Мелодия

Сидя в плетеном кресле, Лиза впитывала этот легкий воздух, следила за игрой солнечных лучей в росистой траве, наслаждалась пением птиц. На ее бледном, нездоровом обычно лице играл легкий румянец. Синие глаза светились каким-то чудесным, мягким светом. Такой еще не видел ее Клод.

— Какая ты красивая сегодня, — он опустился на колени у кресла возлюбленной.

— Только сегодня? — улыбнулась девушка.

— Всегда. Но сегодня особенно.

— Это сделал ты. Без тебя не было бы ни этого утра, ни нашей ночи, ни этого покоя в моей душе сегодня. Ничего бы не было без тебя.

— Дриада, прекрасная моя, — Клод целует ее руки. — Светлая, нежная и бесконечно любимая.

Лиза замечает пластыри на его пальцах и мгновенно понимает все то, что творилось в его душе. Глаза ее наполняются слезами.

— Бедный мой, — шепчет девушка

— Ну что ты слезы по пустякам льешь? Заживет как на собаке.

— А те, что в душе? Милый, обещай мне, обещай, что будешь жить, как бы тяжело тебе не было.

— Зачем? — глухо роняет Клод .

— Сейчас ты не поймешь. В первое время будет тяжело. Потом поймешь, что жизнь одна. В ней слишком много боли, чудовищной несправедливости. Но другой ведь нет.

— Хорошо. Давай не будем омрачать этот день. Как ты сказала, другого может не быть.

Влюбленные медленно гуляли по живописным окрестностям. Обнявшись или держась за руки. Боялись будто, что разомкнут руки и исчезнет все, туманом станет. Сидели в тени деревьев. Лиза полулежала в объятиях Клода. Иногда он наклонялся и тихо целовал ее. Говорили мало. Без слов понимали друг друга. Как мало осталось им быть вместе. Каждый вздох, каждый взгляд любимого существа драгоценность.

На обратном пути переходили по камням ручей. У Лизы закружилась голова. Клод подхватил ее на руки. Девушка крепко прижалась к нему и закрыла глаза. Будто искала в его руках спасения не только от головокружения.

Клод стиснул зубы, чтобы не поддаться отчаянию, которое снова поднималось из глубины души. Если бы можно было унести ее далеко-далеко, где нет ни слез, ни болезней, ни страданий. Но нет на земле такого места. А завтра уже нужно возвращаться и включаться в привычный ритм жизни.

И вот чемоданы собраны. Клод благодарит гостеприимную Хозяйку и расплачивается с ней. И видит краем глаза, что Лиза в то самое время о чем–то говорит с хозяйской дочкой, пятнадцатилетней Глэдис. Девочка слушает очень внимательно. А потом согласно кивает головой и вдруг порывисто обнимает Лизу. Девичий договор заключен.

— О чем вы говорили с Глэдис? — спросил Клод уже в самолете.

— О чем можно говорить с девочкой в пятнадцать лет? Конечно о любви, — улыбнулась Лиза. — Я сказала, что у них потрясающие места, и я была здесь счастлива. А она призналась, что ей нравится мальчик из местных. Который не обращает на нее внимания. Я поделилась некоторыми женскими уловками. Она была благодарна. Вот и все.

Клод поверил и не поверил. Слишком искренним был порыв Глэдис. А она не человек порыва. Сурова не по годам. Но допрашивать не стал. Да и не до того сейчас было. Нужно было решать слишком много болезненных вопросов.

Клод поместил Лизу в больницу. Она согласилась больше ради его спокойствия, чем чувствуя необходимость в этом.

— Не хочу, чтобы ты опять оставалась одна, пока я отыграю этот чертов концерт. Я с ума сойду от тревоги за тебя. А здесь врачи, сиделки. Будет все, что тебе нужно. Твой ноутбук, рисунки, книги.

— Хорошо, ты только не волнуйся. Главное, чтобы ты пел. Вокалисту нервничать вредно.

— Ангел мой милый, ты меня еще успокаиваешь, — Клод привлекает Лизу к себе. — А тебе, твоему нежному сердечку разве не вредно волноваться? Давай я пошлю этот концерт к лешему и останусь здесь, с тобой.

— Нет, нет. Я не вправе лишать публику удовольствия. Твой голос слишком большая драгоценность. Я слушала, слушала его и полюбила. Тебя. Такого земного, страстного и увлекающегося. И в то же время, тонкого, нежного и мечтательного. И потому для меня так важно, чтобы ты пел. Всегда пел.

