясовой. Зрители в совершенном восторге подвывают по волчьи, пока, наконец, Джанкой не делает резкого рывка вперед. Доли секунды, и задыхающаяся от злости пленница стоит к нему спиной, сжатая в крепком объятии и связанная собственными, заведенными за спину руками. Музыка умолкает.

- Ну что? сплясала?!

- Сплясала!! – дружно ревут Стервятники.

- От души?!

- От души! – сквозь хохот выдыхает командир. – Ох, ромала-ромала, как не на кривой козе объедет, так на одноногом хряке! Никогда не видел, чтоб с таким огоньком плясала рыжая, разве что когда ее в бою брал… Забирай, пройдоха, твоя кобыла!

- Спасибо, господин хороший. За такую кобылу – последние сапоги отдать не жалко!

- Да не нужны мне твои сапоги! Веди, объезжай!

Девушка пытается, запрокинув голову, ударить своего мучителя в лицо, но не достает. Джанкой, толкая ее впереди себя, выводит злобный выигрыш из трактира. Я выжидаю пару минут, но московиты только увлеченно обсуждают хитрого ромала и в погоню не собираются, так что можно спокойно уходить. Догнать странную пару не составляет труда – в ближайшем пустынном проулке хорошо слышны шаги и голос рыжей.

- Будь ты проклят, чумное отродье!

- Ага. Отродье. Чумное… А теперь слушай меня, псина, - в голосе Джанкоя прорывается рычание. – Я знаю, кто ты. Знаю, что поделывала раньше, вместе со своей проклятой стаей, и не посмотрев ни на задницу, ни на глазки, пущу в дело нож. А теперь иди смирно, куда ведут.

Интересно… За что Джанкой ее так не любит?

Видимо, девушка понимает, в чьи руки угодила, потому что до самых ворот особняка больше не трепыхается.

Ворота открывает Лавир, среднего роста, тощий, темноволосый и смуглый человек. На пленницу он не обращает ровно никакого внимания, Джанкою кивает, меня впускает без колебаний.

Мне Джанкой тоже кивает, оглядываясь через плечо.

- Вышло?

Я хлопаю по кобуре с излучателем. Поднимаюсь следом за ромалом и его добычей в комнату с пятью дверями. Там вдоль окна прохаживается Фленн, а Хель за столом под его диктовку что-то царапает на пергаменте.

На самом входе Джанкой подставляет рыжей подножку и швыряет на ковер, к сапогам магистра, так, что девушка все-таки достает до пола лицом. Сам он остается у двери, так что пройти глубже мне удастся, только обойдя или подвинув живую преграду.

Рыжая приподнимается на локтях и застывает, как странная статуя.

- Спасибо, Джанкой. Хочешь присутствовать при беседе?

- Если вы не против мессир, я лучше удалюсь. Если нужна моя помощь, разумеется, останусь…

- Не думаю, что помощь понадобится, - тяжело и без радости звучит голос Фленна. – Можешь идти. Баском… если ты не слишком занят, останься.

Я пропускаю ромала, вхожу и закрываю за собой дверь.

- Итак… Сканди Нанкенсен, дочь отважных и истинно-благородных людей, первого рыцаря Империи и…

- Неправда, - огрызается девушка, глядя в ковер на полу. – Это все низость и сплетни. Отец никогда не изменял маме, ни единого раза. И она об этом знала.

- Говоря слово «рыцарь», я имею в виду именно то, что говорю, - холодно отвечает Дракон. – И меньше всего склонен играть словами, облекая в них память о погибшем собрате.

Сканди Нанкенсен вздрагивает, и словно сжимается.

- Знаменосец ордена Пса в личном отряде Адаза Промпа, магистра ордена. Знаменосец одного из предателей и мятежников, вместе с Волками выступивших против законного правителя. Знаменосец человека, оборвавшего жизнь ее же собственных родителей.

========== Право выбора ==========

- А-а, вот оно как, - раздумчиво тянет девушка. – Вот почему ты приказал своему чернокожему вору меня привести… Месть в память былых соратников… Что ж, убивай. Мне есть, что сказать им по ту сторону Огненной реки.

- Можешь сперва изложить свои аргументы мне.

- Могу и тебе, не велика беда. Да, я служила ордену Пса. В который ушла, между прочим, не без особых на то причин, главной из которых была привычка магистра Нанкенсена держать меня при руке, но подальше от настоящего дела. Более того, я, как уже давно трубит молва, делила с магистром-Псом и знамя, и ложе.

Фленн промолчал.

- Когда началось восстание, в Лондре меня не было. Я узнала, что пали мои родители, когда…

- Продолжай.

Напряжение в комнате однозначно достигало апогея.

- Когда большой отряд ордена Дракона напал на мой, ни говоря ни полслова. Я готова поклясться тронами богов, Май – они напали первыми. Мы защищались. Мы хорошо защищались, и единственный воин, оставшийся в живых, в лицо проклял меня и назвал отцеубийцей. Твои Драконы никогда не просили пощады. Да, я не сумела удержать чувства в узде. Я убила раненого, и помчалась в Лондру. Я опоздала.

Сканди снова замолчала и, не дождавшись ни слова, заговорила опять.