Младший

— Со всеми киборгами, с которыми ты работал? — уточнил Дэн.

— Да. Так что прими удобную позу… и я ее приму.

Эндрю положил трубку на столик, скинул сапоги, продемонстрировав разные носки — один сине-белый полосатый, а другой оранжево-коричневый в ромбах — и вытянулся на втором диване, который стоял спинка к спинке с первым. Дэн растерянно поглядел на мага, потом на Грена и Туу-Тикки, которые сели по обе стороны от него. Вздохнул, погладил кошку и начал смотреть в огонь.

Сначала, довольно долго, ничего не происходило. Дэн и Грен смотрели в огонь, Туу-Тикки курила, покачивая ногой. Дэн размышлял о том, зачем она каждый день меняет цвет ногтей на руках и ногах — сегодня они были золотистыми, под цвет кружевной оборки зеленого платья. А потом на него нахлынул скручивающий внутренности, парализующий страх. Заколотилось сердце, подскакивая к горлу, дыхание стало частым и поверхностным, кожа похолодела, на ней выступила испарина, диафрагма болезненно сжалась. Система разразилась градом сообщений о повышении уровня адреналина и кортизона, о повышенном артериальном давлении, Дэн даже читать их не успевал, не то что реагировать. Грен немедленно сел ближе, обнял Дэна за плечи.

— Это уже прошло, — мягко сказал он. — Просто дыши, медленно и глубоко.

Дышать было сложно. Хотелось убежать, забиться куда-нибудь в укромное место. Но Грен и Туу-Тикки были рядом, система сообщала о полном отсутствии опасности для жизни, и Дэн понемногу успокоился. Он вытел влажные ладони о джинсы — и тут пришли гнев и ярость, вместе, как алое марево, застившее глаза.

Сначала Дэн матерился про себя. Потом — вслух, но тихо, от души повторяя весь тот набор обсценной лексики, которым обзавелся за свои восемь лет. Потом он не выдержал, вскочил на ноги, сжав кулаки, и принялся орать так, что в панорамных окнах гудели стекла, и топать. Ему хотелось ударить, смять, изуродовать тех, кто над ним издевался, кто не считал человеком, кто насмехался, считая, что киборг никогда не ответит тем же.

Наконец ему стало смешно. Он упал обратно на диван и принялся смеяться, смеяться до слез и боли в животе и ребрах, сам не зная над чем. В голове всплывали все комичные случаи из его жизни — от приказа поцеловать Олега до Ланса, допытывавшегося, зачем зайчики из мультфильма собирают явно ядовитые грибы. Постепенно смех перешел в рыдания. Дэн плакал и плакал, не в силах остановиться, а Туу-Тикки и Грен обнимали его. Туу-Тикки ласково гладила по голове, и Дэн начал подвывать. Все горе, вся обида, печаль и тоска, которым он не давал прорваться, освободились разом и выходили со слезами. Из носа текло, глаза опухли, в горле стоял ком. Туу-Тикки, как ребенку, вытирала ему сопли, и от этого хотелось плакать еще сильнее.

Наконец Дэн обессилел. Нет, он не успокоился, слезы продолжали течь, но он чувствовал себя так, словно вот-вот рассыплется. Внутри было пусто и гулко, ничего не осталось. Дэн неуклюже повернулся и уткнулся лицом Туу-Тикки в подол, а она все гладила и гладила его по голове и плечам.

На соседнем диване зашевелился Эндрю. Грен накрыл ноги Дэна пледом, хотя в комнате было тепло, и ушел на кухню. Вернулся, неся Эндрю большую чашку кофе.

— Спасибо, — поблагодарил тот. Перегнулся через спинку дивана, глянул на Дэна, вздохнул. — Все, Дэн. Теперь ты свой собственный.

Дэн не отозвался — не было сил.

— Спасибо, Эндрю, — ответила за него Туу-Тикки. — Пирог, я думаю, готов.

— Угу, сейчас очухаюсь и настану на него. Давно я не был в земной ноосфере. Тут еще интереснее, чем раньше. Вы не против, если я упаду у вас на пару дней? Пошуршу тут.

— Конечно, оставайся, — ответил Грен. — Здесь и правда пора навести порядок.

