Младший

Дэн присмотрелся к Грену и Туу-Тикки. Они тоже изменились. Другой запах — трава, и мох, и морская вода. Другие лица. Не совсем другие, но человеческого в них осталось совсем мало. У Туу-Тикки, кажется, даже уши заострились. И у Грена — тоже. Значит, они все время носят маски? Даже дома, с Дэном? Или это так действует музыка?

Эшу изменился больше всех. Синяя кожа в странных узорах, острые черные когти, алые глаза. Вот так он выглядит на самом деле? Но Эшу шевельнулся, улегся на пол — уже не гуманоид, а огромый черный в синих узорах кот.

Тимур заскулил, прижался к Дэну сильнее. Он явно боялся этого кота. А вот Баста не боялась — подошла, зацепила лапой кончик черного хвоста и принялась ловить его, подергивающийся и нервный.

Дани все играл. Его музыка проникала куда-то под кожу, под ребра, в самую глубину. Огоньки свечей оторвались от фитилей и плавали под потолком, и в то же время оставались на месте.

А потом Дэн почувствовал, как горячо ладоням и кончикам пальцев. Он посмотрел на свои руки. Под кожей словно рдели угли, а потом, с новой мелодией, с новым звуком, на пальцах вспыхнули языки огня — яркие, живые, не обжигающие. Дэн смотрел и смотрел на них, а пламя все пылало. Он сжал ладонь в кулак, потом разжал — и на ладони заплясал сгусток оранжевого огня. Дэн повел рукой вправо, влево. Огонь следовал за ладонью, не причиняя ей вреда, только согревая. Дэн перекинул пламя с ладони на ладонь, слегка подкинул вверх, поймал на кончики пальцев. Это был его огонь. Пламя, рожденное его сущностью.

Глаза защипало. Дэн поморгал, прогоняя слезы с ресниц. Задумался — и пламя стало зеленым, как он и захотел, потом синим, фиолетовым, алым. Дэн играл с огнем в руках, как с мячиком, а Дани все стучал и стучал пальцами по своему странному инструменту.

Эшу перевернулся на спину и замурлыкал во всю мощь. Дэн резко сжал ладони в кулаки, и пламя погасло. Тимур вздохнул с прискуливанием. Дэн подобрался поближе к Эшу, оставив щенка рядом с Греном, и провел ладонью по темно-серому меху на груди и брюхе кота. Тот замурчал еще громче. Дэн гладил и гладил его, наслаждаясь шелковистым теплом. Дани играл. А потом Эшу повернулся — и Дэн оказался в кольце его лап, и это было хорошо. Тепло и уютно. И пламя в ладони вспыхнуло снова — алое и синее, а потом оранжевое. И это было правильно и верно.

Дэн знал, сам не понимая, откуда, что теперь этот огонь всегда с ним. Что он может вызвать его в любое мгновение, чтобы разжечь костер под проливным дождем, или зажечь свечу, если нет спичек, или раздуть угли в горне. Что это его магия, его личная магия — огонь. А еще он знал, что магия Дани — она иная, не огненная. И магия Эшу иная, хотя она и сродни огню. И что Туу-Тикки — не огненная ни разу, ее магия — зеленая жизнь, растения, травы. А Грен — это музыка и только музыка.

Осмыслить все это Дэн собирался позже. Сейчас было важно только текущее, сиюминутное — ощущения и эмоции: вдохновение, подъем, заливающая весь дом радость. Как будто он, Дэн, так долго шел — и пришел наконец к себе самому. Встретился с собой. И это — счастье. Глубокое звучное счастье первого в его жизни Йоля.

Утром Дэн проснулся первым. Йоль или нет — но у него был рабочий день. Лошадям нет дела до предрождественской лихорадки: их нужно кормить, поить, чистить денники, проминать застоявшихся.

В доме пахло догорающими свечами и елкой. В холодильнике стоял контейнер с обедом для Дэна — и когда только Туу-Тикки успела? Вчера был первый вечер здесь, когда она не читала Дэну на ночь. Впрочем, вчера это было и не нужно — он и так был переполнен впечатлениями. Подумать только, он, боевой киборг — химерный геном, машина смерти — оказался фейри, пусть не чистокровным, оказался способным к магии, в которую не верил. Чудо Йольской ночи преобразило его, и с этим собой, новым и неожиданным, он еще не успел свыкнуться.

