Ситтин

— Кто тебя красил? Сам?

— Нет, парень один, Энди. Он там всех красил.

— Серьезная игра, раз грим.

— Только эльфов, — Грен покачал головой.

Туу-Тикки отпустила его и отплыла на середину бассейна. Ее собранные в пучок под затылком волосы украшали цветы. Кроме цветов в волосах, на ней не было ничего.

— И каково тебе было быть эльфом? — засмеялась она.

Грен присел, окунаясь по подбородок, оттолкнулся от дна и поплыл к ней. Доплыл, завис в плотной прозрачной воде.

— Я был эльфийским менестрелем. Зачаровывал шерифа и его войско, поднимал в бой вольных стрелков, исцелял музыкой раненых. Кажется, под меня переписали часть правил в последний момент.

— Ничего, что арфа была в чехле?

— Я завернул ее в плащ, так правильнее. Ты прости, что я так поздно — я еще играл после, пока все собирали лагерь.

— Отмазался от уборки, значит?

— Можно и так сказать. Гинко ушел, ты знаешь?

— На Клеа?

— Нет, кажется, к леди Наари.

— Значит, до утра не придет. Он устал здесь.

— Устал отдыхать? — не понял Грен.

— Ну да. Слишком долгий отдых деятельного человека утомляет. Он же почти здоров. Ты поплаваешь еще или пойдем ужинать?

— Я не голоден, — Грен попробовал пожать плечами в воде и едва не ушел с головой. Вынырнул, отплевываясь, и спросил: — Краска потекла?

— Нет, она на жировой основе. Тебе не мешает?

— Немного. У тебя найдется, чем смыть? Я заигрался, не сообразил спросить там.

— Найдем.

Туу-Тикки снова поцеловала его и поплыла к лесенке. Пока она плыла, кто-то из духов выставил на столике несколько флакончиков и коробочек.

— Вылезай, — сказала Туу-Тикки, заматываясь в свой халат, — будем тебя отмывать… менестрель.

Грен поплескался и вылез из воды. Постоял, ладонями сгоняя воду с тела, тоже надел халат.

— Мне садиться? — спросил он.

— Садись.

Он сел, и Туу-Тикки устроилась у него на коленях. Откупорила флакончик, налила густую белесую жидкость на ватный диск. Запахло медом и миндалем.

— Закрой глаза, — велела она.

Грен послушался, чувствуя прохладное прикосновение.

Умывала его Туу-Тикки долго — грим накладывали в несколько слоев, плюс основа под него. Наконец она сказала:

— Все. Не трогай лицо руками, пусть крем впитается.

Она так и сидела верхом на его коленях, а потом извернулась, прижалась, спряталась в его объятьях.

— Ты бы хотела ездить на игры? — спросил он. — Сезон в самом начале. Следующая игра в июне. Индейцы и первопоселенцы, все такое.

— Ну, это уже скорее реконструкция, нет?

— Я читал сценарий — многовато мистики для реконструкторов.

— Поедешь индейцем?

— Ага. Так как, ты бы хотела?

— Неа, — она помотала головой, лепестки мазнули по его плечу. — Не моя трава. И потом, у меня музыка, не хочу распыляться. И гости.

— Гинко скоро уйдет.

— Так придут новые. Мне не по себе надолго уезжать — я уеду, а кто-то придет, и ему будет нужна срочная помощь, а никого нет…

— Я понял. Ты просто очень ответственно относишься к своей работе.

— При такой-то зарплате! Кстати, а где ты аутентичный индейский прикид возмешь?

— Я уже заказал. Есть ролевые мастера.

— Еще до этой игры?

— Ну да. И меня звали на конвент в октябре. Правда, он будет в Сиэтле. Обещали сцену, буду играть.

— Вот и славно, — она потерлась щекой о его подбородок. — Тебе денег на игры хватает? Взносы, прикиды?

— Мне все равно больше не на что их тратить, — улыбнулся он. — Как твое рукоделие?

— Простаивает большей частью. Руки от гитары так устают, что не могу заставить себя взяться за спицы. Только на посиделках вяжу. Да для Гинко свитер связала вот.

— Уже хорошо. Пойдем в дом. Ты ужинала?

— А ты?

— Нет.

— Ну тогда посижу с тобой за компанию.

Гинко вернулся на следующий день к полудню. С ним были два черно-красных, не очень больших по сравнению с Каем, местами чешуйчатых пса. Светло-карие глаза собак смотрели настороженно. Кай подошел обнюхаться с ними.

