Смерть и Возрождение

========== 17 ==========

Туу-Тикки и Грен лежали в постели, обнявшись.

— Кто завтра Оуэна в школу повезет? — спросил Грен.

— Давай ты, — отозвалась она. — Если у тебя нет других планов.

— Только арфа и парк.

— Работу еще не предлагают?

Грен улыбнулся.

— Не смеют вмешиваться, когда я играю. Надо будет попробовать большую арфу взять.

— А ей это не повредит?

— Не должно. Просто тяжелая она. Тебя что-то тревожит?

Туу-Тикки помолчала и призналась:

— Плюшевая Кошка меня тревожит. Что-то с ней не так, и сильно не так.

— Помимо того, что у нее не осталось в живых ни одного родственника?

Туу-Тикки вздохнула.

— Мне кажется, я все время об этом забываю, — призналась она.

— Забываешь? Отчего?

— Ну… если бы я узнала о смерти своих родных, меня бы это вообще не задело. Я, кстати, и не в курсе, живы ли они, и мне неинтересно.

— Ты никогда о них не рассказываешь, — укорил Грен.

Туу-Тикки начала наматывать на палец прядь его волос.

— Мы слишком долго не общались. Я слишком хорошо терапирована. Из дома меня выставили в шестнадцать, к психологу я пошла в двадцать шесть… Чужие люди. Расскажу при случае… но это довольно противная история.

Грен поцеловал ее в лоб.

— Значит, Кошка была привязана к матери, а ты не можешь этого осознать?

— Я думаю, там были более сложные отношения. И к психологу Кошка не ходила никогда, мы с ней дружим с тех пор, как она после института пришла в библиотеку.

— Так ты работала в библиотеке?

— Да, некоторое время. Потом ушла — там слишком мало платили, а у меня не было своего жилья в Москве. В библиотеке на аренду не заработать. Но, боюсь, с Кошкой дело не только в смерти матери. Она держалась, пока не пришла сюда, а здесь… Ты почувствовал, как она обиделась, когда ты меня на руки поднял?

— Еще бы! И когда Эшу перекинулся. Знаешь… я могу ошибаться, но мне кажется, что она начала линять. Ну как с вами, ведьмами, бывает.

— Только она не верит, что она ведьма.

— А вот это плохо. Не отпускай ее обратно в Москву.

— Зеркало открыто — она может уйти сама.

— Она не решится пройти сквозь него без тебя или меня, — заметил Грен. — Линька, конечно, дело глубоко личное, но его нельзя переживать в одиночестве.

— У Кошки в Москве работа, — напомнила Туу-Тикки, — а без дела ей сейчас тоже лучше не сидеть. И найти ей занятие у нас в доме я не смогу.

— Ты обязательно что-нибудь придумаешь, — Грен обнял Туу-Тикки покрепче. — Как только у нее будет паспорт, она сможет устроиться на работу уже здесь.

— Она не так хорошо говорит по-английски. Читает и пишет хорошо, а говорит так себе.

— Это не преграда, иначе эмигранты из Китая и Мексики оставались бы без работы.

— Ну не идти же ей уборщицей в клинику!

— Сгодится любая работа, где не надо плотно общаться с людьми, — сказал Грен. — Любой склад.

— Это скучно.

— Тебе скучно, а ей может подойти. Ты не спеши, подумай. И приглядывай за ней.

— Хорошо. А ты играй для нее.

— Обязательно.

Утром Кошка проснулась с намерением уйти домой. От отпуска оставалось еще пара дней, но ей не нравились скачки настроения, случавшиеся в последнее время, и она решила, что в привычной обстановке дома она вернется в норму. Да и большинство ждавших ее дел обитали в Москве. Когда Кошка спустилась в кухню, Туу-Тикки как раз накрывала на стол.

— С добрым утром, — улыбнулась Кошка. — Я хочу сегодня уйти домой. Надо к работе подготовиться, дом в порядок привести. Проведешь меня через зеркало?

Туу-Тикки огорченно посмотрела на Кошку.

— Тебе у нас не нравится? — спросила она. — Дети и все такое? Эшу еще… морда хвостатая ехидная.

— Нет, что ты! — поспешила успокоить ее Кошка. — Если бы мне тут не нравилось, меня бы тут не было. Но… — она на некоторое время замолчала, подбирая слова. — Знаешь, я как-то странно себя чувствую в последние дни. И настроение скачет… Слишком много всего случилось за то время, что я здесь гощу. А мне ж на работу выходить скоро. Вот посижу пару дней в четырех стенах, авось крыша на место встанет. Не обижайся, пожалуйста. Это не из-за вас или детей, или Эшу…

— Ну, Эшу тот еще подарочек, — покачала головой Туу-Тикки. — Это вчера он тихий был. А насчет твоего настроения… — она вздохнула. — Солнышко, это линька.

