Смерть и Возрождение

— Это все равно дико, — сказала Эдит. — Вот так, в открытую…

— Они долго, много и упорно боролись за то, чтобы не скрывать свою любовь друг к другу, — сказала Туу-Тикки.

— Мы приехали оттуда, где за однополую любовь мужчин сажают в тюрьму, — напомнил Томас, — а на людях и обычной паре держаться за руки на грани приличий. Для меня это невыносимо.

Эдит тут же взяла его за руку. Сегодня они оба были без перчаток — странно, дико, смутительно.

— Сочувствую тебе, — сказала Туу-Тикки. — Но мир иной и правила иные.

— Не думаю, что я смогу жить тут сколько-нибудь долго, — в голосе Томаса диссонансными скрежещущими нотами слышались его смущение, разочарование и боль, как от вылезшего в сапоге гвоздя.

— Подожди с окончательными суждениями, — Эдит сжала его пальцы. — Мы видели всего десяток кварталов.

Туу-Тикки поймала «зеленую улицу» и минут за десять, не останавливаясь на светофорах, доехала до Золотых Ворот.

— Ой! — воскликнула Эдит. — Что это?

— Мост через бухту, — ответила Туу-Тикки. — Томас, тебе нравится?

Томас прилип к окну, разглядывая ажурную конструкцию, соединяющую два берега — высокие пилоны, стропы-струны. Даже отсюда был виден поток машин, и только по нему можно было понять, насколько велик мост на самом деле.

— Восхитительно, — признал младший Шарп. — Очень дерзкое инженерное решение. А как он переносит бури? Я слышал, в Америке часты ураганы.

— Он стоит уже восемьдесят лет, — сказала Туу-Тикки, — и не требовал иных ремонтов, кроме плановых. Он не боится штормов и ураганов.

— Под ним туман… — задумчиво произнесла Эдит. — Он такой высокий?

— Да, — Туу-Тикки вывела машину на мост. — Он высокий. А еще он поет, слышите?

— Там люди! — удивлённый Томас показал на ближний пилон, по которому действительно карабкались двое мужчин в ярко-оранжевых жилетах, похожие на жуков на ветке.

— Ремонтные рабочие, — сказала Туу-Тикки. — Плановая проверка или что-то еще в этом духе. У меня где-то был фильм про то, как проверяют этот мост.

— Надо будет посмотреть, — решил младший Шарп и снова прилип к окну.

Машину обогнал тяжелый трейлер с языками огня, нарисованными на кабине. Он был огромный, как железнодорожный вагон. Эдит испуганно вздохнула. Пахло морем и автомобилями, вровень с машиной летели крикливые чайки. Эдит казалось, что мост никогда не кончится, но вот уже дорога запетляла между высоких холмов.

— Мы въехали в Окленд, — сообщила Туу-Тикки.

Тут дома были серыми и скучными, как доки в лондонском порту. Томас оглядывался на Золотые Ворота, пока мост не скрылся из виду.

— У меня сложилось впечатление, — задумчиво сказал младший Шарп, — что ваш мир куда быстрее нашего. Быстрый транспорт, люди едят на ходу.

— Да, именно так, — согласилась Туу-Тикки. — Но при этом, установленный законом рабочий день зачастую короче, заработки выше, личного времени у людей больше.

У нее запиликал мобильник. Она чуть сбавила скорость, взяла телефон и начала говорить.

— Да. Мяушки. Как вы там? Ну вы быстро. Ага. Ну, сам решай. У, печально. Ты ему выдай сам в том же объеме, а потом он отдаст тебе из своих. Люблю тебя.

Томас посмотрел на жену, улыбнулся ей.

— Ты не устала? Мы так быстро едем.

— Нет, — покачала головой Эдит. — Наоборот, это здорово. Вот когда мы с тобой ехали от железнодорожной станции в Алердэйл-Холл, я устала. Было медленно.

— А для меня всё слишком быстро мелькает, не успеваю рассмотреть. Хотя верхом мы бы, верно, весь день добирались до электростанции?

— Сколько я помню, — начала объяснять Туу-Тикки, — скорость лошади около пяти миль в час. Нам надо проехать около ста двадцати миль. Это два часа на автомобиле. Вот и считайте.

Эдит задумалась.

— Получается, сутки дороги без перерыва? То есть… — она начала загибать пальцы. — Четверо суток? Потому что больше восьми часов в день все равно никто не едет, лошади устают. Это и правда какая-то безумная скорость!