Дэн выгулял Тимура, но кормить его не стал — не успевал. Погладил Басту, выпил крепкого горячего чаю с бутербродами и остатками сливового пудинга, выкатил из гаража свой непримечательный черный байк и поехал на ранчо.

Ему казалось, что перемены, произошедшие в нем, нельзя не заметить; что волосы у него полыхают языками пламени, как у трусливого охотника из сказки, которую читала Туу-Тикки. Но никто ничего не видел. Лус и Линда приветствовали его, как каждый день; как каждый день, он обменялся парой слов с Гарри; как всю последнюю неделю, пожаловалась на нежелание ехать на Рождество к родителям Мэри.

В обеденный перерыв Дэн смолотил свой ланч и достал из кармана последнее письмо от Вениамина. Он так и не собрался на него ответить и сейчас хотел перечитать — вдруг нахлынет вдохновение? В последние недели Дэн понимал, что ему, в общем-то, не о чем писать ни Лансу, ни Вениамину, ни Теду с Полиной. Их жизни разошлись, и разошлись кардинально. Может, они еще и сойдутся когда — если Дэн будет прокладывать трассу по Дороге для «Космического Мозгоеда». Но это вряд ли. На корабле не осталось дорожников. Хотя, может быть, со временем Ланс… Нет, маловероятно.

«Здравствуй, Денис.

Рад, что у тебя все хорошо. Мне, конечно, непонятно, что произошло с тобой, но, как я понимаю, ты и сам не можешь этого объяснить. И никто не может — я искал данные. Не нашел ничего.

Я только надеюсь, что твои письма — не фейк, и ты правда жив и благополучен. Я проглядел то, что с тобой творилось, уж прости. Мы со Стасом как-то очень сразу поверили твоей маске взрослого, и даже когда на корабле появился Ланс, ни мне, ни ему не ударило в голову, что если Ланс — такое дитя, то и ты вряд ли сильно старше. Ты действительно очень хорошо имитировал взрослого. Ни у меня, ни у Стаса не хватило опыта и знаний, чтобы понять, что это только имитация.

И то сказать — откуда тебе знать, как ведет себя ребенок твоего возраста и с твоим опытом? Смешно признаться — я нашел аналоги только в жизнеописаниях детей–героев Второй мировой войны, а это двадцатый век. После дети не воевали — не считая тебя и таких, как ты.

Иногда нам очень тебя не хватает. Твой тезка, Денис Воронцов, хороший навигатор, но к тому, что пилотом у нас киборг, он относится порою слишком нервно. Хотя Ланс, на мой взгляд, отличный пилот. Стас им тоже доволен. Хотя, конечно, задача «накормить Ланса вкусной и полезной едой» все еще стоит на повестке дня.

Я очень рад, что ты жив. И еще больше рад, что ты счастлив. Честно говоря, после ухода Полины и Теда я опасался, что ты сорвешься. Видимо, недостаточно опасался. Потому что ты сорвался, и никто не уследил — я в первую очередь.

Неважно, где ты, неважно, с кем, неважно, чем ты занят, если это приносит тебе удовольствие. Но если что-то будет не так, хоть в мелочах — пиши. Мы найдем тебя. Мы всегда тебя поддержим. Ты знаешь.

Вениамин».

«Я знаю, — подумал Дэн. — Просто ваша поддержка мне уже не нужна. Я ее перерос».

Он сунул письмо в задний карман комбинезона, подхватил вилы и отправился чистить денники.

Вечером собрались за ужином впятером. От Дани и Эшу веяло чем-то знакомым, Дэн никак не мог понять, чем, пока не вспомнил, чем фонили два-три раза в неделю Грен и Туу-Тикки. Секс. Хороший, удовлетворяющий партнеров секс. Дэн не сразу понял, что это и о чем, потому что весь его опыт кричал о том, что в сексе получает удовлетворение только один партнер. Особенно в однополом сексе. Но Туу-Тикки ведь не притворялась, ей и правда было очень хорошо, когда она спускалась сверху, расслабленная, пахнущая Греном. И не притворялись Эшу и Дани.

Дэн не смог определить, кто из них был сверху — запахи смешались, а довольные сытые лица были у обоих. Дани сменил водолазку на клетчатую рубашку, Эшу так и остался в своем странном черно-зелено-золотом. А Дани только снял цепочку. Весь ужин Дэн рассматривал его кольца — странные, узорчатые, ажурные.

— Кастет, — объяснил Дани, поймал взгляд Дэна. — Их удобно использовать как кастет. А браслеты не позволяют вцепиться зубами в запястье.