Дэн пришел в себя и отлепился от Туу-Тикки только через пару часов. Эти два часа его ничего не интересовало — ни вкусный запах черничного пирога из кухни, ни Баста, устроившаяся на нем и трогавшая волосы лапой, ни разговоры Эндрю и Грена. Он так и лежал на диване, прижавшись к Туу-Тикки и потихоньку отправляя системные запросы. На первый взгляд все было как обычно: датчики во всех тканях и мышцах по-прежнему сообщали процессору о состоянии тела и у Дэна был доступ к этим данным; он по-прежнему мог управлять работой желёз, вполне осознанно; никуда не делся боевой режим; органическая память тоже была в полном порядке. Дэн на пробу зашел на домашний сервер, запустил на вечно включенном компьютере Туу-Тикки графический редактор, удаленно нарисовал кривого розового крокодила, стер.

— Я очень… грязно ругался? — наконец негромко спросил он.

— Ага, — по голосу Туу-Тикки было слышно, что она улыбается. — Про «свиноухого фрисса тебе в глотку» я даже не слышала раньше. Ну и не только.

Дэн глубоко вздохнул. Потер глаза — веки горели от соли.

— Фриссы — это разумная раса, гигантские слизни. Ты не сердишься?

— Нет, солнышко. Не на что сердиться. Грен-средний предупреждал меня, как оно может быть. Стэнли, лисище и Дани — их в процессе работы Эндрю сопровождал он. Еще Йодзу и Эшу, но их мы звать не стали.

— Почему?

— В те разы Эндрю опасался, что повредит систему самосохранения. Боялся остановки сердца или дыхания. Но их не было, и в этот раз мы решили обойтись без того, чтобы нас подстраховывал Первый Дом. Тебе полегчало?

— Не знаю. Мне странно. Я всегда прятал эмоции — сначала чтобы меня не выбраковали как сорванного киборга, потом привык. Я никогда в жизни не… выплескивался так.

— Было что выплеснуть, — заметила Туу-Тикки. — В тебе накопилось слишком много непрожитых эмоций. Они бы все равно вырвались, рано или поздно. Это как перегретый котел — как бы прочен он ни был, все равно взорвется. Хорошо, что это произошло здесь и сейчас.

Дэн задумался.

— А если я теперь так и буду… выплескиваться?

— Эмоции лучше прожить. Дэн, солнышко, ты ведь не можешь отвечать за них. Они просто приходят и есть. Ты можешь отвечать только за то, как они выражены. И ты на самом деле был очень сдержан даже сейчас.

— Разве? — удивился Дэн.

— В припадке гнева ты мог бы разгромить весь дом, такое бывает с людьми. И это еще в лучшем случае.

— В худшем — я мог бы напасть на кого-то из вас, — наконец дошло до Дэна. — И вы не боялись?!

— Нет, — покачала головой Туу-Тикки. — Дом под заклятьем. Тебя бы остановили духи.

— Боевого киборга?

— Это духи. Им все равно. Они могут остановить и боевого мамонта. С драконами мы, правда, не пробовали…

Дэн облегченно выдохнул.

— А что, у вас тут бывают и драконы?

— Бывают, но не в истинной форме. У нас кого только не бывает. Это же дом Смерти-и-Возрождения. Сюда многие приходят.

— Как я?

— Нет, так, как ты, к нам пришел только ты, — рассмеялась Туу-Тикки. — Обычно к нам все-таки входят через ворота. Если могут дойти.

— Бывает, что не могут?

— Смерть и Возрождение, — напомнила Туу-Тикки. — Иногда гости бывают так изранены, что не в силах двигаться. Или просто приходят умирать.

Дэн приподнялся на локте, заглянул Туу-Тикки в лицо.

— И что вы делаете с телами? Закапываете в саду?

— Отдаем огню, — ответила она. — Когда один за другим умерли наши первые коты — Сесс и Киану, их тела мы тоже отдали огню.

— Они были старые?

— Двадцать четыре — Киану, двадцать пять — Сессу. Они и так прожили очень долго.

Дэн перевернулся на спину. Баста, пытаясь удержаться, недовольно впилась когтями ему в бок, а потом перебралась на живот.

— Теперь у вас Баста.

— У нас. Нам ее Эшу подарил, когда породу только сертифицировали. Он здесь довольно часто бывает. Они с Греном когда-то играли на Дороге вместе.

— Музыку?

— Да. А потом Грен привез Оуэна и отказался бродить по Дороге как музыкант. Зато мы играем вдвоем. Даем концерты, выпускаем диски. Сейчас у нас просто перерыв.

— Из-за меня?

— Не совсем. Просто совпало. Ты пришел, когда у нас был трехнедельная пауза между концертами, и мы отменили их на месяц вперед.