Томас только покачал головой. Мистер Эккенер предупреждал, что ему предстоит узнать много шокирующего, но чтобы столько… Младшему Шарпу всегда нравилась техника, он ездил смотреть Хрустальный дворец, постренный к Всемирной выставке 1851 года, ему нравились автомобили и пароходы. Но здесь всё было слишком — слишком быстро, слишком много, слишком ярко. Томас вздохнул и откинулся на спинку сиденья.

Окленд Эдит не слишком заинтересовал. Но когда машина выехала из города в лес, Эдит ахнула от восторга. Она ни разу в жизни не была в настоящем лесу. Эдит родилась и выросла в городе, и бывала только в городах. Багровый пик был самым безлюдным поселением в ее жизни, но и там не было лесов.

— Томас, смотри! — воскликнула она. — Какие деревья!

— Большие? — улыбнулся младший Шарп.

Он бывал в знаменитых Ноттингемском и Арденнском лесах, видел леса, пока путешествовал по Испании и Америке.

— Да. Так здорово! Туу-Тикки, а вокруг станции есть лес?

— Да, на берегах водохранилища, — сказала Туу-Тикки. — Если хотите пить, есть вода.

— Миссис Шук, а на вас тоже вуаль? — спросил Томас, — Вы ведь тоже отличаетесь от людей.

— Заклятье от Эшу, — сказала Туу-Тикки. — Оно на этих темных очках. Я сама не умею окутываться вуалью, к тому же, это и неудобно — когда я в городе, я часто общаюсь с людьми. Но в этих очках меня воспринимают как обычного человека. Правда, я не старею… Надо будет спросить Эшу, как воспринимается мой возраст.

— А сколько тебе лет? — с любопытством спросила Эдит. — Прости за такой неприличный вопрос.

— Сорок семь, — улыбнулась Туу-Тикки.

Эдит в испуге прикрыла рот ладонью. В ее понимании, сорок семь лет уже были старостью.

— Это потому, что ты сидхе? — спросила она. — Ну, ты не стареешь.

— Да, я думаю, — согласилась Туу-Тикки.

— Сэр Эдвард сказал, что женился в двести, — вспомнил Томас, — интересно, сколько мы проживём?

— Грен говорил, что средний срок жизни чистокровных сидхе — от шестисот до тысячи лет, — Туу-Тикки покачала головой. — Но мы все полукровки, так что не знаю.

— Сколько вопросов без ответов, — пробормотал Томас. — Интересно, а почему нельзя смотреть людям в глаза и заговаривать с ними?

— Вуаль слетит, — объяснила Туу-Тикки.

Она свернула с приморской трассы на восток, к горам.

— Уже недолго, — пообещала она. — Успеваем к полудню.

Уставший от впечатлений Томас вопросов больше не задавал, просто сидел и рассеянно смотрел в окно. К полудню они действительно успели — поблескивающую под солнцем плотину электростанции было видно издалека, о приближении к ней предупреждали плакаты у дороги. А потом стало слышно, как рокочет и жалуется пленённая река.

Туу-Тикки поставила машину на наполовину заполненной стоянке, взяла сумочку из тисненой кожи, подождала своих пассажиров.

У главного входа уже собиралась группа экскурсантов — в основном младшие подростки в яркой пестрой одежде. Тут и там надо ними возвышались родители, в основном отцы. К облегчению Туу-Тикки, ее знакомых тут не оказалось.

Томас выбрался из машины, помог выбраться Эдит. Завертел головой, оглядываясь. У него было очень странное ощущение большой мощи совсем рядом, не доброй и не злой, опасной, но равнодушной. Младший Шарп не мог понять, что это.

— Какая она огромная, — Эдит окинула взглядом здания электростанции. Земля под ее ногами слабо вибрировала.

— Добрый день! — звонкий сильный голос высокой негритянки в комбинезоне и ярко-желтой каске перекрывал все шумы. — Рада приветствовать вас на главной ГРЭС Северной Калифорнии. Меня зовут Софи Митчелл, я ведущий инженер этой электростанции и сегодня расскажу вам про нее и отвечу на вопросы. Предупреждаю: никому не заходить за полосатые ограждения! Всем надеть каски и жилеты!

На входе в здание и правда выдавали оранжевые жилеты и такие же каски. Туу-Тикки помогла Эдит надеть их, подтянула ремешки.

— Зачем это? — тихо спросила Эдит.

— Для безопасности. И чтобы мы помнили, что электростанция — место повышенной опасности.