— Как это — «линька»? — Кошка удивленно уставилась на подругу.

— Ну вот как Раткевич описывала, — объяснила Туу-Тикки. — Помнишь, мы с тобой трилогию меча читали? Сброс старых энергетических структур. И знаешь, я бы тебе советовала лучше взять отпуск за свой счет и спокойно перелинять у нас.

— Ну… не знаю, — с сомнением сказала Кошка. — Там же маги. Люди вряд ли так могут. Но если ты права, то пока были только цветочки. И на кой вам тут живой комок нервов со съехавшей крышей? И как долго это будет продолжаться? А если оно затянется? Да и чтобы отпуск взять, все равно надо на работе появиться — договориться обо всем, заявление написать…

— На самом деле, после сильных потрясений, больших потерь и удачной терапии люди тоже линяют, — возразила Туу-Тикки. — И в таком состоянии тебе лучше не оставаться одной. Лучше ты разбудишь меня три ночи подряд, чем не поспишь их из-за плохих мыслей. Кошка, солнышко, ты мой единственный несетевой друг, понимаешь? Я очень за тебя беспокоюсь. А насчет работы — подумай сама, что лучше: один раз прийти и написать заявление или мучиться каждый день, приходя на работу? Тем более что Маргарита Сергеевна на пенсию не спешит.

Кошка не отвечала. Туу-Тикки была права. Думать, что пара дней в одиночестве сделают все, как было, — по меньшей мере наивно и глупо. Кошка и сама это знала. Может, не с самого утра, но когда спустилась в кухню, уже знала. И сбежать она хотела вовсе не от навалившегося «всего», а от самой себя. Но такой финт еще никому не удавался, и это Кошка тоже знала. И еще она знала, что линька или нет, а к прежней жизни она вернуться не сможет. Значит, всё? Сжигать мосты? И Туу действительно волнуется, переживает… А главное, здесь ей могут помочь. Кошка сама не взялась бы сказать кто, как и чем конкретно, и откуда уверенность в правдивости и правильности этого знания. Она просто чувствовала это.

— Я не хочу туда возвращаться, — тихо произнесла Кошка. Она говорила не о своем доме и не о Москве, скорее о работе и жизни в целом. Но Туу поняла ее правильно.

— Значит, не возвращайся, — мягко сказала Туу-Тикки. — Сядем сегодня и выберем мебель тебе в комнату. Я помогу тебе собрать вещи. Коты и цветы уже здесь. Тебе останется только написать заявление об увольнении. Остальное терпит. И не беспокойся о деньгах. Не пока с тебя слазит шкурка. Да, кстати, — встрепенулась она. — У меня же есть бесхозный местный мобильник, я тебе его дам.

— Спасибо, — еще тише сказала Кошка и всхлипнула.

Туу-Тикки подошла к ней и обняла.

— Все будет хорошо, — сказала она. — Все наладится и будет лучше, чем прежде. У нас очень подходящее место для линьки.

Кошка не знала, что за травы стала добавлять в чай Туу-Тикки, но это работало. День прошел спокойно. Как и обещала Туу, они выбрали и заказали мебель для кошкиной комнаты: пара комодов, стеллаж, рабочий стол. Прикроватные тумбочки решили убрать за ненадобностью, да и свободного места так получалось больше. Туу-Тикки по-прежнему сомневалась, стоит ли отпускать Кошку в Москву, но той удалось ее уговорить.

Первым делом Кошка отправилась на работу. Зачем дожидаться конца отпуска, если все равно не планируешь возвращаться к коллегам? С тем, чтобы написать заявление задним числом, проблем действительно не возникло. Но вот к чему она не была готова, так это к реакции коллег. По-тихому ускользнуть не получилось — к сожалению, была в библиотеке традиция, уходя, прощаться со всем коллективом — пришлось запасаться конфетами и тортиками и обходить все отделы. Кошка никому не объясняла причину внезапного ухода, и коллеги дружно решили, что это последствия стресса из-за недавних похорон, приступ депрессии из-за них же, а значит все это глупости, скоро пройдет и нечего «дурью маяться». Одни ее жалели, другие пытались научить жить и подробно рассказывали, что и как она должна делать. Действие волшебного чая Туу закончилось еще на стадии общения с кадровичкой. Купленные по дороге успокоительные помогали не выплескивать все эмоции разом и хоть как-то держаться. Домой пришлось ехать на такси — слез сдержать уже не удавалось, и уж лучше пусть их видит один водитель, чем толпа народу в метро.