— Гинко! — окликнула его Туу-Тикки. — Представь мне своих спутников.

— Сьер! — назвался правый пес.

— Стэнли, — помахал хвостом левый.

С двумя глазами — оба нефритово-зеленые, с короткими черными ресницами — Гинко выглядел непривычно.

— С вашего позволения, я пойду, — сказал он.

— Прямо сегодня? — удивилась Туу-Тикки.

— Да. Я непозволительно долго засиделся на одном месте.

— Ты бы засиделся и дольше, если бы не Первый Дом, — напомнил ему Грен. — Я тебя провожу. Вас. Твой рюкзак собран?

— Давно, — коротко ответил Гинко. — Я готов. Мы можем идти сейчас?

Его снедало нетерпение. Дорожник, он истосковался по Дороге, и это звенело в воздухе, смешиваясь с жадным любопытством Сьера и Стэнли.

— Полчаса, — сказала Туу-Тикки. — Гинко, я соберу тебе еды с собой. И приходи к нам еще — просто зиму перезимовать, что ли. Грен, тебя когда ждать?

— К вечеру, я думаю. Я ненадолго.

Туу-Тикки упаковала в плотно набитый рюкзак Гинко давно собранные припасы, заварила напоследок чаю, порезала сыра для собак. Сьер и Стэнли раньше не пробовали сыра и очень заинтересовались. Огорчились, узнав, что точно такого сыра в Ямато не будет. Попробовали тофу и расчихались.

Чай пили не торопясь. Кай, похоже, что-то втолковывал молодым псам, а Гинко, Туу-Тикки и Грен молчали.

— Я положила тебе чаю, — сказала Туу-Тикки наконец.

— Благодарю, — наклонил голову Гинко. — Моя благодарность вам за вашу заботу и помощь неизмерима. Это благословение богов, что ваш дом есть.

— Это благословение Первого Дома, — улыбнулся Грен.

— А разве они не боги? — серьезно спросил Гинко.

— Для кого-то, может, и боги. Как твоя рука?

— Как и не была сломана. И прочие кости тоже. Мне пора.

— Да, — согласился Грен, отставляя чашку.

— Доброй Дороги, — пожелала Туу-Тикки. — Безопасного пути.

========== 16 ==========

Календарное лето началось с жары — который день столбик уличного термометра упорно показывал больше тридцати пяти градусов по Цельсию в тени. Жару немного облегчал постоянный ветер, обдувавший холм, и сильно помогали чары. По вечерам сад благоухал всеми цветами разом и влажной землей — Туу-Тикки поливала клумбы каждый день. Самое забавное, что в городе, у бухты, было намного прохладнее. По утрам Грен пил свой чай и наблюдал, как туман, переваливая через холм, медленной белой лавой течет в долину. Туу-Тикки делила свое время между бассейном, садом и гитарой, но совсем забросила вязание, а читала только в постели перед сном — главным образом вслух. Грену нравилось. Они уже осилили «Сказание о Меджекивисе» и приступили к «Ловушке для снов».

Гостей не было с тех пор, как ушел Гинко. Грен беспокоился за него — чуть-чуть. Те два месяца, что мушиши провел в ситтине, изменили его, и Грен опасался, что Гинко, и так провоцирующий ксенофобию одним своим видом, стал совсем чужим в Ямато. Туу-Тикки утешала его, говоря, что два месяца — это слишком мало для того, чтобы совсем отвыкнуть от родной земли, что Гинко слишком тесно связан со своей страной и что все будет хорошо.

Грен совсем уже поверил, что лето выдастся «пустым», когда поздним утром во дворе зафыркал байк. Грен вышел на крыльцо, чтобы посмотреть, кто приехал. Он заранее знал, что это не Эшу и Дани — их байки звучали совершенно иначе. И правда, во дворе стоял легкий спортивный байк, а с него слезали двое совершенно незнакомых парней. Тот, что ехал сзади, был постарше — невысокий, сухощавый, в пропыленной одежде и с волосами цвета пыли. Второй, в мотоциклетном комбинезоне с яркими вставками, был еще мельче, но когда он снял шлем, Грен хмыкнул — бело-серебряную масть было сложно не узнать. Парнишка, совсем подросток, махнул ему рукой. Кажется, это третий из волкотиков. Как его зовут? Кей что-то там.

— Привет! — сказал Грен.