— Родная моя, — Клод крепче прижимает к себе Лизу, — ничто в этом мире не имеет значения, кроме тебя. Ты моя жизнь, мой свет, мое счастье. Не уходи, — вдруг вырывается из самой глубины его души полу стон, полу вздох.

— Я буду с тобой, любимый, — Лиза ласкает рукой его кудри. — В твоей музыке. Пока будешь помнить обо мне.

— Люблю, люблю тебя, — словно в бреду повторяет Клод, покрывая поцелуями ее плечи, лицо, волосы. И он, и Лиза тонут сейчас в жарком тумане, в котором соединяются руки и губы, а души разрываются, предчувствуя скорую разлуку.

— Клод, родной мой, — шепчет, наконец, девушка, — твой Мишель человек редкой деликатности. Но не стоит этим злоупотреблять. Он уже пять раз заглядывал в дверь.

— Пускай все катится в пропасть.

— Не надо, милый. Тебе нужно идти. Я буду ждать.

— Обещаешь?

— Обещаю. Конечно, я обещаю тебе.

Клод не в силах расстаться с любимой. Но, проклятое слово «надо». Кому и для чего надо, чтобы он развлекал публику, в ту минуту, когда может потерять самое родное существо?

— Иди, — Лиза отталкивает его. И он встает пошатываясь. Направляется к выходу. В дверях оглядывается, чтобы запечатлеть ее в своей памяти. Светлую, нежную и бесконечно любимую. Дверь за ним захлопывается. Лиза откидывается на подушки в полном изнеможении.

Она сдержала слово, дождалась. И он был с ней, пока ее сердце не остановилось спустя несколько часов после его возвращения.

========== Клэр ==========

Несколько дней подряд Клод жутко пил. Хотя никогда раньше не злоупотреблял. Немного красного вина и не более. Алкоголем Клод пытался заглушить боль, которая разрывала его изнутри. В конце концов, просто отупеть. Забыть страшное слово: “Никогда”. Заглушить в мозгу ужасный звук, пульсацию сердца, которое вдруг останавливается. А потом снова “тук-тук”, “тук-тук”. Не помогало. Ничего не помогало. И от этого можно было сойти с ума. Мишель пытался его образумить. Напрасный труд. Клод уже сорвал съемку на телевидении. Скандал удалось замять. Но на репутации появилось пятно. Дальше уже быстрая дорожка в пропасть. В один из тех страшных дней на пороге его комнаты появилась Клэр.

— Прости, у меня остались ключи.

Клод молча взглянул на нее. Не выразил удивления. Ему вообще все было безразлично. Клэр стало жутко. Она подошла к нему, взяла за плечи и сильно встряхнула.

— Клод, очнись. Ты губишь себя. Ладно. Тебе наплевать на это. Но ты губишь тех, кто вокруг тебя. Тех, чья вина заключается лишь в том, что они живы, а она умерла. Пойми, в конце концов, что ты губишь её, память о ней. Неужели тебе и на это наплевать? Она просила, она умоляла тебя жить, несмотря ни на что. А ты… Что ты делаешь?!

— Откуда… ты это … знаешь? - выдавил из себя Клод.

— Я была у нее в больнице. Говорила с ней.

— З-зачем?

— Не знаю. Сначала просто из мерзкого бабского интереса. А потом… Я поняла вдруг почему ты… с ней. Мы говорили только о тебе. И ни слова, о ее болезни. Будь же ты человеком. Сделай что-то хорошее в память о ней. Она оставила тебе право распоряжаться ее фотографиями. Сделай выставку. Покажи всем какая она была талантливая, прекрасная. Но не убивай и ее и себя! - последние слова Клэр почти выкрикивает.

Во взгляде Клода, до того пустом и бессмысленном, вдруг вспыхивает какой-то тусклый свет. Права ведь она, права. Это пропасть, в которую он так малодушно увлекает всех тех, кто рядом. И её.

— Клэр, — он смотрит на нее снизу вверх, взглядом ребенка, — как жить, если болит? Я ведь … видел её вчера. Здесь, у окна.

— Но это … безумие! — глаза девушки расширяются от ужаса. — Ты же понимаешь, что так нельзя. Больно, но так живут все. Или почти все.

Клод вдруг наклоняется и целует ее руку.

— Выставка. Ее выставка. Спасибо, Клэр. И фонд. Для таких, как она. С той же болезнью. Не плачь, пожалуйста.

— Не плачу, я уже давно не плачу, — Клэр прижимает его голову к своей груди.