Страница 4 из 39
— Заблудился. Ах ты, бедняжка, — в голосе карманника явно зазвучали издевательские нотки. — Но мы здесь все люди добрые, отзывчивые. В беде не оставим. Проведем, куда надо. А ну пошел, — и поэт ощутил хороший такой пинок, после которого едва удержался на ногах.
Его привели к большому костру, у которого сидело несколько человек самой живописной наружности.
— Вот, Жерар, поймали. Говорит, заблудился, — карманник подтолкнул Гренгуара к довольно крупному и крепкому мужчине средних лет, с проступающей сединой. В мерцающем свете огня шрам на его лице приобретал багровый оттенок и придавал жуткий вид своему обладателю.
— Ну, здравствуй, Гренгуар, — предводитель “Адовой кухни” взглянул на Пьера пронизывающим взглядом, от которого пробирал холодок.
Имя поэта произвело сильнейшее волнение среди членов банды. Послышались негодующие крики, а некоторые приблизились к нему с довольно угрожающими жестами.
— Двор чудес уничтожили не без его участия, — громче всех возмущался хромой оборванец. — Предатель и ничтожество.
— Приютили змею, — вторил ему одноглазый бродяга с изрытым оспой лицом. — Так он и сюда, небось, шпионить заявился. И хвост привел.
— Не было хвоста, — вмешался карманник, который привел Пьера. — Мы проверили.
— А если ты не доглядел? — не унимался Одноглазый.
— Это ж ты у нас самый глазастый, — завелся карманник. — А я так, погулять вышел.
— Да что орать без толку? — крикнул Хромой. — Повесить этого… и дело с концом.
— Повесить! Повесить! — в несколько глоток завопили в толпе и с десяток рук уже протянулись к поэту.
— А ну заткнитесь, — рявкнул Жерар. — И разошлись все. Повесить его всегда успеем. Предоставим последнее слово. Пусть говорит.
В толпе поворчали, но страсти несколько поутихли. В “Адовой кухне” “Красавчика” уважали. Он был справедлив (насколько может быть справедливым вор) и своих никогда не бросал в беде.
— Ты ведь не настолько глуп, чтобы не понимать, какой прием ожидает тебя здесь, — продолжил предводитель “Адовой кухни”, вглядываясь в лицо незваного гостя. — Стало быть, дело у тебя важное. Верно?
— Верно, — Пьер не отвел глаза, хотя сердце у него колотилось, как бешеное. — Дело о жизни и смерти.
— Красиво говоришь, поэт, — усмехнулся Жерар. — О жизни и смерти. Уж не твоей ли смерти?
— И моей, возможно, тоже.
— Звучит немного театрально. Почтеннейшая публика внимает тебе.
И тогда Гренгуар несколько сбивчиво, но толково изложил историю своего знакомства с Мари. Рассказ сопровождался громкими выкриками, то осуждающими, то одобряющими происходящее. Жерар же слушал молча, не перебивая. А когда рассказчик умолк, насмешливо взглянул на него.
— Ты сумасшедший, — констатировал “Красавчик”. — Настоящий сумасшедший. Ты явился сюда, взывать к нашим христианским чувствам, доброте и милосердию, я правильно понял?
— Правильно, — тихо, но твердо ответил Гренгуар.
— Он с чего-то решил, что мы станем рисковать ради его бабенки, — выкрикнул Одноглазый.
— Он принимает нас за идиотов, — поддержал его Хромой и замахнулся на Пьера костылем.
— Повесить его, повесить! — снова раздались голоса.
— Я принимаю вас прежде всего за людей храбрых, — крикнул поэт. — Которые дорожат своей репутацией и не оставляют подлость безнаказанной. Я имею в виду Бородавочника, который подвел вас под облаву.
— А при чем здесь Бородавочник? — недоуменно пожал плечами карманник.
— Какой же ты тугодум, Бернард, — укоряюще покачал головой Жерар. — А идея-то неплоха. Я бы собственными руками придушил эту липкую гадину. Но он хитер. Засел где-то в своей паутине. А по всему Парижу глаза да уши завел. Но деньги он ценит. Любая девчонка в борделе стоит денег. И ее потеря – это потеря денег. Да и сцепить Бородавочника с Традиво, посмотреть, как эти два паука вопьются друг другу в глотку. О, это зрелище. У нашего поэта даже глаза заблестели.
Гренгуар не видел своих глаз. Но руки у него сжались в кулаки при упоминании имени Традиво. И голос задрожал от ненависти, когда он проговорил сквозь зубы:
— Я бы многое отдал, чтобы это увидеть.
— Не верю я ему, — заявил Бернард. — Он последний, с кем я бы пошел на дело. Сдрейфит в самый решительный момент. Смоется.
— Точно, — поддержал его Хромой. — Нас под ножи подведет, а сам как заяц в кусты. Или еще того хуже, сдаст.
Банда снова загалдела, обсуждая сомнительную храбрость Гренгуара и понося его на разные лады. В ответ на это Пьер смог лишь выдавить из себя жалкую улыбку. Он понимал, что оборванцы во многом правы и был невысокого мнения о собственной доблести.
— Есть еще один довод в пользу этой идеи, — снова возвысил голос Жерар. — Отец этой девчонки однажды спас меня. Спас мою ногу. Ты должен помнить об этом, Жженый.
— Я помню, — отозвался из толпы хмурый человек, шея и правая рука которого красноречиво подтверждала его прозвище. — Сам тебя тащил к нему. Зимой. Редкий был человек. Нет таких больше.
— Редкий, — повторил Жерар. — Я отморозил себе ногу, ночуя под мостом в жуткий холод. И все шло к тому, что ее нужно отрезать. А тот лекарь выходил меня. Месяц в доме держал, в чулане. Кормил, лечил. Ты ведь пришел сюда напомнить мне об этом, верно? — развернулся он к Гренгуару.
— Верно, — кивнул Пьер. — Мари однажды обмолвилась, что ее отец выходил бродягу со страшным шрамом на лице.
— Ты странный человек, поэт, — задумчиво пробормотал “Красавчик”. — Ты явился искать благодарности и справедливости на самое дно. У жуликов и воров.
— А что мне оставалось делать, если в среде богатых и успешных подобные качества давно не в чести? А среди отверженных иногда еще встречаются.
— Вы слышали, дети мои? — усмехнулся на эти слова Жерар. — Нас считают благородными людьми. Это лестно.
— Да он меня Архангелом Михаилом назовет, — под общий смех заявил Одноглазый. — Лишь бы свою бабу вытащить.
— Девчонку вообще-то жалко, — тихо, как бы про себя пробубнил Жженый.
— Ну вот ты иди и суй свою голову в петлю, — ворчливо ответил ему Бернард–карманник.
— И пойду.
— Ну и иди.
— Послушайте, — снова взял слово предводитель “Адовой кухни”, — из-за этой гниды, Бородавочника, мы едва не погибли в облаве. Из-за него же наше нынешнее положение настолько незавидно, что мы постановили временно исчезнуть из Парижа, пока все не утрясется. У нас появилась возможность устроить прощальный сюрприз подонку. Подумайте об этом.
— Заманчиво, черт возьми, — вздохнул Одноглазый.
— Кто бы мне сказал, что подохну из-за бабы, — подал голос Хромой.
— Невероятный случай, — поддел его Бернард-карманник. — Может, зачтется тебе на том свете благородный поступок. Единственный.
Среди участников банды послышались смешки и шуточки. В целом настроение менялось к лучшему.
— Итак, большинство не возражает, — подытожил Жерар.
— Не возражает при одном условии, — заявил Бернард. — Если этот вот… поэт выкинет какой-нибудь фортель, пусть прощается с жизнью.
— Точно, — поддержали из толпы.
— Ты слышал? Ты все понял? — Жерар пристально взглянул на Гренгуара и тот обреченно кивнул. — Ну тогда все на сегодня. Нужно время, чтобы обмозговать твою идею. А пока можешь переночевать здесь.
Пьер мучительно выдохнул и почувствовал, что ноги у него подкосились от чудовищного напряжения, связанного со всеми этими переговорами. Он медленно сел на землю и закрыл лицо руками.
— Все. Спекся поэт, — мрачно сказал Бернард. — Заячья душа. Хлипкий. Вот и доверяй такому.
— Дайте ему хлебнуть из моей фляги, — распорядился предводитель “Адовой кухни”. — Мне кажется, на сей раз, он проявит себя.
— Спасибо вам, Жерар, — после нескольких обжигающих горло глотков Пьер взял себя в руки. — Я выдержу. Я должен выдержать.
Комментарий к Адова кухня.
Водевильная часть вышла. Автор просит сильно тапками не кидаться.
========== J’attendrai ==========
План был чрезвычайно прост. Гренгуар, в приметном плаще и шляпе должен был войти к Мари, как всегда. Потом плащ и шляпу надевает она и уходит через кабак, принадлежащий борделю. Это был единственный выход. Там ее подхватывают ребята из «Адовой кухни». Для отвлечения внимания, в кабаке затевается небольшая потасовка с выходом на улицу. Вопли на улице служат сигналом Гренгуару, и он уходит через окно. А дальше все в темпе разбегаются, чтобы встретиться в условленном месте. Представление окончено. Voila.